— А третий, который сбежал? Его поймали?

— Насколько мне известно, пока нет. Но далеко ли он сможет уйти? Один, в незнакомой стране? Начальник дворцовой стражи разослал по всем ближним деревням приказ о его поимке. Начальнику желательно, чтобы его изловили до возвращения императора в Мекнес, ибо разве бежавший раб делает честь начальнику стражи? — Маймаран на минуту замолчал, поправил стопку гроссбухов на изящном столике, инкрустированном перламутром. — Однако я пригласил вас сюда не для того, чтобы обсуждать судьбу беглецов. Вы, кажется, упоминали, что желали бы установить, где находится ваша сестра, которую, как вы полагаете, могут держать в плену в Марокко, и по этой причине вы решили сослужить императору хорошую службу? И теперь, когда вы преуспели в первой части вашего дела, мне хотелось бы узнать, что вы намерены предпринять дальше? И не могу ли я чем-нибудь быть вам полезен? Вы весьма облегчили жизнь мне, негласному смотрителю казны, и я чувствую себя вашим должником.

Гектор оглядел странный беспорядок, в котором здесь располагались драгоценные вещи. Там — огромные опахала из страусовых перьев, тут — груда дорогих ковров и прекрасно сработанных седел; замысловатого вида часы, лежащие на полу циферблатами вверх, несколько зеркал в золоченых рамах, шкура леопарда… Он подумал, что все это — либо образчики дани, собранной императором, либо эти вещи насильно изъяты Мулаем у его несчастных подданных, и тут же вспомнил слова Шона Аллена, говорившего, что Хаким-мореход иногда привозит порох в качестве дани императору.

— Знаете ли вы корсара по имени Хаким-мореход? — спросил он.

— Очередной мореплаватель с наклонностями пирата? — тихо промолвил Маймаран. — Кажется, у вас обширные знакомства среди подобных людей?

— Не знаете ли вы, как я могу с ним связаться?

К огорчению Гектора, негласный смотритель императорской казны ответил:

— Я никогда не встречался с ним лично. Обыкновенно он бросает якорь ниже, у Сали, и весьма тактично присылает в дар его величеству какие-нибудь мелкие диковинки. Видите вон те часы? Вон там, не на полу, а на дальнем столе? Это одно из подношений, присланных им в Мекнес. Часы сделаны в Лондоне и взяты с английского торгового судна, которое Хаким и его дружки-корсары захватили у берегов Испании. Разумеется, я вношу в список все подобные подарки. У его величества есть привычка совершенно нежданно справляться, что сталось с той или иной вещью. У него великолепная память.

— По словам Шона Аллена, смотрителя оружейной, то же самое касается и оружия, даже такого старья, от которого нет никакой пользы. И он говорил мне, что получает оружие от того же Хакима-морехода, которого в свою очередь снабжает человек по имени Тизонни или Тизон. Эти имена вам что-нибудь говорят?

Последовало молчание, и когда Маймаран медленно заговорил, надежды Гектора чуть ожили:

— Это имя мне смутно знакомо. Кажется, если не ошибаюсь, это как-то связано с императорской казной, но — разве все упомнишь? Впрочем… — тут он протянул руку к стопке гроссбухов и, взяв один из них, принялся листать и промолвил: — Сейчас выясним.

Гектор ждал, пока старик внимательно просматривал графы, но вот Маймаран удовлетворенно фыркнул и сказал:

— Разве я думал не так? Вот оно. Значительная выплата на имя Тизона. Деньги были выплачены два года назад.

— Это деньги за оружие? За порох? — нетерпеливо осведомился Гектор. — Шон Аллен говорит, что Хаким-мореход получает все от Тизона или Тизонни. Нет ли в вашем гроссбухе каких-нибудь указаний, кто он такой или где его можно найти?

— Мне не хотелось бы разочаровывать вас, молодой человек, — ответил Маймаран, поднимая глаза, — но это не имеет никакого отношения к оружию или контрабанде. Оно касается лошадей, а если вы хотите узнать больше, вам придется сходить в императорские конюшни.

— Лошадь! — Диас утер рот тыльной стороной ладони и поставил свой стакан на стол.

Испанец-кавалерист в очередной раз заявился к Шону Аллену с визитом, а Гектор поджидал его, чтобы просить о помощи в решении загадки, заданной Маймараном, — за что же именно человеку по имени Тизон были выплачены деньги.

— Совершенно не понимаю, о чем толкует этот старый еврей. Ума не приложу.

— А сам ты никогда не слышал о Тизоне или Тизонни? — спросил Гектор.

— А как же, еще как слышал! Каждый испанец слышал о нем, — развеселился Диас, взял свою шпагу и бросил ее на стол. — Вот тисон, хотя в Кастилии мы произносим это слово как «тизон». Это имя меча, самого прославленного меча в нашей истории. Наш величайший герой Эль Сид владел двумя мечами: один назывался Тизон, а другой — Колада. Каждый мальчишка-школяр зубрит наизусть «Песнь о моем Сиде». Я и то по сей день помню такую строчку, — и он картинно выбросил вперед руку и продекламировал: — «Стоит тысячи золотых монет великий меч Тизон».

— Какое отношение Сид имеет к этой шпаге?

Диас удивленно уставился на Гектора.

— Ты не знаешь истории Сида?

— Нет.

— Шесть сотен лет тому назад своими Тизоном и Коладой он помог изгнать мавров. Как говорится в предании, каждый меч была вполовину длиннее мужской руки, и клинки у них было столь широки и тяжелы, что один только Сид мог орудовать ими в битве.

— Тогда мне кажется странным искать тизон в конюшне благочестивого исламского владыки. Уж если этот великий меч где-нибудь и хранится, так в оружейной или во дворце Мулая. Только вчера Маймаран показывал мне разные трофеи, которые Мулай выставляет напоказ, похваляясь победами над христианами.

Диас скривился.

— Наверное, взял их в испанских городах, которые захватил на севере. И все равно, единственный способ разгадать эту загадку — пойти самим на конюшни и посмотреть. Если Шон тебя отпустит, можно сходить прямо сейчас. Дай только допить.

Армия служителей и конюхов была занята тем, что устраивала лошадей на ночь, когда Гектор с Диасом явились на конюшни. Воздух был тяжел и напитан едкими запахами конюшни, два десятка рабов стелили свежую солому и разносили ведра с водой, наполняя поилки. Слышался стук копыт и фырканье коней, с нетерпением ждущих вечерней кормежки. Диас провел Гектора прямо к главному конюху, маленькому морщинистому мавру лет семидесяти, да к тому же сильно хромавшему (охромел он, по словам Диаса, неудачно упав с лошади).

— Хадду родом из пустынного племени, которое славится особенным умением выращивать жеребят и ходить за лошадьми. Он здесь с того самого дня, когда Мулай начал строить эти конюшни. Недавно Мулай пожелал сделать Хадду вельможей, знатным человеком, в награду за службу. Но Хадду отказался. Он сказал императору, что не хочет быть вельможей. Мулай было впал в ярость за такое пренебрежение — ты же сам видел, как у него глаза наливаются кровью, — но Хадду добавил, что лошадей он предпочитает людям, а поскольку Мулай, как тебе известно, любит своих кошек больше, чем слуг, то он только рассмеялся и пошел прочь.

Только вот беда: главный конюх никак не мог понять, чего от него хотят гости. Гектор с Диасом по очереди пытались растолковать ему суть дела, но не преуспели. Хадду переводил взгляд с одного на другого, все больше недоумевая.

— Тисон? Тизон? Тисонни? — повторял Гектор, произнеся это имя на все лады, какие только мог придумать. — Казначей императора сказал мне, что нашел слово «Тизон» в своих книгах, и это как-то связано с какой-то лошадью.

— Ничего не знаю ни про какого Тизона, — отвечал главный конюх, — а все, что касается лошадей его величества, можно найти в отдельной конюшне, отведенной для лошадей его величества. Пойдем туда, и, может быть, там найдется ответ.

Все трое прошли к императорской конюшне, которую Гектор помнил со своего первого посещения. Хадду повел их вдоль длинного ряда открытых стойл. Животные с любопытством смотрели на них, насторожив уши и поворачивая головы вслед. Хадду часто останавливался, чтобы погладить какую-нибудь лошадь по носу или почесать между ушами. Он знал имя и происхождение всех лошадей и безостановочно говорил о характере каждой и об ее истории. Эта лошадь поступила от амазихов, следующая была подарком от халифа Египта, третья — очень старая, суставы у нее закостенели, но ведь она побывала в Мекке и стала священной. В конце концов они подошли к последним стойлам, в которых, как объяснил Хадду, содержались личные верховые лошади императора. Этих лошадей тренировали и держали всегда наготове, чтобы Мулай мог в любое время сесть в седло, если ему понадобится проехаться в процессии или отправиться по государственным делам. Гектор с Диасом переглянулись и рассыпались в похвалах главному конюху — как прекрасно он содержит этих лошадей. Только когда они добрались до последнего стойла, Диас вдруг остановился, хлопнул себя по лбу и торжествующе воскликнул: