Далее Шелленберг сообщил нечто непостижимое о… послевоенной жизни Мюллера.

Как жизни?!

Ведь полиция совершенно точно подтвердила смерть Генриха Мюллера, было выдано свидетельство об этой смерти… извините, даже два свидетельства. Из-за этого, собственно, и пришлось признать смерть недействительной и объявить шефа гестапо в розыск (до сих пор действителен ордер на его арест!). Шелленберг же далее сказал следующее: «В 1945 году он присоединился к коммунистам, а в 1950-м — один немецкий офицер, возвратившийся из русского плена, рассказывал мне, что в 1948-м видел Мюллера в Москве. Вскоре после той встречи Мюллер умер». Однако телохранитель Гитлера Гюнше утверждал обратное: якобы 2 мая уже все было кончено, и Мюллер «решил застрелиться в Рейхсканцелярии». Но… любовница Мюллера видела его в последний раз 24 апреля. Тогда уже здание гестапо было разрушено, и Мюллер нашел пристанище в одном из бараков в Ванзее, потом перебрался в подземный бункер на Курфюнстенштрассе, а 1 мая оказался в рейхсканцелярии. Тем, кто с ним там разговаривал, он сказал, что собирается умереть. Уходившие из бункера говорили, что он там так и остался. О Мюллере после 2 мая ровным счетом ничего не было известно.

Жив?

Мертв?

Так что союзники отдали приказ проверить, что за останки находятся в могиле, которая принадлежит Мюллеру. Вскрыли. Это было в конце лета 1945 года. Нашли труп в форме СС и с документами на имя Мюллера. Перезахоронили тело, а в 1963 году, поскольку находились свидетели, которые видели Мюллера живым и невредимым, пришлось могилу проверять. Странное дело, в этой могиле оказалась уже парочка трупов, а точнее — целых три. Экспертиза подтвердила: ни один из трех скелетов Мюллеру не принадлежит!

Так где же Мюллер?

Грегори Дуглас, написавший «Вербовочные беседы», убежден, что Мюллер был спасен… нет, не русской, а американскойразведкой. Полезный ведь человек. Столько тайн знает и все в голове держит. Но как же тогда быть со свидетельством Шелленберга? Кто обманывает — Шелленберг или Дуглас? А, может, обманывает бывший глава МВД Чехословакии Р. Барак, который как-то некстати и вдруг признался, что его ведомство вычислило Генриха Мюллера в далекой Аргентине в 1956 году и… вывезло в ЧССР (!), а из пражской тюрьмы худощавого «аргентинца» с большими залысинами передали советской разведке? «Я лично присутствовал на церемонии официальной передачи Генриха Мюллера представителям КГБ и стал свидетелем встречи, которая особенно врезалась в память, — делился воспоминаниями Барак. — Дело в том, что среди советских офицеров, принимавших Мюллера в Праге, был полковник, увидев которого, бывший шеф гестапо моментально расслабился и даже выдавил из себя улыбку. Чувствовалось, что немец давно знает этого человека. И хотя церемония проходила в сухой, подчеркнуто деловой обстановке, было заметно, что камень страха упал с души задержанного. Он довольно бодро взбежал по трапу самолета, и больше я его никогда не видел». Впрочем, куда бы ни делся Генрих Мюллер после 2 мая — сбежал (к русским, к американцам, в Южную Америку или любое иное место) или покончил с собой, он тоже ускользнул.

Но возможно ли ускользнуть от самого себя?

Вряд ли.

Те же, кто оказался на Нюрнбергском и множестве иных процессов, никуда не ускользнули. Да им некуда было ускользать. Они как раз хорошо понимали, что обречены. Они понимали, что никто и никогда не оставит их в покое, пока они живы. Одного они никак не могли понять: в чем их вина. Приговоры ничего им не смогли доказать. Напротив, многое из озвученного на трибунале они попросту считали подтасовкой фактов и ложью. Боюсь, в этом была доля правды. Трибунал собирали как раз для того, чтобы доказать, насколько Рейх был плохим государством.

Наверно, не лучшим.

Наверно, даже очень нехорошим.

Но тем, кто хоть раз держал в руках Протоколы этого трибунала, даже в таком усеченном виде, как наш отечественныйвариант (а иного у нас так и не издали за 60 прошедших с этого суда лет!), не может не броситься в глаза, что и судьи чего-то не договаривают, и обвиняемых резко обрывают, когда они пытаются что-то объяснить, и свидетельства кажутся подтасованными, то есть этот послевоенный суд имел исключительно политическую окраску.

Да он, наверно, и не мог быть другим. Ведь в ответ на обвинение в жестоких бомбардировках английских городов Геринг совершенно справедливо обвинял своих судей в жесточайших бомбардировках немецких городов. Или то, что сделали немцы, плохо, а то, что сделали англичане, американцы, французы и русские, — хорошо? Немцев нужно было обвинить, вот их и обвинили.

Если нужно было судить немцев, так не за то, что было названо военными преступлениями, не за способ ведения войны. Поверьте, четыре союзника вели ее столь же негуманно. Но… немцы начали первыми. За что и получили.

За уничтожение людей?

Наверно, да, это плохо.

Но тогда первым на этом трибунале стоило призвать к ответу товарища Сталина и того нашего юриста, Льва Романовича Шейнина, который отлично поднаторел на отечественных процессах и отправил в лагеря тысячи своих соотечественников, а теперь выступал на этом процессе помощником главного обвинителя от СССР.

«Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся», — говорил обвинитель от США Роберт Джексон, имея в виду лагеря, расстрелы населения и рабский труд. Но ему жали руки советские товарищи, которые занимались точно тем же, за что судили немцев, — расстреливали своих соотечественников, отправляли их в лагеря ничуть не лучше немецких и подвергали тому же рабскому труду с замечательной директивой, чтобы поменьше этих рабов выжило. Однако ни Сталин, ни Берия, ни одна эта гадина с нечеловеческим лицом не получила своей петли на Нюрнбергском трибунале. А ведь западные генералы замечательно знали, как эта волшебная страна Советов со своим победителем-Сталиным выполняет конвенцию хотя бы по правам военнопленных.

Дело в том, что после капитуляции Германии немецкими военнопленными, которым полагались вполне демократические права, были названы лишь те, кто имел гражданство Рейха. Немецкими военнопленными вовсе не считались те миллионы русских людей, которые служили в армии Рейха. Не считались, даже если они носили немецкую военную форму. Многие из них не были ни палачами, ни даже пособниками Гитлера, а мечтали о возрождении собственного отечества. Англичане, французы и американцы отлично понимали, что их толкнуло в рады немецкой армии. Англичане, французы и американцы без единого слова против сдали миллионы этих людей, оказавшихся даже не в советской, а в английской, французской или американской зонах оккупации советским товарищам.

Как это было?

О, прочтите хотя бы страшные страницы книги Толстого о том, как сдавали казаков, которые готовы были умереть, но только не пойти в советский плен. Тех самых казаков, что уходили вместе с семьями на запад, отступали вместе с немецкой армией и теперь оказались разменной монетой в политической игре великих держав.

«28 мая в десять утра полковник Брайар из 1-го Кенсингтонского полка собрал своих офицеров на совещание в штабе батальона в Шпиттале. Объявив приказ по дивизии о репатриации казаков, он стал объяснять, какие меры следует принять, чтобы все прошло без сучка без задоринки… Заняв позиции, офицеры в нетерпении стали ожидать прибытия казаков…

Услышав о репатриации, многие в панике начали срывать знаки различия, пытались избавиться от мундиров и черкесок, выбрасывали документы, которые могли бы засвидетельствовать в НКВД их чины. Офицеры хорошо понимали, что им-то предстоят самые жестокие испытания. Понимали это и англичане — и потому приняли тщательные меры по предотвращению побегов, составили список офицеров (для рядового состава список не заводился). Пораженные обманом англичан, казаки принялись искать виновных… В 9 часов казакам пришлось отправиться на ночь в свои бараки. Но лишь немногие из них спали в ту ночь, и наверняка не сомкнул глаз генерал Доманов. Он понимал, что его ждут жестокие пытки и неминуемая смерть, но его мучило еще и сознание того, что он потерял доверие своих товарищей.