Никто в таверне не поднял глаз, когда туда вошел Билли, точно как тогда, когда Лорри уехала во Флориду. Люди жалели его, как всегда жалеют дурачков, действующих из лучших побуждений. Остановись на дороге пожалеть койота на обочине — и жди, что тебя покусают. Сделай это еще раз — и жди, что вдобавок тебя еще и пожалеют. Билли ничего не имел против и не удосужился сообщить хотя бы кому-нибудь о том, что жена Стенли прислала ему чек на остаток причитавшейся ему суммы. Пусть он и выглядел дурак дураком, но об этом факте он умолчал.
И когда грузовик Билли заметили припаркованным на дорожке к крыльцу дома Стенли, народ стал думать, что он орудует в сарае, забирая оттуда весь тот хороший красный дуб, чтобы использовать его где-нибудь в другом месте. Они думали, что он, наверное, там слегка пакостит, и никто не винил его за то, что он ищет возмездия.
Но дело обстояло совершенно иначе. Он просто наблюдал за тем, как ветер гуляет в верхушках сосен. Он говорил себе, что если чувствовать себя ребенком, то ребенком все равно не станешь, и что если украсть красную грушу со старого дерева, то из этого никак не может получиться большое несчастье. Это все равно что верить — если свистнуть через листик травы, то это вызовет из грязи угрей, существ, живущих в ней так глубоко, что никогда даже и не подумаешь, что там кто-то есть.
Ну а потом Билли Гриффон держался от дома подальше. Он получил свои деньги, он выполнил свою работу. Он заставил себя больше не парковаться на подъезде к дому. На следующее лето он отправился в Мейн, там у него с приятелями образовался огромный заказ — целое поместье. Его задачей было сделать и навесить в библиотеке от пола до потолка книжные полки из «птичьего глаза». Он такую работу любил, но на сей раз она не принесла ему никакого удовольствия.
Когда он вернулся домой на Кейп, то проехал мимо дома Стенли, но они уже уехали в Бостон. Билли подумал — спал ли мальчик в сарае… ловил ли он запах моря по ночам, сидел ли за столом красного дуба… стал ли он счастливее. Он задавался вопросом — приносила ли Мег Стенли своему мальчику холодный лимонад… а может, она сидела на крылечке и смотрела на светлячков, взлетающих над полем… может, подумала о том, как много заботы он вложил во все, что сделал.
На следующее лето Дину Стенли исполнилось шестнадцать. Он получил свои первые права и гонял по городу как сумасшедший на голубом мотоцикле «хонда», рев от которого отдавался эхом, как звук бензопилы.
Местные женщины говорили, что они никогда бы не разрешили своим сыновьям разъезжать по округе на такой душегубке. Да по Дину было видно, что он никого не слушает и не послушается, добавляли они. Он рисковал, слишком быстро вписываясь в повороты на песчаных проселочных дорогах, летя через дождь без непромокаемого плаща и шлема.
Все в городе соглашались, что если и дальше так пойдет, то не миновать ему беды. Людям не хотелось симпатизировать Дину из-за его отца, но игнорировать его было нелегко. Он был ни капельки не похож на отца, он был абсолютно сам собой. Разок, возвращаясь домой с работы, Айв Кросби видел, как мальчик, стоя посреди дороги, держал на руках мертвого кролика. Бедолагу переехал бензовоз Джексона, что, вероятно, случалось весьма нередко.
Происшествие было банальным, но мальчик держал кролика и плакал, действительно рыдал во весь голос, так, как большинство людей по родным и близким не заплачут. Айву трудно было потом выбросить из головы эту картину — бедный мальчуган на коленях, а мотоцикл его валяется в грязном кювете. В другой раз Микки Магуайр в нашем магазине продал ему выигрышный лотерейный билет. Не такой уж и выигрыш, просто три туза кряду, что давало в сумме двадцать долларов, нечему особо радоваться. Но мальчишка Дин перескочил через прилавок и до полусмерти напугал Микки, заключив его в широкие объятия, от которых у Микки кости затрещали.
— О чем он, черт побери, думал? — вопрошал Микки Магуайр у приятелей в таверне.
И правда, собственные отпрыски Микки — Коди и Сигги — достаточно хорошо знали старика, чтобы не лезть к нему с объятиями ни тогда, когда они еще подрастали, ни тем более теперь. Микки ценил свое личное пространство, особенно когда имел дело с дачниками.
— А что бы он сотворил, кабы выиграл пятьдесят долларов?
На следующее лето мальчику исполнилось семнадцать. Весной он разбил свой мотоцикл в городе и поэтому снова ходил пешком. Он гулял и в дождь, и поздно вечером. Бывало, возвращаетесь вы домой после кино или ужина с друзьями, а тут и он, бредет себе с вытаращенными глазами, хотя все знают, что идти-то ему некуда. Ни друзей, ни знакомых, ни ужинов, ни сбора денег. Ничегошеньки.
Народ боялся встретить его на дороге больше, чем столкнуться лоб в лоб с оленем. У Дина Стенли была приятная внешность, он был парнем стройным и длинноногим, почти мужчиной, но в выражении его лица было что-то отталкивающее. Будто он видел нечто, что, кроме него, никто не видел. Будто он смотрел прямо в огонь.
Луис Стенли появлялся в своем летнем домике нечасто, наверное, всего на пару выходных, не больше. Его жена Мег по-прежнему покупала продукты в рыбной лавке и ходила на почту, и казалось, что ей абсолютно все равно, когда с ней обращались как с пришлой. Когда кто-нибудь с ней здоровался, она даже шарахалась назад.
Несколько раз Билли Гриффон встречался с ней в городе, но казалось, она его не узнает. Билли взял из приюта черного щенка, помесь лабрадора, и завел привычку водить собаку на прогулку в лес неподалеку от дома Стенли. Как-то днем он решительно вторгся на их территорию — позволил щенку искупаться в их пруду.
Но когда Билли увидел женщину, плачущую на заднем дворе, он сорвался с места и побежал, а собака помчалась за ним по пятам. У Билли Гриффона было чувство, будто он угодил в заросли ежевики, будто его всего ошпарило крапивой. Будто вот-вот должно случиться нечто неотвратимое. Он осознавал, как мало знает об этом мире, хотя и прожил в нем сорок пять лет. Собака лаяла, и когда Билли поднял глаза, он на старом дубе увидел большую белую птицу. Он заморгал и потом видел только облако.
Лето было жаркое, жарче, чем обычно, и вся трава стала коричневой. Местные жители ждали осени, чтобы листья сменили цвет, а из Канады пришел прохладный воздух. Когда соседи встречались по вечерам у прудов, разговоры заходили о приближающемся учебном годе, о том, как трудно пришлось садам.
И еще они говорили о мальчике Стенли. Как-то ночью в дом вызвали полицию, и Коди Магуайр, работавший с шерифом и еще никогда никого в жизни не арестовывавший, оказался в ситуации, когда ему пришлось уговаривать Дина выйти из сарая, где тот забаррикадировался. Парень сорвал со стен книжные полки и встроенную койку, сложил все в кучу у двери и заявил, что будет защищаться ножом для рубки мяса.
Мег Стенли стояла рядом с Коди, пока он упрашивал мальчика выйти и поговорить. Была жаркая звездная ночь, наполненная пением лягушек и цикад. Миссис Стенли плакала, и было что-то электризующее в ее страхе. Ситуация могла выйти из-под контроля. Это было очевидно.
Жара стояла тошнотворная, как будто слишком приторная. Коди Магуайр сказал, что ему придется позвонить шерифу, вызвать бригаду из соседнего городка. И вот тогда Мег Стенли, которая, если уж на то пошло, сама и позвала его на помощь, заявила, чтобы он убирался с ее земли. На ее лице было такое выражение, будто она понимала, к чему все идет, и была полна решимости не допустить этого. Она настаивала, что может справиться с мальчиком.
Будь Коди поопытнее, он никогда не оставил бы миссис Стенли одну. Но он был всего-то лет на шесть постарше Дина и был рад, что его отпускают с миром. Он со всех ног помчался к патрульной машине и поехал обратно в участок. Даже когда все закончилось, ему пришлось почти полчаса приводить нервы в порядок на парковке, прежде чем он смог написать отчет.
После того случая Билли Гриффон взял за правило, возвращаясь с работы, проезжать мимо. Если он видел свет в кухне, то считал, что все в порядке. Как-то вечером он набрал номер Стенли, и, когда Мег подняла трубку, ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями. Он сказал, что просто хотел узнать, как там его работа. И если нужно еще что-нибудь подремонтировать, то он подъедет и зайдет к ним, никаких проблем.