Тщетно пытаясь сдержать слезы, Кэлли проговорила:

— Я хотела сказать тебе раньше. Хотела открыться в ту первую ночь, когда ты пришел ко мне, но ты не слушал.

Он склонил голову в молчаливом согласии:

— Да, я припоминаю что-то такое… Но даже если все так и то, что ты говоришь, правда…

— Этого не может быть! — взорвался Сальваторе, стукнув кулаком по ручке кресла. — Она сочинила эту историю намеренно. Подумай, Паоло! Первое — почему она сразу же не пришла к нам, а передала детей своей сестре? И второе — зачем было Эрманно соглашаться на эту безумную затею с усыновлением детей своего брата?

— Вы просто ничего не знаете! — снова закричала Кэлли. — Эрманно был зол на Паоло.

— Тогда почему же он прямо мне этого не сказал? — удивился тот.

— Эрманно уже готов был это сделать. Он хотел поставить тебя перед фактом, чтобы ты женился на мне.

— Еще скажи, что ты его отговорила! — ухмыльнулся старик.

Кэлли вспыхнула от ярости.

— Между прочим, синьор Райнеро, именно это я и сделала. Я бы ни за что не вышла замуж за человека, которого ведут к алтарю под дулом пистолета.

— Как благородно, дорогая, но так же и неправдоподобно, — произнес Сальваторе.

— Достаточно правдоподобно, — вставил Паоло. — Особенно если подумать о том, что близнецы мешали карьере Кэролайн. Вот она и выбрала самый легкий путь.

— Неправда! Если бы я могла вырастить их одна, то сделала бы это. Никогда бы не отдала детей в чужие руки!

— Да, это Эрманно и Ванесса тебя заставили, — продолжать издеваться Сальваторе.

— Хватит, отец! Пусть она говорит.

Кэлли кивнула:

— Мне было едва ли девятнадцать. Я осталась одна с малышами, мне некому было помочь. И вот тогда пришло это решение. Кстати, довольно удачное: близнецы выросли в своей семье. — Она вздохнула. — Но больше всего я была рада этому решению потому, что Паоло явно не подходил на роль отца. По сравнению с твоим братом ты был всего лишь плейбоем, у которого на уме одни развлечения и ни на грош ответственности.

— Да, да, как все удачно сложилось. Тебя это тоже освободило от ответственности.

— Ты ничего не знаешь о моих чувствах, Паоло, не тебе меня судить. Мне пришлось отказаться от учебы в престижном вузе, хотя я и прошла по конкурсу. Как мне это далось, никто не знает. Я работала официанткой в Калифорнии, чтобы платить за жилье. И так было, пока я не родила.

Кажется, тень сочувствия мелькнула на лице Паоло. Но то была лишь тень.

— Если бы ты обратилась ко мне за деньгами, я бы не отказал тебе ни в них, ни в жилье.

— Это все гордость, обычная гордость, — покачала головой девушка. — Я не приняла помощи даже от сестры и твоего брата. Что уж тут говорить о тебе…

— Какая трогательная история, однако, — скривился Сальваторе.

— И правдивая к тому же, — заявила Кэлли. — В свидетельстве о рождении близнецов Ванесса и Эрманно заявлены как приемные родители. Но если и этого вам недостаточно, сделайте анализ ДНК.

— С радостью.

Но Паоло вмешался и на этот раз:

— В этом нет никакой необходимости. Я верю ей. Теперь осталось кое-что выяснить про нее саму.

Лидия и Сальваторе удалились к себе. Мимо двери библиотеки протопали ножки детишек. Кэлли с опаской покосилась на Паоло: что это он задумал?

Паоло тоже смотрел на Кэролайн. Ее прекрасное лицо снова побледнело, голубые глаза сверкали гневом, сжатые губы беспомощно дрожали.

Не такой победы он хотел. Он надеялся завоевать доверие Кэлли, которое когда-нибудь, возможно, перерастет в любовь, а теперь видел перед собой разгневанную женщину и понимал только одно: необходимо помириться с ней.

По-прежнему оставаясь неподвижным, Паоло негромко произнес:

— Присядь, пожалуйста. Разговору нас длинный.

— О чем бы это? — поинтересовалась она, но все же села на диван, поскольку уже не чувствовала под собой ног. — Ты хочешь еще раз сказать, как тебе неприятны мои действия? Побереги свои нервы, Паоло. Я все вижу по твоему лицу.

— Ты удивишься, но не ты сейчас занимаешь мои мысли. Я забочусь о детях, Кэролайн.

— Что же, может, так будет лучше, — вздохнула она. — Пусть они ничего не знают о своих настоящих матери и отце. Пусть думают, что их родители — Ванесса и Эрманно.

— Все тайное рано или поздно становится явным. И потом, они имеют право знать правду.

— Тогда об этом расскажу им я.

— У меня другое предложение: мы оба должны открыть им эту тайну.

— Они могут возненавидеть нас.

— Риск — благородное дело. Но это лучше, чем вечная ложь.

— Тебе не надо брать удар на себя. Они же тебя любят, в то время как я для них… всего лишь тетка, — всхлипнула Кэлли.

Паоло поверил в искренность ее слов. Она и правда была готова пожертвовать собой ради спокойствия и счастья детей. Опасаясь поддаться очарованию Кэлли, он нахмурился и жестко произнес:

— Не настал тот день, когда бы я решил вдруг спрятаться за спину женщины.

Она беззвучно вздохнула.

— Тогда уж лучше побыстрее покончить с этим делом. Увидят расстроенную бабушку и тут же догадаются, что произошло что-то неладное.

— Ты угадала мои мысли. Да и к тому же они будут весьма удивлены, когда узнают, что свадьбы не будет. Если только ты не передумаешь.

Кэлли подняла на него заплаканные глаза.

— И не надейся. Этого не будет.

— Ты снова мне не доверяешь, — он задумчиво покачал головой.

— А как я могу тебе доверять, если ты не поставил меня в известность о завещании с самого начала всей этой интриги с замужеством?

— Да какая разница, кого назначили опекуном? Ведь мы с тобой собирались начать совместную жизнь — с детьми, в новом доме. А завещание могло и подождать.

Он замолчал, однако хотел добавить болезненное для себя признание. Во всем виноват я сам, потому что чуть раньше не позаботился построить прочный фундамент для нашего будущего.

— И все же… если бы ты сразу сказал мне о нашем двойном опекунстве, все могло быть иначе, — прошептала Кэлли.

— Думаешь? — Паоло пожал плечами. — Впрочем, теперь неважно, кто прав, кто виноват. Нам надо обо всем рассказать детям. Сейчас я приведу их сюда, а ты пока подумай о том, чтобы эта новость не оказалась разрушительной для них.

Паоло нашел детей в саду. Остановившись в тени арки, он смотрел, как они играют, и размышлял о том, какое это необыкновенное чувство — узнать о том, что у него есть собственные дети. И как он мог с самого начала не почувствовать в них свою кровь?

— Дядя Паоло, это ты! — воскликнула Джина, увидев его. — О чем это вы с тетей Кэролайн разговаривали так долго?

Увидев его грустное лицо, девочка притихла. Ощущение какой-то огромной беды охватило ее.

— Идемте со мной, — кратко сказал он. — Нам надо кое-что вам рассказать.

Дети без лишних слов отправились с ним.

Кэролайн стояла у камина, держа в руках белый платочек. Она была бледна, и даже оранжевые отсветы камина не улучшали дела.

— Кто-то еще умер? — неожиданно спросил Клементе.

— Нет, — поспешно уверил Паоло.

— Тетя Кэролайн такая грустная. Что же случилось?

Паоло глянул на Кэлли, по лицу которой побежали слезы. Говорить она не могла.

— Мы… мы решили отменить венчание, — начал он.

— Но вы должны! — заплакала Джина. — Вы же обещали и нас взять к себе. А ты всегда держал обещания!

Кэролайн была тронута этим детским возгласом.

— Это лишь моя вина.

— Почему? — спросил Клементе. — Что такое ты сделала, тетя Кэролайн?

— Я скрыла важную тайну от вашего дяди и от вас, — печально проговорила Кэлли и тяжело вздохнула. — Дорогие мои, я хотела подготовить вас к этому рассказу, чтобы устроить вам из него настоящий праздник. Но теперь, боюсь, это будет для вас ударом.

— А ты просто скажи нам правду, и все, — заявил Клементе, глядя ей прямо в глаза.

— Ты больше не любишь нас и поэтому не будешь с нами жить? — спросила Джина, подходя к ней поближе.