Нечеретов тихо проговорил:

– Коль скоро она всего-навсего тупая крестьянка, ее и в самом деле нечего допрашивать.

– Рад, что мы сходимся во мнении. Нечеретов посмотрел прямо ему в глаза.

– Но, отведя подозрения от супруги, вы приняли всю вину на себя, и теперь мы обязаны доставить вас в Кремль для допроса.

– Разумеется. - И несмотря на ожидавшую его верную гибель, Николай вздохнул с облегчением.

Уже три дня Николай находился в Беклемишевской башне Кремля - древней твердыни на Москве-реке. В каменной крепости было холодно и мрачно. Николай видел свое дыхание в стылом воздухе камеры. Как ни странно, никто не приходил допросить его. Он сидел в тишине и ждал. Два раза в день ему давали воду и плошку заваренной мучной болтушки. В камере не было ни тюфяка, ни даже кучки соломы. Двое сокамерников Николая сидели на полу с пустыми глазами, безучастными лицами и не откликались на вопросы. Они не назвали своих имен, предпочитали молчать, и только раз кто-то из них отозвался на слова князя о том, что им могли бы дать по крайней мере одеяла.

– Нам ничего не полагается, - невыразительным голосом пробормотал он. - Проступки бояр судят строже, чем бунт простолюдина, потому что от высших царь ждет большей преданности.

Другой молчал, он был явно болен. Сырой холодный воздух камеры на глазах ухудшал его состояние, вызывая тяжкий кашель и сильную лихорадку. На третий день их обоих увели, и больше они не вернулись.

Николай, слушая далекие крики пытаемых, нечеловеческий, болезненный вой, задумался, не кричит ли это кто-то из его бывших сокамерников.

Он начал вспоминать, как его пытали в девятнадцатом веке, и впервые за все время испугался. Покорность судьбе покидала его. Ему не пройти снова через этот ад. Телесные увечья зажили, раны зарубцевались, но душевные страдания… Нет, он не вынесет этого снова. Скорчившись на голом полу, Николай уперся спиной в холодную стену Никогда еще не чувствовал он себя таким одиноким.

Прошел еще день или два, и он понял, что заболел. Его трясло, голова горела, мысли путались. Все стало бессмысленным. Обхватив себя руками, чтобы унять дрожь, он то ли проваливался в беспамятство, то ли засыпал… и наконец позволил себе заплакать. В бреду являлись ему видения: Тася… его отец… Джейкоб… Миша, его покойный брат, смотревший на него с тоскливым укором… Он прятал от них глаза, не хотел смотреть, звал Емелию… Эмму… но они не приходили. Николай говорил видениям, что скоро умрет, что хочет увидеть жену, положить голову ей на колени и заснуть навеки…

Однажды в момент просветления Николая навестил нежданный гость: к нему пожаловал царь Петр собственной персоной. Съежившись в углу, Николай безучастно наблюдал за гигантской фигурой, возникшей на пороге мрачной, вонючей темницы.

– Николай, - обратился к нему Петр, и его бас гулко отразился от голых каменных стен, - мне сказали, что ты болен, и я решил навестить тебя.

– Зачем? - хрипло спросил Николай, еле выдавливая слова через потрескавшиеся губы.

Петр смотрел на него, как родитель на блудного сына.

– Я хотел лично убедиться, можно ли пробудить в тебе здравый смысл. Это не похоже на тебя, Николай. Несколько месяцев ты был сам не свой. Любовь, которую ты питал ко мне, твоя глубокая преданность… куда они делись?

Николай отвернул лицо, не трудясь отвечать.

– Ты позволил бабе погубить себя, - тихо продолжал Петр. - Простая крестьянская девка! Она отвратила тебя от меня, приворожила к себе каким-то заклятием. Иначе ей не удалось бы вытеснить из твоего сердца все, что ты ранее любил и почитал.

Жестокий приступ лихорадки сотряс Николая, и он еще больше вжался в угол.

– Я никогда никого… и ничего… не любил… до нее.

Царь вздохнул и присел рядом с ним на корточки.

– А теперь она довела тебя до погибели. Разве от добра придет такое унижение и разорение?

– Я не предавал вас, - промолвил Николай.

– Пока нет, но семена измены уже посеяны. Я должен быть самым главным в твоей жизни, только я, и никто кроме! Даже не Всевышний! Именно это необходимо мне, чтобы переделать Россию. - Петр пристально вглядывался в лицо Николая. - Даже теперь, - незлобиво продолжал он, - ты одно из самых прекрасных божьих творений, какое я когда-либо видел… Тебе было дано так много, Николай. Неужели тебе суждено прийти к ужасному концу?

– Чего вы от меня хотите? - пробормотал Николай и зашелся в приступе отчаянного кашля. На губах его показалась кровь.

Огромная, похожая на лапу ладонь Петра ласково легла ему на лоб, пригладила волосы, словно балуя любимого зверька.

– Я готов, Николай, еще раз предоставить тебе возможность выжить и вернуть мое расположение. Я все тебе прощу, если ты докажешь мне свою преданность.

Николай устало перевел на него воспаленные глаза.

– Что мне для этого придется сделать?

– Расторгни свой брак с Емелией, заставь ее принять постриг. Отошли от себя навсегда и больше с ней не встречайся. Можешь выбрать себе любую другую подходящую жену. Вернись к той жизни, которую вел раньше, и посвяти себя служению своему государю. Обещай мне все это, и я сию же минуту велю выпустить тебя отсюда. Я прикажу своему личному лекарю ухаживать за тобой, пока ты не поправишься.

Николай ответил слабой улыбкой.

– Я не смогу держаться вдалеке от нее, - прохрипел он. - Знать, что она где-то рядом… и не иметь возможности увидеть ее, коснуться ее… - Он покачал головой. - Нет! - Он снова закашлялся, внутри все горело огнем.

Петр отдернул руку и встал, яростно сверкнув глазами.

– Мне жаль, что ты так мало ценишь свою жизнь. Я ошибся в тебе. Ты выбрал не жизнь для царя, а измену и смерть. Так не жди теперь ни жалости, ни пощады!

– Любовь… - прошептал Николай, опуская голову. - Я выбираю любовь.

Он вновь впал в беспамятство, к счастью, до того, как его пришли допрашивать. Он замерзал, тело коченело, кровь стыла… Но возникавшие в камере призрачные фигуры не откликались на его мольбы дать ему плащ, одеяло, огня, чтобы хоть немного согреться. Он вспоминал, как прижималось к нему гибкое тело жены, как укрывали волны ее пышных огненных кудрей.

– Емелия, мне холодно! - пытался он докричаться до нее, но она мелькнула и исчезла, не услышав его зова.

Его трясло. Образы сказок его детства заполонили камеру: чудища, оборотни, ведьмы, красно-золотая жар-птица… Она взмахнула крыльями и превратилась в Эмму. Хохолок на макушке преобразился в сверкающие красно-коричневые кудри, обрамляющие милое лицо. Николай потянулся к ней, но она отшатнулась от него.

– Эмма, не покидай меня, - напрасно умолял он, но она таяла, уплывала прочь. Тщетно он просил ее:

– Эмма… ты нужна мне!

Время закружилось, завертелось водоворотом, недосягаемым для просьб и молитв. Он почувствовал, как жизнь покидает его и наступающая тьма поглощает уходящее сознание, мысли, память, как все тонет в ее бездонной глубине…

А. С. Пушкин

– Ник! Ник! Открой глаза!

Он невнятно забормотал, желая снова погрузиться в уютную темноту. Но голос, нетерпеливый и тревожный, тянул его на свет, извлекая из глубокого сна. Сморщившись, он протер глаза и, щурясь, приоткрыл их. Оказалось, что он лежит, распростершись на постели, а рядом, на краешке кровати, сидит его жена.

Он был жив… и она была здесь же, яркая и красивая, как всегда.

– Емелия, - выдохнул он, пытаясь приподняться и сесть. Множество вопросов теснилось у него в голове, и он скороговоркой начал было их задавать.

– Не так быстро! Передохни минутку. - Эмма склонилась над ним и, окинув странным взглядом, приложила к его губам тонкий палец. - Ты говоришь по-русски. Но ты же знаешь, что я едва понимаю одно-два слова.