— Повторю: миссис Брайт действительно удалось убедить меня изменить свое первоначальное мнение и дать согласие на твой брак. — Маркус отпил бренди.

— Черт возьми!

— Теперь ты убедился в ее влиянии на меня?

— Да! — Беннет сердито поджал губы. — Да, вполне, хотя в данном случае я выиграл от ее вмешательства. Это так не похоже на тебя, Маркус!

— Да, не похоже. — Он снова посмотрел на механического дворецкого, замершего в углу. — Я всегда старался подчинить свою жизнь ясным и строгим принципам.

— Ты делал это уже тогда, когда я был еще ребенком, — подтвердил Беннет.

— Миссис Брайт заставила меня изменить, а в некоторых случаях просто нарушить целый ряд правил. Если предположить, что я не безумен, то любопытно услышать твое мнение на сей счет.

— Не обижайся, брат, но меня поражает, как ты позволил страсти управлять своим рассудком!

— Однажды я упрекал тебя в том же самом.

— Верно, — нахмурился Беннет. — Ты всерьез намерен жениться на ней?

— Да.

— Постарайся объяснить мне, почему ты решил жениться именно на этой женщине, — вздохнул Беннет.

Маркус задумчиво взглянул на механического дворецкого:

— Рядом с ней я не чувствую себя машиной из пружин и шестеренок.

Беркли внимательно просмотрел последние пометки в своем блокноте. Крепче посадил на носу очки и пристально взглянул на Маркуса:

— Что именно вы надеетесь обнаружить, сэр?

— Я ищу связь между музеем Хардстаффа и человеком, воздвигшим памятник на Ридингском кладбище.

— Не понимаю. Какая может быть здесь связь?

Маркус еле заметно улыбнулся:

— Я плачу вам только за то, чтобы вы ее обнаружили, Беркли.

— Да, милорд. — Поверенный, тяжело вздохнув, поднялся с кресла. — Я немедленно приступлю к расследованию.

— Мы рассказали Марианне сразу же после завтрака. Очень долго она молчала. — Зоя поднесла к глазам платочек. — Я была в ужасе, думала, что теперь она навсегда возненавидит нас… Она заплакала…

Ифигиния, сидевшая за своим столом, обменялась многозначительным взглядом с Амелией. Та подняла брови, но промолчала. Никто не прерывал повествования Зои.

— А потом, — Отис высморкался в свой большой платок, — потом она посмотрела на меня и сказала: «Отец!» После стольких лет она наконец-то сказала мне «отец»!.. И бросилась в мои объятия.

— Клянусь, это была самая счастливая минута в моей жизни! — Слезы радости полились из глаз Зои.

— И в моей, любимая! — Отис подошел к ней, крепко обнял. — Ты не представляешь себе, что значит для меня возможность наконец-то открыто назвать Марианну дочерью!

— Нам следовало рассказать ей все еще в прошлом году, сразу после смерти Гатри, — обратилась Зоя к Ифигинии. — Скольких неприятностей можно было бы избежать!

Ифигиния сцепила лежащие на столе руки и, нахмурившись, спросила:

— Но что будет с ее замужеством?

— Марианна настаивает на том, чтобы рассказать всю правду жениху, — с нескрываемой гордостью поделился Отис. — Наверное, так будет лучше, вымогатель рано или поздно все равно осуществит свою угрозу.

— Думаю, Шеффилд откажется, — вздохнула Зоя. — Ну да ничего не поделаешь. Графы Шеффилды всегда отличались непомерным высокомерием… Жаль, конечно. Это была бы превосходная партия. Но Марианна столь мила, что я просто убеждена — мы легко подыщем ей другого достойного жениха!

— Я предам самой широкой огласке, что собираюсь сделать ее своей наследницей, — решительно объявил Отис. — Естественно, я и так собирался это сделать, но втайне… Хорошее приданое поможет в выборе достойной партии для моей дочери.

— Совершенно верно. — Ифигиния задумчиво повертела в пальцах перо. — Знаете, мне только что пришло в голову, что есть гораздо более простой выход из создавшегося положения.

— Какой же? — полюбопытствовала Зоя.

— Вам с Отисом нужно пожениться. Тогда Марианна по закону станет его приемной дочерью.

— Пожениться?! — изумленно вытаращилась на племянницу Зоя. — Нам пожениться? Но мы и сейчас очень счастливы. Правда, Отис?

— Ты всегда была и будешь счастьем моей жизни, любимая, — галантно ответил Отис. — И сама прекрасно знаешь об этом. Ты будешь занимать самое главное место в моем сердце независимо от того, поженимся мы или нет.

Зоя нежно улыбнулась ему:

— Я тоже буду до конца дней своих любить тебя, Отис.

— Но дело в другом, — живо вмешалась Ифигиния, — если вы поженитесь, само собой снимется необходимость заявлять отцовство Отиса.

— Верно, — кивнула Амелия.

— Не понимаю… — Зоя нахмурилась.

Брови Отиса трагически сошлись на переносице.

— Думаю, очень разумная мысль, дорогая.

Ифигиния вдруг увидела, что глаза его зажглись каким-то новым, совершенно особенным светом. Она улыбнулась.

— Если вы с Отисом поженитесь, он станет приемным отцом Марианны. Она сможет назвать его отцом, и никому это не покажется странным. Он сможет открыто относиться к ней как к дочери, и люди едва ли заподозрят, что это нежность настоящего отца.

— В чем, кстати, тоже нет ничего странного, — заметила Амелия. — Более того, узаконив ваши отношения, вы сразу уладите дела, связанные и с деньгами Гатри, и с наследством Отиса.

— Точно, — кивнула Ифигиния. — Марианна станет богатой наследницей.

— И никому уже не придет в голову сомневаться, — пробормотал Отис. — Совершенно естественно, что я захочу сделать наследницей приемную дочь!

— Господи! — Зоя быстро оценила открывающиеся возможности. — Да она тогда сама сможет выбирать себе мужа!

Отис взял ее руку, поднес к губам:

— А я получу величайшее счастье не только без скандала называть дочерью собственную дочь, но и назвать тебя, любовь моя, своей женой.

— Ах, Отис! — подняла на него глаза леди Гатри. — Ты всегда был так добр ко мне. Только твое присутствие помогало мне терпеть жизнь с Гатри.

— Ты подарила мне наивысшее счастье, — ответил тот. — И если захочешь оставить неизменными наши отношения, я сочту это за великую честь. Но знай, ничто на свете не сравнится для меня с правом назвать тебя своей женой.

Глаза Зои засверкали.

— Как могу я отказать тебе? Я думала, что никогда больше не выйду замуж после того, как освободилась от Гатри. Но ведь ты единственный мужчина, которого я любила в своей жизни. Ты отец моей дочери. Мой лучший, самый преданный друг.

— Я сегодня же выхлопочу специальное разрешение на брак! — ликующе воскликнул Отис. — Уже вечером мы сможем обвенчаться!

— Я почему-то уверена, что Марианна будет счастлива, — заметила Амелия.

Ифигиния ткнула ручкой в листок бумаги:

— А вымогатель лишится еще одного лакомого кусочка. Я начинаю убеждаться, что Мастерс и здесь оказался прав. Он всегда говорил, лучший выход — перехитрить злоумышленника, раскрыв свои секреты.

— И он был абсолютно прав, — подтвердила кузина.

— Но он злоупотребляет своей вечной правотой, — буркнула Ифигиния. — И хуже всего то, что Маркус прекрасно это знает и не стесняется заявлять во всеуслышание. Клянусь, порой я просто бешусь.

— Не потому ли, что ты привыкла сама быть во всем правой? — ехидно заметила Амелия.

Ифигиния хмуро вспомнила свой план разоблачения вымогателя путем поиска владельца печати с фениксом и черного воска.

— Никогда еще не встречала мужчину, который оказывался бы прав чаще, чем я. Это ужасно действует на нервы.

…Но еще больше действовала на нервы мысль, что она влюбилась в мужчину, знающего все на свете, кроме одного — как снова полюбить.

— У Мастерса есть новая версия, Ифигиния? Кто же, по его мнению, намерен выдать на суд света чужие тайны? — спросила Амелия, когда они поднимались по лестнице в контору Адама.

— Он пока не знает, кто этот негодяй. Но самое любопытное его предположение, что миссис Вичерлей не была вымогательницей.

Амелия изумленно посмотрела на кузину: