Толпа подалась вперед, словно пытаясь остановить их, пока они не развалились у подножия холма.

Одна тележка перевернулась и на ходу сбила другую. От толчка обе развалились, и быки, заколоченные в них, кубарем покатились вниз, завывая от боли.

Еще одна телега с размаху налетела на выступ скалы, встала дыбом, сделала полный оборот в воздухе и разлетелась. Животное оказалось зажато между обломков и покатилось вниз, оставляя на камнях кровавый след.

Наконец то, что осталось от тележек, докатилось до подножия холма. Обломки досок и воющие от ужаса и боли животные врезались в бегущую навстречу толпу. Люди не обращали внимания на опасность. Первые ряды еще пытались посторониться, чтобы не угодить под колеса и обломки, и хватались за борта тележек, стараясь их остановить. Но многие из задних рядов оказались-таки под колесами, пока щепки и истерзанные животные не остановились внизу. А сверху за этой бойней, вопя от восторга и хохоча до упаду, наблюдали папские солдаты.

Вооружившись ножами, толпа накинулась на полуживых быков. Люди ногтями выцарапывали тех, что еще застряли в телегах. Животных растерзали на куски живыми, хохоча и норовя отрезать себе кусок пожирнее.

В несколько мгновений крики замученных животных стихли, а их еще дымящееся мясо перекочевало в корзины и короба.

— Вас смущает такое варварство? — спросил Манетто, заметив ужас на лице Пико. — Вы спрашивали об Альберти. А знаете, он живо интересовался этими древними обрядами. Никогда бы не сказали, правда? Такой человек, как он, жадный до всех проявлений природы и движений души, увлекался этими кровавыми обычаями!.. Но Рим не только таков. Здесь обитают утонченные знатоки античной культуры. Я могу вам их показать, — вдруг оживился флорентинец, словно его осенила новая идея. — Кардинал Риарио объявил большой праздник по случаю карнавала и пригласил все знаменитые семейства Рима, даже тех, кто люто его ненавидит. Приглашены также представители диаспор, в том числе и неаполитанцы, с которыми Папа в состоянии войны. Пойдемте туда со мной, и у вас появится возможность познакомиться с теми, кто будет вам полезен.

— Когда состоится праздник?

— Завтра после заката. Ждите меня у палаццо Риарио со стороны церкви Санти-Апостоли. У кого-нибудь спросите, как пройти. Это как раз там, где дорога поднимается на холм Квиринал. Я же прошу отпустить меня до конца дня. Великолепный — хозяин взыскательный, даже когда находится далеко.

Манетто, видимо, не терпелось избавиться от гостя. Он то и дело бросал быстрые взгляды на подножие холма. Пико тоже туда посмотрел. В толпе, уходившей восвояси с добычей, были дети, и шли они в первых рядах.

Однако, вглядевшись, он обнаружил, что это карлики. Они все были на одно лицо, но у Пико появилась уверенность, что его дорога снова пересеклась с дорогой странного египетского племени. Прощаясь с флорентинцем, он подумал, что ему слишком быстро продемонстрировали самые мрачные и мерзкие стороны городской жизни.

— Откуда ты получил это известие?

— От нашего человека у ворот Фламиния. Он там был и сразу побежал предупредить. Я подумал, что вас надо немедленно проинформировать.

С лица Родриго Борджа еще не сошли следы бурной ночи, проведенной с любовницей Ванноццей. Набрякшие веки, глубокие морщины у крыльев носа, горькая складка у губ — лицо маскарона [45]с какого-нибудь фонтана.

«Видимо, дела не слишком хороши», — подумал Квинтон Фернандес, доверенное лицо кардинала, стараясь держаться на почтительном расстоянии, чтобы не попасть под горячую руку. Дурные новости обычно вызывали у Борджа вспышки гнева.

Однако кардинал был скорее удивлен, чем раздосадован.

— Джованни Пико, — пробормотал он, постукивая пальцами по скамеечке для молитвы, стоящей в изголовье кровати. — Я уже слышал это имя. Граф Мирандола, недюжинный ум. Говорят, у него феноменальная память.

— Наш человек говорил о безбородом щуплом юнце, — осмелился вставить Квинтон.

— Да… Ему лет двадцать. И все эти годы он провел под шелковыми покрывалами в своем замке и в шумной студенческой компании. Мой легат в Болонье когда-то хорошо его описал, — с презрительной гримасой прошипел кардинал и снова застучал пальцами по скамеечке. — Однако… что ему надо в Риме?

— Кажется, паломничество, обет или что-то в этом роде.

— Скажите на милость! — передернув плечами, фыркнул Борджа.

— Вы чего-то опасаетесь? — снова осмелел Квинтон.

На миг взгляд кардинала оживила пробежавшая искра.

— Я?.. В стенах Рима должны опасаться меня! А вот за его стенами, там, где моя власть еще не распространилась, надо соблюдать осторожность. Особенно если дело касается Флоренции, этого змеиного гнезда. Наш юнец может оказаться головой одной из змей.

— Почему?

— А потому, что, несмотря на юный возраст, он в большой милости у Лоренцо Медичи. И вот вопрос: не следует ли за ним по пятам тень флорентинца. Великолепный корчит из себя великого покровителя искусств, а сам как был, так и остался разбогатевшим купцом. И есть только одна вещь, которая может придать блеск потомству этой деревенщины, — тиара.

— Медичи собирается посадить кого-то из своих на трон святого Петра?

— Он единственный, кто может перебежать мне дорогу теперь, когда Орсини клонятся к закату, Ровере ослаблены, а ряды Колонны рассеяны. Следи за ним неусыпно, Квинтон, и сделай так, чтобы мы всегда были всего в шаге от него.

Пико вышел на рыночную площадь. Час был ранний, и торговля на Кампо-деи-Фьори шла полным ходом. Продавцы с полными корзинами зелени проталкивались в потоке повозок и навьюченных осликов, зазывая покупателей. На углу возле фонтана открылась винная лавка, на дверях которой красовалась ветка еще зеленого дерева. Отсюда можно было незамеченным наблюдать за входом во дворец Канцелярии, чей каменный фасад тянулся вдоль боковой улицы по направлению к Пантеону.

Пико вошел, бросив взгляд вокруг и изобразив на лице усталость. Заведение немногим отличалось от захудалого кабачка. Вдоль стен громоздились пирамиды бочонков, а дальняя часть помещения была отгорожена каменной стойкой, за которой виднелись еще какие-то бочки и глиняные кружки.

Он шагнул навстречу сердитому хозяину, который дремал за стойкой и вяло что-то жевал. При виде посетителя тот встряхнулся, словно несказанно ему обрадовался. Пико заметил, что торговец оценивающе оглядывает его одежду, видимо прикидывая, на какие расходы он способен. Наверное, осмотр его удовлетворил, потому что он расплылся в широкой улыбке.

— Чем могу служить чужестранцу? — сипло пропел хозяин, широким жестом обводя свои бочонки и бутылки. — Должно быть, вы проделали немалый путь, чтобы явиться в главный город мира!

Он покосился на сбитые носки сапог юноши.

Пико неопределенно махнул рукой. Легкость, с какой торговец определил, что он иностранец, его задела.

— Я купец. И добрый христианин, то есть сочетаю коммерцию с молитвой, — ответил он.

Хозяин одобрительно кивнул.

— Замечательно. Ведь Господь изгнал торговцев из храма, но не из Иерусалима. Святому Иерусалиму они пригодились, и вы пригодитесь Риму, уверяю вас. Чем могу служить, чтобы скрасить ваше пребывание здесь?

Пико рассеянно огляделся, делая вид, что с вожделением рассматривает винные бутылки, а сам не сводил глаз с Канцелярии. Как он и предполагал, отсюда можно было спокойно наблюдать за тем, как в главный подъезд входили и выходили монахи-чиновники. Гвардейцы охраны провожали каждого пристальным взглядом.

Джованни вяло опустился на скамью, напустив на себя равнодушный вид.