В своей записке о войне 1807 года Беннигсен обвинял генерала Маркова в том, что тот своим движением и сопротивлением Бернадоту сорвал начало операции, которая могла принести победу: «Не подлежит сомнению, что генерал Марков поступил бы лучше, не вступая вовсе в сражение при столь несоизмеримых силах. От пленных, захваченных накануне, а также от взятых в тот же самый день, в самом начале сражения, он мог бы узнать, что маршал Бернадот сосредотачивал свой корпус в Морунгене, и в таком случае ему надлежало отступить обратно за дефиле, стараться только охранять выход из оного и немедленно донести обо всем этом. Можно предполагать, что неприятель не выступил бы из своих позиций. Многие из наших дивизий, находившихся очень близко, могли бы на другой день подкрепить наш авангард и обеспечить блестящую и несомненную победу»22. Словом, Марков спугнул крупного зверя. Несомненно, что задуманный Беннигсеном разгром корпуса Бернадота оказался бы болезненным ударом для Наполеона и его армии, а сам Бернадот, может быть, так и не стал бы шведским королем. Вот что значит точка бифуркации в истории: не поспеши Марков, могла бы измениться история, например, Швеции!

Денис Давыдов, побывавший на Морунгенском поле после сражения, увидел гам все то, что обычно остается после кровопролитной битвы: «Уже отстонало поле, уже застыла кровь, тысячи лежали на снегу. Опрокинутые трупы с отверзтыми, потусклыми очами, казалось, еще глядели на небо; но они не видали ни неба, ни земли. Они валялись как сосуды драгоценного напитка, разбросанные и раздробленные насильственной рукой в пылу буйного пира. Мрачный зимний день наводил какую-то синеватую бледность на сии свежие развалины человечества, в которых за два дня пред тем бушевали страсти, играли надежды и свежие желания кипели, как лета пылкой юности»".

На следующий день, 14 января, в армию прибыл посланный Александром 1 генерал Багратион. Ему сразу поручили командование авангардом. После сражения под Морунгеном ситуация на театре военных действий резко переменилась: фактор неожиданности исчез. Наполеон понял, что по Старой Пруссии движется не один обсервационный корпус русских (как раньше полагали французы), а вся их армия. Император французов приказал бить общий сбор, и его войска быстро снялись с зимних квартир. Словом, разъяренный столь бесцеремонным вторжением в его берлогу опасный хищник вылез на поверхность.

Наполеон сразу оценил последствия неудавшегося наступления Беннигсена: удар русских пришелся в пустоту и поэтому неизбежно утратил силу. Император французов решил воспользоваться неосторожным уходом русской армии от своих границ и быстрым маневрированием загнать ее в низовья Вислы, прижать в угол между великой польской рекой и Балтийским морем и там либо разгромить, либо заморить блокадой. Возможно, так бы и произошло, если бы Беннигсен двинулся к Данцигу, но тут ему несказанно повезло — разъезд русских гусар перехватил французского офицера, который вез из Главной квартиры Наполеона маршалу Бернадоту оперативный план действий. Депеша была тотчас доставлена в штаб Багратиона. Тот поначалу думал, что это типичная хитрость французов — доставить противнику «куклу», чтобы «счастливый» соперник на нее купился и тем самым подставил бы себя под удар. Но вскоре отличились и извечные разведчики и перехватчики — казаки. Они поймали второго курьера к Бернадоту с дубликатом того же самого операционного плана. Теперь уже стало ясно, что первая депеша не была фальшивкой и что планы противника, намеревавшегося загнать русских в ловушку, чрезвычайно опасны для русской армии. Приказав своим войскам сделать шумную имитацию подготовки к бою и утром даже послав кавалерию полковника Юрковского атаковать противника, Багратион создал у Бернадота полное впечатление, что русские после первой осечки Маркова продолжают наступление. Тем временем основные силы Багратиона на самом деле начали отступление из расставленной им ловушки. Отход облегчался тем, что Бернадот так и не получил от Наполеона оперативный план. Не зная, что его боевая задача изменилась и ему предписывалось двигаться на соединение с другими силами армии, он начал отходить в другом направлении — к Торну: так ему предписывала старая, бывшая у него на руках диспозиция на случай наступления русских.

«Всего было у него вдоволь, но для других». Денис Давыдов, назначенный в адъютанты Багратиона, примерно в описываемое время приехал в его штаб: «Князь квартировал в красивой и обширной избе прусского поселянина. Он занимал большую горницу, где стояла кровать хозяйская, на которой ему была постлана солома, пол этой горницы тоже был устлан соломою». Для чего это делалось, автор не поясняет. Допускаю, что Багратион во всем подражал своему учителю Суворову, который, как известно, спал на соломе независимо от того, была ли в том необходимость или нет. Возможно также, что Багратиона смущала грязь в горнице, хотя жилища немецких крестьян уже в те времена отличались чистотой. Среди членов свиты Багратиона Давыдов увидел Е. И. Маркова, Багговута, Ермолова, а также Барклая, который «уже пользовался репутацией мужественного и искусного генерала».

И дальше Давыдов приводит бесценные для нас сведения о повседневной жизни Багратиона: «В течение пятилетней службы при князе Багратионе в качестве адъютанта его я во время военных действий не видал его иначе, как одетым днем и ночью. Сон его был весьма короткий — три, много четыре часа в сутки, и то с пробудами, ибо каждый приезжий с аванпостов должен был будить его, если привезенное им известие стоило того. Он любш жить роскошно: всего было у него вдоволь, но для других, а не для него. Сам он довольствовался весьма малым и был чрезвычайно трезв. Я не видал, чтобы он когда-либо пил водку или вино, кроме двух рюмок мадеры за обедом. В это время одежда его была: сертук мундирный со звездою Георгия 2-го класса, бурка на плечах и на бедре шпага, которую носил он в Италии при Суворове, на голове картуз из серой смушки и в руке казацкая нагайка»24. По другим сведениям, князь Петр носил шпагу, подаренную ему самим Суворовым.

Получив утром 20 января от Багратиона французские планы наступления, грозившие ему неминуемым окружением, Беннигсен резко изменил свои намерения. Он решил отходить, избрав для отступления кёнигсбергское направление. Двигавшиеся по разным дорогам корпуса получили приказание сосредоточиться на позиции у местечка Янков, что и произошло утром 22 января. Вскоре туда же подошел Наполеон с армией и расположился впереди города Алленштейна. План предстоящего наступления был для него традиционен: удар по центру и одновременно — охват противника слева и справа. По разработанной в его штабе диспозиции как раз слева должен был действовать против русских Бернадот, но его все не было. В этой ситуации Наполеон предписал явиться на поле боя корпусу Нея, но того задерживали плохие дороги. Тогда, начав обстрел всех русских позиций, Наполеон решил сосредоточить усилия на своем правом фланге. Тут-то и произошла памятная в истории русской армии кровопролитнейшая битва за Бергфридский мост, находившийся на нашем левом фланге, в деревне Бергфрид. В этом месте весь день, до самой темноты, героически бились солдаты графа Н. М. Каменского, сына фельдмаршала, против превосходящих сил французов. Мост и предмостье с обеих сторон реки Алле были устланы русскими и французскими трупами. Беннигсен понимал, что прорыв здесь, слева, будет смертелен для всей его армии, и поэтому не давал затухнуть ни на минуту сражению, все время подбрасывая Каменскому новые и новые резервы. Да и сам генерал Каменский был в тот день хорош. Несмотря на яростное наступление имевших численный перевес французов, он отбил все их атаки, причем не раз сам с солдатами ходил в штыковую. Считается, что с тех времен и поднялась его яркая звезда незаурядного полководца. Однако, увы, век Каменского оказался короток, жить ему оставалось всего лишь несколько лет.

Позднее Беннигсен писал в своей записке: «При этих обстоятельствах благоразумие требовало не удерживать долее позицию при Янкове, тем более что следовало ожидать, что маршалы Ней и Бернадот с их корпусами устремятся на мой правый фланг, хотя появление сего последнего маршала должно было несколько замедлиться (что на самом деле и случилось), так как посланные ему приказания были перехвачены нами. Поэтому я приказал собрать начальников дивизий с целью предупредить их, что армия ночью начнет отходить и соберется у Прейсиш-Эйлау, которое я выбрал местом для генерального сражения»25.