На секунду Брин показалось, что она с этим справится. Ее волнение было запредельным. Он был слишком близко, прикасался к ней, но каким бы нежным ни было его прикосновение, она знала, что где-то глубоко скрыта его мужская сила и мощь, которые, как полной, могут унести ее куда-то далеко, а ее разбитое, израненное сердце выплеснуть на берег какого-то далекого необитаемого острова. А заслуживает ли она чего-то большего? Она — несмотря на чувственный смех и все эти милые уловки — пришла сюда торговать собой.

— Да какое это может иметь значение? — воскликнула она нетерпеливо.

Фотографии — вот что важно. Ее племянники — вот что важно. Ее душевный покой и, возможно, ее здоровье, и здоровье детей…

— Я согласна на все… за эти фотографии, — сказала она отчетливо, нежно и вкрадчиво, как только могла.

Он взял ее руки, поцеловал обе. Их глаза встретились, он улыбнулся.

— Ли?..

— Нет, — сказал он резко.

— Что? — с трудом произнесла она.

Он оттолкнул ее руки и одним ловким движением отсадил подальше на диван и встал, скрестив руки на груди, напротив нее.

— Ты меня слышала — нет. Я ни на секунду не поверил, что ты обо мне заботишься. Шутки кончились. Я не знаю, что за этим всем стоит, и коль скоро ты, кажется, не собираешься мне об этом говорить, тебе не удастся примешать секс к бизнесу. — Его глаза, сверкая по-кошачьи желтым блеском, обежали ее, оценивая. — Награда, конечно, соблазнительная, моя дорогая, но, боюсь, постельный бартер — это не для меня.

Она глядела на него секунду, и мириады чувств проносились в ее душе.

А потом прорвалась злость. Она вела себя как последняя дура — и все зря!

— Ты ублюдок! Просто самолюбивый ублюдок!

Брин вскочила на ноги, и он подумал, что, наверное, она попытается ударить его. Он был готов к этому и перехватил ее кулачок на лету.

— Когда ты действительно захочешь меня, Брин, возвращайся.

— Да скорее в аду снег пойдет! — закричала она, вырывая из его руки свое запястье.

Она резко повернулась, чтобы уйти, и споткнулась о диван. Ли попытался помочь ей, но она отпихнула его руки, и он тихо рассмеялся.

— Возможно, в аду все-таки иногда идет снег, — произнес он насмешливо.

— Никогда! Чтоб ты сгнил, чтоб ты сдох! Надеюсь, твои фанаты раздерут тебя в клочья и скормят тебя стервятникам…

— Как я тебя понимаю, Брин.

Он все еще стоял напротив стойки со стрелами, его золотистые глаза были прищурены, руки на бедрах — истинное воплощение мужской силы и опасности, — когда она хлопнула входной дверью, все еще проклиная его как сумасшедшая.

В машине она расплакалась, а из-под бешено вращающихся колес машины, когда она тронулась с места, брызнул гравий.

Те пятнадцать минут, что Брин ехала до дома, она тысячу раз переходила от злости к отчаянию.

Что ей теперь делать? Когда это чертов шептун позвонит опять, ей придется сказать, что она перепробовала все способы, и если уж эти фотографии ему так нужны, пусть возьмет их у Кондора сам. Это же так просто.

А ей надо позвонить в полицию. Это надо было сделать с самого начала. Не изводиться страхом, беспокойством и…

Унижением, которому ее подвергли в этот ужасный вечер!

Он с самого начала знал, что ей от него что-то надо. С самого начала. И он играл с ней все это время, подыгрывал ей исподволь с тем же самым мастерством, с которым играет на своих барабанах. Позволил ей приехать к нему, все это время зная, что ничего не собирается для нее делать. «Возвращайся, приходи назад.»

Да будь он проклят! Она выставила себя дурой, сглупила с этой ее сексуальной сделкой, выставила себя с самой худшей стороны. И самое главное, она так и не получила фотографий!

Машина с визгом свернула на дорожку к дому. Брин немного посидела за рулем, охваченная дрожью, удивляясь тому, что она уже у себя. Хорошо, что она знала Тахо как свои пять пальцев. Инстинкт сам привел ее домой.

«Сделай глубокий вдох, — сказала себе самой Брин. — И успокойся. Надо войти и поговорить с Барбарой будто ничего, так, будто ничего не произошло».

Она взяла сумочку, но ее шарф остался у Кондора. Небольшая потеря. Она почувствовала большой соблазн сжечь всю одежду, которая была на ней в этот вечер.

«Не хлопай дверью, Брин! Дети спят. Войди, широко улыбнись Барбаре и скажи ей, что немного выпила и вообще здорово провела вечер».

Она уже подошла к парадной двери, но недовольное выражение все еще оставалось на ее лице.

Фонарь над крыльцом не горел. Барбара всегда заботилась о том, чтобы парадный вход был освещен — гораздо больше, чем Брин. Каждый раз, когда она приходила, обязательно его зажигала. Взломщики, утверждала Барбара, гораздо более склонны нападать в темноте, а не тогда, когда вовсю горит свет.

Брин, пытаясь вставить ключ в скважину, сразу же позабыла про Ли — дверь сама распахнулась, и она застыла на пороге, озадаченная.

Она слышала, как говорит телевизор. В гостиной горел свет, на кухне тоже. Казалось, все как всегда. Ей были даже видны ноги Барбары, лежащие на изножье дивана.

— Барб? — тихо позвала Брин.

Ответа не последовало. Осторожно Брин вошла в дом и на цыпочках подошла к дивану. Барбара расположилась там, и, судя по ее спокойной позе, вполне с комфортом. Хоть она и была несколько бледна, но спала, видимо, здоровым, крепким сном, раз даже не слышала, как вошла Брин.

— Барб?

Брин потрясла подругу за плечо. Барбара застонала и вздрогнула, как будто от боли, но глаза ее оставались закрытыми. Встревоженная, Брин потрясла ее за плечо сильнее.

— Барб!

Барбара застонала громче, ее веки затрепетали, и наконец она открыла глаза. Она непонимающе уставилась на Брин.

— Барб, это Брин. Что случилось? Все в порядке?

Взгляд Барбары стал более осмысленным. Она заморгала опять, словно в изумлении:

— Брин…

Она пошевелилась, потом застонала, сжимая голову.

— Барбара! Что тут происходит? — повторила Брин, теперь по-настоящему обеспокоенная.

— Я… я не знаю, — пробормотала Барбара. — Должно быть, я заснула, но — господи боже! Моя голова! У меня такое ощущение, что мне на голову тонна кирпичей свалилась. Я… помню, как сидела здесь. Смотрела этот новый мини-сериал. И… ничего после этого не помню.

— Ты можешь сесть, Барб?

— Да… думаю, что могу.

Брин присела рядом с Барбарой. Она схватила руки Барбары, оторвав их от головы, и тщательнейшим образом оглядела затылок подруги. Кровь застыла в ее жилах, когда Брин обнаружила там шишку размером с грецкий орех.

— О, Иисус сладчайший, Барб! Похоже, тебя действительно стукнули тонной кирпичей. Я пошла за льдом. Посиди так.

Брин бросилась на кухню, второпях рассыпала почти весь лед по полу и помчалась обратно к Барбаре.

— Повернись на бок, Барбара, и я положу лед. Подумай, Барб. Может, все-таки что-то случилось?

Барбара плюхнулась назад на диван.

— Клянусь тебе, дорогая, я не лишилась разума — мне его просто вышибли. Я сидела здесь и смотрела телевизор. Я не вставала и не ходила и… Я…

Глаза Барбары мгновенно распахнулись, наполненные ужасом. Она посмотрела на Брин, ее взгляд беспокойно обежал комнату, а потом снова обратился на подругу.

— Брин! — Ее голос перешел в испуганный шепот. — Здесь кто-то есть! Тот, кто стукнул меня по затылку!

Брин судорожно глотнула, а по ее телу пробежала холодная волна. Да, это было очевидно. В доме кто-то побывал. И стукнул Барбару по голове. Он убежал или как?

— О господи! — прошептала Брин.

Барбара стала подниматься с дивана.

— Надо прямо сейчас позвонить в полицию.

— Нет! — почти выкрикнула Брин.

Барбара взглянула на нее так, будто Брин сошла с ума. Брин, понизив голос до шепота, сказала:

— Нет, погоди… Давай проверим дом. Мальчики…

— Думаю, мы должны позвонить прямо сейчас…

— Нет, Барб, пожалуйста! Я только… Подожди. Подожди, и я попытаюсь объяснить… Но сначала…