— А Роб обедает дома?

Хороший вопрос!

— Он ушел на пробежку, но с минуты на минуту должен вернуться. Спроси у него сама. — Миссис Вестерфилд ощутила предательскую дрожь в голосе. Вчера весь день Роб казался веселым и жизнерадостным. Когда весть о смерти Андреа Кавано разнеслась по городу, Линда не сомневалась, что сын расстроится. Но этого не произошло: убийство Андреа никак его не тронуло. «Я ее почти не знал», — обронил он.

Может, Роб, как и многие в девятнадцать лет, не хочет принимать смерть как что-то возможное в таком юном возрасте? Или так он пытается уйти от осознания бренности своего собственного существования?

Линда медленно поднималась вверх по ступенькам, сгорбившись под тяжестью предчувствия надвигающейся катастрофы. Они переехали в этот особняк, построенный еще до Американской Революции, из городского коттеджа в восточном Манхэттене на Семнадцатой улице шесть лет назад, когда Роба отправили в частную школу-пансион. К тому времени Вестерфилды уже решили, что хотят постоянно жить в этом небольшом городке, в который они традиционно приезжали на лето к матери Винса. Винс пришел к выводу, что здесь можно делать неплохие деньги, и стал вкладывать средства в недвижимость.

Этот дом, в котором терялось само ощущение времени, всегда являлся для Линды источником тихой радости, но сегодня она даже не остановилась, чтобы провести рукой по отполированному дереву перил лестницы или полюбоваться чудесным видом на долину, открывавшимся из окна наверху. Линда направилась прямиком в комнату Роба. Дверь оказалась заперта. Роб ушел час назад и мог вернуться с прогулки в любую минуту. Линда с опаской открыла дверь и вошла в комнату.

Кровать была разобрана, зато в самой спальне царил неестественно образцовый порядок. Роб весьма педантичен к своей одежде — иногда, чтобы добиться идеально ровных стрелок, он даже отглаживал еще влажные брюки. Но вот грязную одежду он бросал где ни попадя. И сейчас миссис Вестерфилд предполагала узреть кучи брюк и рубашек, сваленных на пол в ожидании Розиты.

Линда быстро прошла через спальню и заглянула в корзину для грязного белья в ванной. Пусто.

После отъезда Розиты в четверг и до сегодняшнего утра Роб выстирал и высушил всю грязную одежду, которую носил вчера и в четверг. Но зачем?

Линда хотела еще проверить шкаф сына, но решила не рисковать. Скандал ей сейчас не нужен. Миссис Вестерфилд вышла из комнаты, предусмотрительно заперла за собой дверь, спустилась в прихожую и свернула за угол, к хозяйским апартаментам, которые они с Винсом достроили, расширяя дом.

Похоже, у нее начинался приступ мигрени. Линда бросила папку с проектами на диван в гостиной, зашла в ванную и достала аптечку. Приняв две таблетки предписанного врачом лекарства, миссис Вестерфилд посмотрела в зеркало и поразилась, насколько бледной и измученной она выглядит.

На ней был спортивный костюм — закончив работать с набросками, она хотела пробежаться. Каштановые волосы она убрала назад повязкой, но с макияжем решила не возиться. Откровенно говоря, с этими морщинками вокруг глаз и в уголках рта выглядит она явно старше своих сорока четырех.

Окно ванной выходило во дворик перед особняком и на подъездную аллею. Линда выглянула на улицу: к дому подъезжала незнакомая машина. Через несколько минут в дверь позвонили. Миссис Вестерфилд ждала, что Розита свяжется с ней по интеркому и сообщит, кто приехал. Вместо этого та сама поднялась наверх и вручила ей визитную карточку.

— Он хочет поговорить с Робом, миссис Вестерфилд. Я объяснила ему, что Роб еще на пробежке, но он сказал, что подождет.

Линда была сантиметров на двадцать выше Розиты, в которой роста — всего полтора метра с небольшим, но, увидев имя гостя, она буквально повисла на маленькой женщине, ища поддержки и опоры. На визитке красовалась надпись: детектив Маркус Лонго.

Куда бы Элли ни приходила, она везде чувствовала себя лишней. После отъезда милого детектива она попыталась найти маму, но миссис Хилмер объяснила, что доктор дал маме какое-то лекарство, и она отдыхает. Папа закрылся в кабинете и почти не выходил оттуда. Сказал, что хочет побыть один.

Вечером в субботу из Флориды приехала бабушка Рейд, но она все время рыдала.

На кухне сидели миссис Хилмер и несколько маминых подруг из бридж-клуба. Элли услышала, как одна из них, миссис Стори, проронила:

— Мне так жаль, что я ничем не могу им помочь. Но, по крайней мере, мы рядом, и Дженин с Тедом не так одиноко.

Элли вышла на улицу и решила покататься на качелях. Она раскачивалась все сильнее и сильнее, качели взлетали все выше и выше. Элли захотелось, чтобы они перевернулись. Так, чтобы упасть с самого верха и сильно удариться о землю. Может, хотя бы тогда внутри будет не так больно?

Дождь прекратился, но все равно было пасмурно и холодно. Скоро Элли поняла: как бы она ни старалась, качели не перевернутся. Тогда она вернулась в дом и прошла в коридор перед кухней. Оттуда доносился голос матери Джоан, которая сидела на кухне вместе с другими женщинами и, судя по всему, плакала.

— Я удивилась, что Андреа ушла так рано. Уже стемнело. Я еще подумала, не подвезти ли ее домой. Если бы только...

— Если бы только Элли сказала им, что Андреа любила забираться в этот гараж, который дети называли «убежище», — раздался голос миссис Льюис. — Ведь Тед еще мог успеть.

— Если бы только Элли...

Как можно тише, чтобы они ее не услышали, Элли вернулась к черной лестнице и поднялась наверх. На ее кровати лежал чемодан бабушки. Это уже интересно. Получается, бабушка не будет спать в комнате Андреа? А ведь спальня сестры теперь свободна. Может, ей разрешат спать там? Тогда, если проснуться ночью, можно представлять, что Андреа вот-вот вернется.

Элли приоткрыла дверь в комнату сестры тихо-тихо, как по утрам в воскресенье, когда заглядывала туда, чтобы проверить, спит ли еще Андреа.

Возле письменного стола стоял папа. В руках он сжимал фотографию.

Элли поняла, что это — детская фотография Андреа, та, в серебряной рамке с выгравированной наверху надписью — «Папина дочка».

Элли стояла и смотрела. Тем временем папа подошел к музыкальной шкатулке — еще одному подарку новорожденной Андреа. Папа любил рассказывать, что маленькую Андреа было сложно уложить спать, и он заводил музыкальную шкатулку и, напевая, танцевал по комнате с девочкой на руках, пока Андреа не засыпала.

Элли как-то спросила, укладывал ли так папа и ее. Но мама сказала, что нет, потому что Элли всегда быстро засыпала. С самого рождения с ней не возникало никаких проблем.

Музыка лилась по комнате, и слова песни долетали до Элли:

"... Ты папина дочка, которую нужно хранить и оберегать.

Ты — дух Рождества, моя звездочка на елке...

И ты папина дочка"[3]

Элли стояла и смотрела. Папа присел на край кровати Андреа, и из его груди вырвалось глухое рыдание.

Элли на цыпочках вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь так же тихо, как и открыла.

Мою сестру Андреа убили почти двадцать три года назад, но мне все время кажется, что это случилось вчера.

Роба Вестерфилда арестовали через два дня после похорон. Ему предъявили обвинение в убийстве первой степени тяжести. Главным образом благодаря моим показаниям полиции удалось получить ордер на обыск дома Вестерфилдов и автомобиля Роба. В доме обнаружили одежду, которая была на Вестерфилде-младшем в тот вечер, когда он лишил жизни мою сестру. Несмотря на то что Роб ее тщательно выстирал с отбеливателем, экспертизе удалось выявить на ней следы крови. В багажнике автомобиля нашли орудие убийства — домкрат. Роб вымыл и его, но на домкрате все же осталась крошечная частица волос Андреа.

По официальной версии защиты, в вечер убийства Вестерфилд-младший поехал в кинотеатр. Парковка была забита, и он оставил автомобиль на соседней заправке. Сама станция уже закрылась, но во внутреннем гараже, как утверждал Роб, еще работал Пол Штройбел. Роб заглянул к нему и сказал, что оставит машину здесь и заберет после сеанса.