Поэтому она и бросилась защищать того, кого давно хотела уничтожить.

—  Отдай его нааам… отдай его нааам… отдай его нааам… — Хаос голосов превратился в хор, певший одни и те же слова: — Отдай его нааам… отдай его нааам… отдай его нааам…

Нибелунги требовали то, что принадлежало им по праву. Они давно ждали этой смерти. Принцу Исландии суждено было утонуть во время своего бегства от Вульфгара.

— Нет! — закричала валькирия. — Говорю же вам: его час еще не пробил!

—  Не твоеее слооовооо… не твоеее решшшениеее…

И они были правы. Брюнгильда и думать не хотела о том, что сделал бы Один, узнай он о ее вмешательстве. И все же…

Корабль вздрогнул и покачнулся: шторм требовал своего. Волны яростно бились в защитную оболочку, созданную Брюнгильдой. Ее власть над стихией не продержится долго.

— Какая вам разница, умрет Сигурд сегодня, через год или через десять лет?

—  Слишшшком долгооо… дляяя проклятияяя… слишшшком поздняя месссть…

— Чушь! — закричала валькирия. — Вам же нравятся страдания? По крайней мере, вы наслаждались страданиями его отца. И вы знаете, что, когда Сигурд доберется до суши, ему придется несладко. Дайте ему выжить сегодня, чтобы его завтрашняя смерть была еще слаще для вас.

Голоса нибелунгов стали звучать резче: духи спорили между собой. Иногда Брюнгильде казалось, что голоса некоторых из бесплотных теней громче остальных. Может, у них есть свои предводители? Но никто ничего не знал о нибелунгах наверняка, и поэтому ответа на этот вопрос не было.

И наконец…

—  Пусссть живееет… чтобыыы умереть… для нассс…

Если бы у Брюнгильды была душа человека, она искренне порадовалась бы. Вместо этого валькирия, невозмутимая и уверенная в себе, вскочила на спину коня.

— Что ж, тогда сегодня мне не придется обнажать меч. А когда Сигурд падет в битве, мы утешимся с вами вместе.

—  Да здравствуееет твоя ложжжь… Брюнгииильдааа…

Брюнгильда не стала задумываться о том, что же означала эта фраза. Она подождала несколько секунд, пока духи уйдут прочь, скользя по воде и опускаясь в морские глубины, а потом пришпорила своего коня. Восемь потоков искр осветили палубу, и валькирия направила своего верного коня к облакам. Сегодня у нее еще были дела в этом мире.

Шторм освободился от заклятия Брюнгильды, но силы природы уже не пытались потопить маленький корабль. Волны принялись толкать суденышко вперед, словно хотели избавиться от него поскорее.

Поврежденный корабль с лежащим без чувств принцем направился к берегу. При этом никто не следил за ним.

Гонец прибыл на быстром скакуне, и при дворе тут же началась кипучая деятельность. Но по мере того как замок менялся на глазах благодаря усилиям слуг, которые украшали здание и посыпали дорожки свежим гравием, менялось и настроение принцессы Ксандрии. Девушка сидела у окна в своих покоях, держа на коленях старинные книги. Она полностью погрузилась в мир древнегреческих и древнеримских мыслителей.

В дверь постучали, но принцесса даже не подняла головы.

— Входи, Хеда.

Придворная дама приблизилась к ней, опустив взгляд.

— Нужно, чтобы вы хотя бы определили порядок блюд для банкета, ваше высочество.

Это была даже не просьба. Все ожидали от Ксандрии, что она будет с радостью готовиться к возвращению отца, но изобразить необходимый восторг она не могла.

— Да какая, черт возьми, разница, чем они будут набивать себе желудки в первую очередь — говядиной или свининой?

Хеда была подданной принцессы, но в ее обязанности входило воспитание девушки и умелое руководство ее поведением в случае необходимости. А необходимость в последнее время возникала все чаще.

— Король Вульфгар возвращается победителем. И его нужно приветствовать как победителя. Пускай на сердце у вас печаль, но не позволяйте ей омрачать ваше лицо. Вы же знаете, сколь страшен король в ярости.

Ксандрия задумчиво кивнула. В память о ярости отца у нее остались шрамы. И два изувеченных пальца на левой руке, которые не шевелились с тех пор, как Вульфгар наступил на них сапогом.

— Мой отец уже давно не может заглянуть мне в душу.

Подойдя еще ближе, Хеда начала аккуратно складывать книги. Она была невысокого мнения обо всех этих искусно разрисованных страницах, от которых в хорошенькой головке принцессы появлялись всякие глупые идеи.

— Простите мне мою дерзость, ваше высочество, но если жизнь при дворе кажется вам столь невыносимой, то у вас всегда есть выход.

Ксандрия вздохнула.

— Я знаю. Но говорят, что умирать от яда больно, да и тот, кто наложит на себя руки, не попадет в рай.

Побледнев, Хеда прижала руки к груди, сдерживая крик ужаса.

— О нет, принцесса, я вовсе не это имела в виду!

Повернувшись к ней, Ксандрия расхохоталась.

— Я знаю, дурочка! Ты говоришь о замужестве, хотя я, честно говоря, не уверена, следует ли предпочесть ей смертельное зелье.

Хеде потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Юмор принцессы был грубым, а иногда обидным.

— Вместе с принцем вы могли бы уехать в другое королевство, туда, где тепло и где люди не голодают. Кто был бы лучшей королевой, чем вы?

Ксандрия смотрела из окна на заходящее солнце. Мысль о браке была ей отвратительна, ведь тогда она не просто стала бы королевой, но и взяла на себя обязанность подчиняться супругу. Будучи принцессой, Ксандрия еще могла позволить себе пару глупостей — став королевой, она уже не имела на это права. Кроме того, вряд ли бы ей разрешили построить всех принцев перед дворцом, как на параде, чтобы она выбрала самого умного и начитанного кандидата. Как только она хотя бы намекнет, что готова к замужеству, Вульфгар тут же выберет ей подходящего — по политическим соображениям — супруга с набитой золотом сокровищницей. В конце концов, Вульфгар должен был следить за тем, чтобы Ксантен мог противостоять укрепляющемуся королевству франков. О принце, который мог бы понравиться Вульфгару, принцессе даже думать не хотелось.

Свою жизнь в Ксантене Ксандрия воспринимала как заточение, поэтому была уверена, что если однажды и зазвенят ее свадебные колокольчики, то она лишь сменит одну тюрьму на другую. И все же иногда, а в последнее время все чаще, Ксандрия мечтала о принце на быстром коне — сильном мужчине с широкими плечами и умным взглядом. Она грезила о горячих поцелуях под дождем и прикосновениях к влажной коже на меховой подстилке перед камином. Возможно, такого мужчины не было среди принцев соседних королевств. Его не было ни в Саксонии, ни в королевстве франков, ни в Дании. Но в часы одиночества для Ксандрии было достаточно самой мечты о нем. Она просыпалась с учащенным дыханием и закипающей от страсти кровью. Ах, если бы ее ласкали мужские руки, а не ее собственные…

— Принцесса? — осторожно спросила Хеда, и Ксандрия испуганно вскинулась. — О чем вы думаете? О принце, который вас сосватает?

— Нет, — ответила девушка, смутившись. — Вовсе нет. Но мне бы хотелось побыть одной. Когда вернется отец, я вряд ли смогу насладиться одиночеством.

Кивнув, Хеда вышла из комнаты.

Ксандрия улыбнулась и попыталась силой мысли заставить солнце садиться быстрее. Ей хотелось, чтобы поскорее наступила ночь и подарила ей во сне встречу с ее принцем. С принцем, который принадлежал только ей…

Сигурд не почувствовал, как его корабль выбросило волной на берег. Он не слышал треска ломающегося деревянного корпуса судна, севшего на мель. Волны бросали его тело из стороны в сторону, пока наконец не вытолкнули на берег. Они нежно уложили принца на песок, хотя могли бы швырнуть его на скалы, чтобы погасить последнюю искру жизни в измученном теле. Сигурд был еще жив. Его израненные ноги омывала вода, а руки зарывались во влажный песок.

До берега доплыл не принц Исландии, а человек, превратившийся в жалкую тень воина. Все его тело покрылось соляной коркой, мелкие порезы воспалились. Юноше повезло, что он был без сознания, иначе он умер бы от боли. Многие кости были сломаны. В более спокойные дни они срастались, но, когда волны становились сильнее, они снова ломались, словно ветки.