Через пару недель у меня сложилось впечатление, что дядя Миша на себя наговаривал. Ведь если он действительно почти не умел летать, то вся его квалификация являлась плодом недельных тренировок, причем в одиночку. Я же летал с инструктором, то есть за ту же неделю вроде бы должен был достичь примерно тех результатов, какие демонстрировал майор при первых полетах со мной. Однако хрен, хоть сколько-нибудь прилично сесть у меня до сих пор не получалось. Один раз нам даже пришлось слегка подремонтировать шасси, несмотря на то, что по сравнению с оригиналом этот узел был сделан существенно прочнее. А уж сесть так, чтобы закончить пробег у черты, нарисованной поперек взлетно-посадочной полосы неподалеку от ее начала, нечего было и думать. Я промахивался как минимум на пятьдесят метров, причем до самого конца не мог сообразить, с перелетом снижаюсь или недолетом. Но, с другой стороны, ничего особенно страшного в этом не было. Пробег "Шаврушки" составлял метров сто, если не пользоваться тормозами. Значит, двухсотметровой площадки хватит даже такому пилоту, как я.

Старт экспедиции был назначен на конец октября, с этого времени и до начала марта штормы на двадцатых широтах южного полушария случаются довольно редко, да и ветры летом по идее должны быть более благоприятными. У нас почти все было готово, оставалось немного – установить радиомаяк на Питкэрне и приготовить мачту, чтобы по дороге снабдить таким же устройством атолл Оэно.

Два маяка мне понадобились потому, что я реально оценивал свои возможности как штурмана. Если повезет, то у меня получится определить широту и долготу по солнцу с точностью до нескольких градусов. Но в случае пасмурной погоды, а уж тем более шторма не получится определить вообще ничего. А радиомаяк можно слушать когда угодно, хотя, конечно, в шторм точность измерений упадет.

Но по одному маяку можно определить только направление. Чтобы вычислить расстояние, нужен второй. И угол между ними, ясное дело.

Так вот, по отношению к нашему предполагаемому курсу острова Хендерсон и Питкэрн лежали практически на одной прямой, поэтому маяк имело смысл ставить только на одном из них. А вот линия, соединяющая Питкэрн и Оэно, была перпендикулярна курсу экспедиции, что создавало наилучшие условия для измерения наблюдаемогог угла между маяками на них. От одного острова до другого было сто пятьдесят километров, то есть даже пройдя две трети пути до Австралии, я все равно смогу определять расстояние до этих островов.

Питкэрн был выбран из-за того, что на нем имелась гора высотой почти четыреста метров.

На Оэно придется ставить вышку, этот атолл даже более плоский, чем Хендерсон.

Вот я и сплавал на Питкэрн, поставил на горе передатчик и загрузил "Мечту" десятиметровыми брусьями, специально подготовленными на тамошней лесопилке для вышки под маяк на Оэно. Фокус с быстрой переправкой пиломатериалов через двадцать первый век сейчас не проходил, потому как гараж в Москве, где стоял комплект открывающей аппаратуры, имел в длину шесть с половиной метров. Не подходил и тот, что недавно появился на даче, так что "Мечте" перед стартом в дальние страны пришлось маленько поработать лесовозом.

И вот, наконец, ранним утром двадцатого октября "Мечта" под музыку и фейерверк вышла в открытое море. Все свободные члены команды махали руками провожающим, и я в том числе. Но как-то механически, потому что с самого подъема мне не давала покоя неизвестно откуда появившаяся мысль.

Неужели я герой? Если да, то как это меня угораздило? А если нет, то почему спокоен как удав, отплывая на самодельной посудине черт знает куда? Ведь если она начнет тонуть, то явно не в штилевую погоду, и открывать переход будет весьма чревато его самопроизвольным закрытием. А уж в шторм рискнувшего воспользоваться переходом точно ждет судьба кремниевой заготовки, которую я не так давно шинковал на пятидесятимикронные пластинки.

Посмотрев на безлунное ночное небо южного полушария, я зевнул и отправился в свою каюту. Все сопутствующие задания были выполнены, и теперь оставалось только плыть на запад, пока впереди не покажется Австралия. Или любой из промежуточных финишей, если возникнет необходимость дозаправиться, а то и просто отдохнуть на твердой земле.

Покинув Хендерсон, к вечеру мы встали около Оэно, после чего пять дней возились с вышкой, сначала вплавь переправляя брусья к месту строительства, а потом собирая там пирамидальную решетчатую конструкцию высотой двадцать пять метров с пятиметровым штырем антенны наверху. По расчетам вышка должна была выдерживать напор ветра до тридцати метров в секунду, а передатчик питался от солнечной батареи с аккумулятором, то есть теоретически мог непрерывно работать лет пять. Пока прошло четыре дня, и он исправно пищал, ни разу не запнувшись.

От Оэно мы направились к Мангареве, подгадав скорость так, чтобы подойти к архипелагу ночью. С "Мечты" был спущен надувной катамаран "Валдай-6" – два здоровенных баллона по кубометру с небольшим каждый на дюралевом каркасе. Это изделие имело паспортную грузоподъемность семьсот кило, и мы нагрузили его под самый предел. Будущие командиры повстанцев везли ножи, тетивы и наконечники для стрел, десяток уже собранных луков, три десятка гранат, порядка полуцентнера холодного оружия от охотничьих ножей до заточенных кусков арматуры, две небольших надувных лодки, аптечки первой помощи и много чего еще.

Архипелаг, до ближайшего островка которого оставалось примерно с километр, был почти не виден в темноте, но у Фиделя и Че имелось по ночному биноклю на каждого, да и зрение у молодого человека оказалось отличным. У старика, правда, в силу возраста оно было уже так себе.

И вот, значит, "Валдай", движимый двумя веслами, начал удаляться, потихоньку растворяясь в темноте, а через двадцать пять минут со стороны архипелага сериями по две вспышки замигал светодиодный фонарик, что означало – высадка прошла успешно. Я кивнул Тонге, она скомандовала поднимать паруса, и вскоре "Мечта" под слабым северным ветром начала удаляться от Мангаревы. Мне же, в общем, делать было особенно нечего, так что я решил просто отоспаться своей адмиральской каюте.

Это громкое наименование носил закуток вроде купе проводников, только немного поменьше и пониже, с потолком там, где в купе вторая полка. Опять же вместо большого окна там наличествовал круглый иллюминатор диаметром тридцать сантиметров. Но все-таки это было единственное на "Мечте" помещение для одного человека. Кроме него, на катамаране имелся матросско-капитанский кубрик и кают-компания, совмещенная с рубкой управления.

В дальний путь на борту "Мечты" отправились семь человек. Капитаном, понятное дело, была Тонга. Зато на должности старпома пребывал Поль, который убедил-таки нас с дядей Мишей, что, несмотря на покалеченную ногу и общую субтильность сложения, польза от него будет. Он, хоть и не мог принимать участия в возне с парусами, неплохо знал устройство дизелей и мог как-то стоять, то есть сидеть за штурвалом. И, главное, вполне прилично стрелял из двадцатисемимиллиметровой пушки моего производства.

Еще в команде было два матроса – Влас и Марик. Последнего я взял за его физическую силу – после того, как год назад ему были подарены пудовые и двухпудовые гири, парень сильно накачал мускулатуру, хоть и до того не отличался хилостью. Ну, а что с сообразительностью у него было так себе – не страшно, умных на "Мечте" и без него было достаточно.

Наконец, в качестве морской пехоты на борту присутствовали Ханя с Тимом. Впрочем, перед экспедицией они прошли краткий курс обращения с парусами и теперь при необходимости могли подменить Власа.

И, наконец, я, руководитель экспедиции и адмирал.