Мы двинулись к цели не совсем прямо, а небольшим зигзагом, сразу взяв на четыре градуса севернее, чем это требовалось для плавания на Мангареву. В двухсот пятидесяти километрах от Хендерсона находился совсем маленький островок Оэно, и было решено по дороге ненадолго заскочить туда.

Это был классический атолл, то есть коралловый остров, окруженный кольцевым рифом, образующим лагуну, и я хотел посмотреть, нет ли там чего-нибудь интересного. Да и вообще расширить кругозор, потому как до сих пор атоллов мне видеть не приходилось.

Ветер нам благоприятствовал, то есть дул с юга со скоростью порядка семи метров секунду, что позволяло на экономичном режиме дизелей держать скорость пятнадцать километров в час, при кратковременных усилениях ветра разгоняясь до восемнадцати. В общем, хоть до Оэно было и немного подальше, чем до Питкэрна, мы, выйдя в поход ранним утром, достигли промежуточной цели своего путешествия в половине шестого вечера. Никаких особых облаков над этим клочком земли не было, да и откуда им взяться, если он представлял собой сильно уменьшенную копию Хендерсона. Та же известковая плешь, покрытая кустами и редкими пальмами у берегов, только выпирающая не двадцать метров, как наш остров, а самое большее на пять-шесть.

Я приник к биноклю, и мне показалось, что примерно из центра острова вроде поднимается слабый дымок, но вскоре или перестало казаться, или он, если даже был, то исчез.

По картам двадцать первого века выходило, что в лагуну есть проход с северной стороны, и мы, огибая риф, направились туда. Но, получив возможность взглянуть на этот якобы проход вблизи, я велел становится на якорь метрах в пятидесяти от рифов и доставать надувную лодку. Вот на ней тут можно будет проплыть, да и то соблюдая определенную осторожность.

Только тем, что мы с Тонгой смотрели не на берег, а на рифы, оценивая проход в них, и можно объяснить, что первой заметила на острове нечто необычное Ханя.

– Там, кажется, корабль, – не очень твердо сказала она. А потом добавила гораздо определеннее:

– И человек. Совсем старый, на нашем острове таким был только Увака-ау, но он давно умер. Или как вождь на Питкэрне.

Глянув в сторону берега, я убедился в правоте девушки.

Кроме собственно острова Оэно, в лагуне присутствовала совсем небольшая песчаная коса длиной около километра, а в ширину где-то от пятидесяти до семидесяти метров, расположенная как раз между нами и большим островом. Кое-где на ней торчали заросли чахлого кустарника, которые и помешали сразу увидеть то, что находилось в мелком проливе между косой и островом.

А торчала там полузатонувшая лодка, причем довольно большая, примерно с один корпус "Мечты". Собственно, она и не тонула только потому, что явно лежала килем на дне. А рядом с ней на берегу действительно стоял человек, опирающийся на довольно длинную палку.

В бинокль сразу стало видно, что лодка вся в каких-то заплатах, но в ней один черт полно воды. А человек действительно довольно старый по местным меркам, потому как тут мало кто доживал до седых волос. И опирается он не на палку, а на совершено явное копье.

Тем временем лодка была уже надута, и Влас уже крепил к ее транцу мотор "Салют". Затем мы с ним спихнули лодку на воду, я перебрался туда, подождал, пока моему примеру последуют Ханя с Тимом, вооруженные калашами, и дернул за шнур. Моторчик заурчал, и лодка двинулась в лагуну.

Поначалу я смотрел в основном вперед и вниз, опасаясь напороться на что-нибудь, но скоро мы преодолели опасное место и, прибавив скорость, двинулись вдоль косы. Я снова взял бинокль, и увиденное мне не очень понравилось.

Старик стоял не просто так. Вот ей-богу, по нему было видно, что человек смотрит на приближающуюся лодку и прикидывает, как бы подороже продать свою жизнь! Кроме того, он был явно ранен. Правая нога, выше колена обмотанная какими-то большими зелено-рыжими листьями, ниже повязки посинела и опухла. В чем дело? Он что, уже видел европейцев, потому как Ханя с Тимом в своих шортах, футболках и бейсболках как-то не очень походили на полинезийцев? Или тут что-то другое?

На всякий случай я решил до прояснения ситуации не приближаться к берегу менее чем на тридцать метров, но, когда до него оставалось примерно вдвое больше, старик вдруг на глазах расслабился, положил копье и даже не сел, а практически упал на песок. Да он, небось, только сейчас рассмотрел, кто плывет, понял я и направил лодку прямо к островитянину, на всякий случай пересел и, перехватив румпель левой рукой, правую положил на рукоятку "Глока".

Вскоре наша посудинка ткнулась носом в песок, и Ханя, оставив автомат, бросилась к старику и что-то затараторила по-полинезийски. Старик отвечал, но редко и односложно – кажется, ему было трудно говорить. Впрочем, девушка это тоже сообразила, потому как метнулась к лодке, достала бутыль с водой и начала поить островитянина. После чего тот малость прибавил красноречия, и вскоре я уже слушал историю беглецов с Мангаревы в пересказе Хани.

Очень давно, когда старик был еще полным сил мужчиной, на Тараваи, втором по величине острове архипелага в лагуне, расположенном на юго-восток от Мангаревы, люди объединились под началом великого вождя Тамароа-Ику, вооружились и напали на Мангареву, где в то время жило четыре рода без единого руководства. Быстро выяснилось, что агрессоры – очень хорошие воины, с которыми невозможно справиться. А кроме того, они едят людей. В общем, война продолжалась несколько лет, и в результате два рода просто исчезли, один принял людоедство и признал над собой власть Тамароа, а последний сбежал на Акамару, небольшой островок на краю архипелага. Еще несколько лет у беглецов получалось успешно обороняться от набегов с Мангаревы, потому что в этом роду были потомственные моряки и кораблестроители, которые могли строить лодки из тех не очень больших деревьев, что еще оставались на острове. Кроме того, им удалось захватить с собой самое большое судно архипелага – последнее каноэ, оставшееся от далеких предков. Поэтому несколько морских сражений закончились поражением людоедских эскадр.

Но все на свете когда-нибудь да кончается, и недавно большую лодку пришлось поставить на очередной ремонт. А на Мангареве какой-то умник додумался соединять небольшие каноэ по два шестами с настилом, так что получалось что-то вроде катамарана. В общем, хотя последний штурм и был отбит, это стоило беглецам слишком дорого – погибли почти все мужчины, а двое оставшихся были ранены, да и среди женщин и детей осталось в живых меньше трети. Новое же нападение могло последовать в любой момент.

И тогда остатки рода, наскоро залатав дыры в своем большом каноэ, направились в океан, понимая, что на архипелаге их все равно съедят. На пятый день пути, когда лодка уже совсем было собралась окончательно потонуть, они наткнулись на атолл Оэно. И вот уже третий день жили здесь, понимая, что если в ближайшее время не пройдет дождя, то все они умрут от жажды. Правда, эти люди умели собирать росу пальмовых листьев, но полученной таким образом воды не хватало даже детям.

И, кстати, дым мне не померещился. Беглецы жгли костер, чтобы получить золу для обработки ран своих мужчин, но увидели приближающуюся "Мечту" и попрятались. А старик остался у полузатонувшего каноэ, потому что спрятать его было невозможно, взяв единственное оставшееся у беглецов копье с обсидиановым наконечником.

– Так тут что, полно больных, женщин и детей? – уточнил я. И, получив утвердительный ответ, велел старику звать всех на берег, где людям дадут воды и пищи. Сам же прыгнул в лодку и направил ее к "Мечте" – вид раненой ноги старика мне очень не понравился. Его явно надо было как можно быстрее показать Жене, а ведь тут вроде был еще как минимум один раненый. В общем, я хотел открыть переход с Оэно в гараж, а оттуда – на Хендерсон, чтобы не тратить времени, тем более что обратно ветер будет помогать меньше и, значит, плавание затянется.