Глазенки мальчика вспыхнули, как два масляных светильника.

— На лошади, милорд? На большом черном скакуне? Как настоящий рыцарь?

— Конечно. У меня как раз есть такой конь, большой и черный. Его зовут Архангел.

— И где он сейчас? — робко поинтересовался другой мальчуган.

Все остальные внимательно прислушивались к их разговору.

— Во дворце Гринвич, спит в конюшне.

— А он кусает руку, которая кормит его? — полюбопытствовал третий сорванец.

— Думаю, что нет. Архангелу нравятся маленькие мальчики, которые угощают его морковкой. А вас как зовут?

— Томас.

— Питер.

— Ну, что же, Кристофер, Томас и Питер, как вы отнесетесь к тому, что как–нибудь утром я приеду сюда на Архангеле и научу вас кормить, гладить и ездить верхом на нем, а?

— А нас вы тоже научите? — спросил четвертый сорванец, из–за плеча которого выглядывал мальчик повыше.

— Да, конечно. С удовольствием. А как зовут вас, ребята?

— Я — Генри, — отозвался старший. — А это — Роберт, мой брат.

— Генри, Роберт. — Майкл погладил всех пятерых по головам. — Меня зовут Майкл. Рад с вами познакомиться, джентльмены. — Он отвесил ребятне изысканный поклон. Ему казалось очень важным продемонстрировать им вежливое и учтивое обхождение, показать, что в мире есть и еще кое–что, помимо нищеты, грубости и страданий.

— А вы — рыцарь? — хором спросили Генри и Роберт. Майкл улыбнулся.

— Да, самый настоящий. Король Генрих пожаловал мне золотые шпоры только вчера, в День святого Георгия.

Мальчишки уставились на него с благоговейным ужасом.

— Вы победили огненного дракона? — спросил Питер.

Майкл рассмеялся.

— Еще нет, но надеюсь, что скоро это непременно случится.

— Мы можем помочь вам, милорд! Мы — меткие стрелки.

Генри подобрал камешек и запустил им в мрачный домик, приткнувшийся к таверне, расположенной у самого Лондонского моста. Четверо приятелей дружно последовали его примеру, и целый град камней обрушился на металлические решетки, закрывающие деревянные ставни. Многострадальный кирпичный дом, как сразу же отметил Майкл, много повидал на своем веку, а его стены внизу были измазаны фекалиями. В голове у него словно взорвалась еще одна шутиха, и перед внутренним взором юноши всплыла очередная картина: стоящий на пороге добродушный бородатый мужчина. Каменная канонада не осталась незамеченной. Изнутри послышалось недовольное ворчание, и одна из ставен вдруг распахнулась.

Почетный эскорт Майкла с воплями рассыпался по темным закоулкам, словно его и не было.

За решеткой возникло лицо бородатого мужчины из воспоминаний Майкла.

— Презренные негодяи, — сердито пробурчал он и погрозил кулаком вслед мальчишкам. — Убирайтесь прочь, маленькие бесенята! И не смейте возвращаться, слышите меня? Дайте же, наконец, бедному старику отдохнуть спокойно!

Майкл, задрав голову, с восторгом разглядывал его. Он был уже стар, борода его поседела, из–под ночного колпака выбивались редкие волосы, испанский акцент стал слабее, но юноша все равно узнал его.

— Сэр, — окликнул он старика. — Прошу извинить моих маленьких друзей за отсутствие хороших манер. Если их камни повредили ваши ставни, то позвольте мне возместить убыток.

— Уф! — Старик небрежно отмахнулся. — Этому старому дому досталось больше метательных снарядов, чем при Ажинкуре [95], но он по–прежнему крепко стоит на ногах, как, впрочем, и его хозяин. — Он коротко рассмеялся хриплым кудахчущим смехом. — Очень любезно с вашей стороны предложить мне компенсацию за их глупые шалости, но в этом нет необходимости. Доброй ночи, сэр.

— Сэр! — вновь окликнул его Майкл, когда старик уже запирал ставни. — Прошу простить меня за то, что нарушаю ваш ночной отдых, но… Сэр, мы с вами были знакомы, лет десять или даже чуть больше назад, и я надеялся, что вы будете так любезны, что ответите мне на несколько вопросов.

Старик окинул Майкла пронзительным взглядом.

— Позвольте узнать ваше имя, сэр?

— Меня зовут Майкл Деверо. Моей матерью была Эллен Батлер из таверны «Белый петух».

Мужчина всплеснул руками, и с губ его сорвалось какое–то восклицание на чужом языке.

— А я… я полагал, что вы умерли, — с чувством пробормотал он. — Входите, входите же! — Ставни захлопнулись, а мгновением позже входная дверь приоткрылась на несколько дюймов. — Эти маленькие разбойники еще здесь?

— Да. — Майкл подошел к двери. — Они прячутся слева от меня. Эй, вы! Подойдите сюда и извинитесь!

— Не–е–ет! — донес ветер дружный ответ.

Старик тяжело вздохнул.

— Увы, от укоренившихся привычек, особенно дурных, избавиться бывает очень нелегко. Но входите же, входите. Боюсь, они будут ждать вас. Маленькие негодники!

— Больше никаких камней, мои славные рыцари! — крикнул Майкл, обращаясь к ночной тьме, прежде чем перешагнуть порог мрачного старого домика.

Внутри его обступили тени, которые отбрасывал язычок единственной сальной свечи, подрагивающей в руке старика. На столе, вокруг которого вместо стульев стояли сундуки, громоздились свитки пергамента, деревянные мерные линейки, бухгалтерские и метрические книги, разрезанные чистые листы толстой бумаги, готовые к употреблению, перепачканные чернилами тряпки, деревянные тарелки с остатками ужина, огарки свечей, а также целая армия чернильниц и перьев. Стены от пола до потолка покрывали полки, на которых теснились пергаментные свитки. Весь первый этаж дома напоминал казначейство в миниатюре. Старик, в наброшенном на плечи длинном плаще с прорезями для рук, проковылял к столу и наполнил чаши элем. Так, во всяком случае, показалось Майклу.

— Могу я спросить, чем вы занимаетесь, сэр? Вы ведь не церковный служитель, насколько я понимаю? Быть может, финансовый инспектор епископа Винчестера?

Ответом ему стал смех, который очень быстро перешел в надсадный кашель.

— Да, действительно, я — в некотором роде ревизор.

— Значит, это секрет. — Майкл сделал крохотный глоток. В чаше оказался не эль, а вино, густое, ароматное и сладкое. И к тому же дорогое.

Старик опустился на сундук, на крышке которого были разбросаны мягкие подушки, и жестом предложил Майклу занять место напротив. Передвинув перевязь с ножнами, чтобы она не путалась под ногами, Майкл опустился на сундук.

— К сожалению, я не помню, как вас зовут.

— Абрахам Вайсман. Я составляю отчеты и веду финансовые дела нескольких известных торговцев золотыми и серебряными украшениями на Лондонском мосту. Мои инструменты, как видите, — и он широким жестом обвел разнообразные предметы, лежащие на грубом сукне, которым был застелен стол, — это перо и бумага. Однако местные добрые прихожане почему–то полагают, что считать деньги других — то же самое, что и самому быть богачом. Отсюда и железные решетки на окнах. Но довольно об этом. Я с нетерпением жду, когда же вы поведаете мне свою историю. Последний раз я видел вас в ту ночь, когда случилось это несчастье. — Старик вновь наполнил чаши дрожащей рукой.

— Сэр, умоляю вас, расскажите мне все, что вы помните. Воспоминания о днях, прожитых здесь, у меня отсутствуют. Последние десять лет жизни я провел в замке графа Тайрона, вице–короля Ирландии. Я должен узнать о своих корнях. Недавно мне приснился сон, в котором моя… — проклятье, он едва не сказал «моя мама»; значит, память о тех днях понемногу возвращалась к нему, — моя мать умирает, и ее тело бросают в сточную канаву. В этом сне, который правильнее назвать кошмаром, я волоку ее к «Скрещенным костями, выкапываю могилу, опускаю туда ее тело и сам лезу следом. Именно этот кошмар и привел меня сюда в поисках истины.

— Если не ошибаюсь, вы пролежали в могиле целых три дня. Я обнаружил вас утром в субботу. Обычно в этот день я прихожу на кладбище, чтобы навестить могилы моих дорогих жены и сына. Вы были бледны и холодны, как лед, и я решил, что вы уже умерли. Но потом я вдруг заметил пар от вашего дыхания в холодном воздухе, а также обратил внимание на то, что у вас едва заметно поднимается и опускается грудь. Поэтому я спрыгнул в могилу и вытащил вас оттуда, потом принес к себе и принялся ухаживать за вами. Когда вы немного оправились, я начал обучать вас, надеясь со временем сделать из вас своего помощника. У вас был острый ум, и вы схватывали новые знания на лету. Особенно легко вам давались операции с числами. Прошло всего два месяца, и я почему–то решил, что вы вполне довольны своей новой жизнью.