Дионисий обернулся, пристально посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

— Пойдем к пруду.

Вода оказалась теплой, почти горячей, но рыб он не увидел. Вероятно, захватчики переловили их еще прошлой зимой. Он нырнул, однако пришлось проделать это не раз, чтобы достать до дна. Наконец он разглядел два ящика, перевязанных пеньковой веревкой. Однако все попытки поднять их оказались напрасными. В какой-то момент он распустил веревки и заглянул внутрь. Там лежали сотни золотых и серебряных монет. Сокровище Теллия!

В легких Дионисия больше не оставалось воздуха, он оттолкнулся ногами, чтобы подняться на поверхность, но что-то мешало ему: перерезанная им веревка обмоталась вокруг ступни и тянула его на дно.

Неужели он погибнет? Неужели все кончено? Вдоль его тела проносились вверх пузырьки воздуха, образы всей его жизни меркли в призрачной зеленой пучине, кожей он будто ощущал стоны умирающих, огонь пожаров жег его легкие, заплаканные девичьи глаза глядели на него из иного мира…

Потом он ощутил сильный рывок, и тело его стремительно вынырнуло на поверхность, как будто сверхъестественная сила вытащила его на берег. Дикарка коленями давила ему на грудь, пытаясь исторгнуть рвоту из его желудка, воду — и огонь — из легких. Он закашлялся, сплюнул, судороги прошли по его телу, и наконец он начал дышать.

Огляделся — и никого не увидел. Потом услышал всплеск воды и заметил девушку: она бросила на берег две большие горсти золотых и серебряных монет, а потом снова исчезла в пруду.

Так она неутомимо ныряла и возвращалась, ни на миг не останавливаясь, чтобы отдохнуть, — целый день, а Дионисий тем временем складывал сокровище в сумки, чтобы потом погрузить их на лошадей.

К вечеру все сокровище было извлечено из-под воды: огромное богатство.

— Пойдем, — сказал он, отправившись к лошади, чтобы водрузить на нее последний мешок, и тут вдруг, услышав какой-то шум, остановился. Сильнейшее волнение, испытанное на протяжении этого невероятного дня, столь великое количество серебра и злата, то обстоятельство, что он и дикое создание находились в призрачном городе, — все это словно погрузило Дионисия в состояние некого колдовского сна, но внезапный звук быстро вернул его к реальности. Дрожь пробежала по его спине. Безумием было вести себя так — одному — в таком месте.

— Кто там? — крикнул он.

Ответа не последовало, но какие-то тени скользнули вдоль стен из одного дома в другой.

— На коня, скорее! — приказал он девушке, жестами поясняя ей значение своих слов. Ему показалось, что она нюхает воздух, показывая зубы, словно зверь, и пятится.

Дионисий схватил лошадей и потащил их к Восточным воротам.

Но звуки, оклики настигли его и там, и вот он увидел, как к нему приближаются какие-то высокие фигуры. Они в ловушке!

Двое выдвинулись вперед/сжимая в руках палки. Одежда их представляла собой лохмотья, у них были длинные бороды и волосы: разбойники? Дезертиры? Уцелевшие жители? Они больше походили на животных, чем на людей. Дионисий остановился и вынул меч из ножен. Девушка же подобрала два камня и швырнула ими в преступников с убийственной точностью. Обоим она попала прямо в лоб, они рухнули на землю один за другим, не издав ни единого стона. Однако со всех сторон раздались новые крики, и толпа примерно из пятидесяти человек устремилась к ним, размахивая палками и ножами.

— Скорее, бежим! — закричал Дионисий, беря девушку за руку и бросая лошадей. Но преследователи, очевидно, хотели отомстить за своих товарищей и продолжали нестись за ними.

Дионисий первым свернул за угол дома, но при этом лицом к лицу столкнулся еще с одним, двигавшимся ему навстречу. Он хотел ударить его мечом, но тот прокричал по-гречески:

— Стой, проклятие. Ты что, хочешь мне горло перерезать?

— Лептин?

— Кто же еще? — И обернулся: — Давайте, разберитесь с этим сбродом, скорее.

Человек шестьдесят наемников, и в их числе сам Аксал, бросились вперед, убивая не в меру воинственно настроенных бродяг, а после из луков добивая обратившихся в бегство. Не спасся ни один.

— Я ведь отдал тебе предельно ясные распоряжения, — заметил Дионисий, когда все закончилось.

— Ради Геракла, я только что спас тебе жизнь. Смелости тебе не занимать… — начал Лептин.

— Я отдал тебе четкие распоряжения! — повторил Дионисий.

Лептин опустил голову и прикусил губу.

— Я бы и сам справился, — продолжил Дионисий, — Это всего лишь жалкое отребье, а твое непослушание могло все испортить. Понимаешь?

— Я оставил в Сиракузах Дориска. Он отличный воин и всегда был членом Братства. Все будет в порядке. Я подумал, что одному тебе будет слишком опасно отправляться в путь, и двинулся вслед за тобой. В следующий раз позволю тебе сдохнуть, хорошо?

— В следующий раз ты будешь делать то, что тебе приказано, иначе я забуду о том, что ты мой брат, и велю казнить тебя за неповиновение. Я ясно выражаюсь?

Явился Аксал с двумя отрубленными головами в руках.

— Аксал — твоя тень, видеть? — И поднес их Дионисию прямо под нос.

Тот скривил губы.

— Да, да, хорошо. Возьмите вон тех лошадей и давайте скорее убираться отсюда.

— Это кто такая? — спросил Лептин, указывая на девушку.

Дионисий повернулся к ней, но она отбежала прочь и вскоре исчезла среди улиц пустынного города, погруженного в сумерки.

— Подожди! — закричал он. — Подожди! — И бросился за ней, но вскоре понял, что это бесполезно. Найти ее он все равно не сможет.

— Кто она? — снова спросил Лептин.

— Я не знаю, — сухо ответил Дионисий.

Они двинулись в путь, проехали по восточным кварталам, добрались до Гельских ворот и вышли со стороны западного некрополя. За их спинами вставала луна, заливая бледным светом храмы на холме. Дионисий взглянул на брата, молча следовавшего за ним. Копье его бряцало в такт шагам.

Ему показалось странным, что Лептин сам отважился на подобную авантюру.

— Скажи мне правду, кто тебя подучил поехать за мной? Филист?

Лептин остановился и обернулся к нему.

— Нет. Филист тут ни при чем.

— Кто же тогда?

— Тот человек. Крепкого телосложения, с лысиной, передавший мне послание. Он явился в лагерь и сказал мне: «Твой брат в опасности. Ты должен немедленно отправиться вслед за ним, по дороге на Акрагант». Я и слова не успел выговорить, как он уже исчез. Что я мог поделать?

Дионисий не ответил. Он снова молча пошел дальше, и никто не заметил, как глаза его заблестели в потемках, и не услышал слов, которые он взволнованно произнес, внезапно догадавшись:

— Теллий… друг мой.

Вернувшись в Сиракузы, Дионисий начал масштабные работы — возведение резиденции, совмещенной с кораблестроительной верфью, в сердце старого города. Не забыл он и про стену, отделявшую перешеек от Ортигии.

Кроме того, он велел построить тридцать триер. Эти проекты он принялся осуществлять самостоятельно, не созывая Народное собрание, тем самым ясно дав понять, что не желает ограничивать свою власть. Подобное поведение вызвало мощную реакцию протеста со стороны его недоброжелателей, особенно семейств, сохранивших связи с аристократами, сосланными в окрестности Этны. Они открыто заявляли об установлении в городе тирании и призывали народ к восстанию.

Ответ Дионисия был жестким и безжалостным. Он велел своим наемникам провести массовые облавы, прочесать дом за домом, арестовать всех противников и отправить их в крепость Ортигии. Там, в ходе ускоренного судебного заседания, их приговорили к изгнанию, а имущество изъяли и распределили среди наемников, вследствие чего те почувствовали себя вдвойне связанными со своим господином и благодетелем, подарившим им новый, роскошный образ жизни.

На протяжении всего этого времени он не видел девушку с истоков Анапа и не ездил туда ввиду нехватки времени, но иной раз, по ночам, когда он отдыхал в большой, пустой комнате своего дворца, где жили вместе с ним лишь наемники, он вспоминал о ней и о том, как они занимались любовью в источнике. Как она появилась — удивительная, совсем другая, как последовала за ним в Акрагант и участвовала в необыкновенных событиях, случившихся внутри его стен. Он вспоминал также голос, доносившийся к нему из скал, приглушенный, словно звучавший для него одного.