Перед самым Рождеством в Лохмабен прибыл приказ Баллиола, засвидетельствованный Джоном Комином от имени Двенадцати, о том, что в наступающем году лорд Аннандейл и его сын должны быть готовы к оружейному смотру. Перед ними встал нелегкий выбор: или сражаться за ненавистного короля и лишиться своих владений в Англии, или предать свой народ и потерять свои земли в Шотландии. Роберт оказался между двух огней, его шотландское наследие и клятва, данная рыцарям Ордена Дракона и королю Эдуарду, раздирали его на части. Но для его отца, однако, выбор оказался вполне очевиден. В самых оскорбительных выражениях он заявил посланцам короля, что скорее согласится потерять свои земли и саму жизнь, чем поднимет меч в защиту того, кто узурпировал принадлежащий ему по праву трон. Роберт, которого не на шутку беспокоило вызывающее поведение отца, не знал о том, что тот заблаговременно снесся со своим старинным союзником, королем Эдуардом. Вскоре Брюс увел семью и своих людей из Аннандейла. Взяв с собой все, что они были в состоянии увезти, Роберт с супругой, которая пребывала уже на пятом месяце беременности пересекли границу у Карлайла, где его отец был назначен губернатором города от имени английского короля.
В последующие недели до них доходили самые противоречивые сообщения, но только одно было предельно ясным. Оно пришло Роберту и его отцу от самого короля Джона и гласило, что их земли в Каррике и Аннандейле конфискованы и переданы в управление кузену Джона Комина, графу Бучану, главе клана Темных Коминов. Впрочем, Брюсы стали не единственными дворянами, понесшими подобные потери. Их старый товарищ и союзник по альянсу в Тернберри, граф Патрик Данбар, также отказался сражаться за Баллиола, как поступил и граф Ангус. Оба, сделав выбор в пользу Эдуарда, были лишены наследства. Но от этого потеря Робертом своих земель в Каррике, места, где он родился, и право на которое было передано ему дедом, не стала менее горькой и болезненной.
Когда февральский снежный покров истончился и мартовские дожди превратили скованную ледяным панцирем землю в отвратительную кашу, повозки с зерном и пивом потянулись на север через всю Англию. За ними тенью вдоль побережья следовали корабли, груженые камнем и лесом для возведения осадных машин. Вслед за ними отправились отряды рыцарей и кавалерийские эскадроны. Все они двигались походным маршем в Ньюкасл, который должен был стать плацдармом для новой кампании.
Война неумолимо приближалась.
Роберт ехал по темным улицам Карлайла, и копыта Хантера скользили по грязи и влажным камням. Вдалеке на невысоком холме присел замок, красные стены которого светились кровью в свете факелов. Пятнистый лик желтого ночного светила то и дело закрывали рваные облака, и лужи на земле светились его отраженным призрачным сиянием. Где-то в городе надрывался колокол.
Рядом с Робертом скакал его брат Эдвард, который был посвящен в рыцари во время поспешной церемонии в начале года. К ним присоединились двое рыцарей из Каррика и двое вассалов их отца. Повсюду горели костры, освещая группы людей, сбившихся в кучу под навесами домов, с которых непрерывным потоком лилась вода. На лицах мужчин и женщин читались страх и неуверенность, их полусонные дети выглядели растерянными и жалкими. У многих были с собой ручные тележки, на которых были сложены мешки и одеяла, инструменты, горшки и немногочисленное столовое серебро, какая-нибудь серебряная тарелка или подсвечник — хотя они были не очень-то и нужны, но хозяева не могли с ними расстаться, спасаясь бегством под защиту городских стен. Постоялые дворы, церкви, харчевни и конюшни были битком забиты беженцами из окрестных поселений, а те, кто прибыл в город последними, вынуждены были спать прямо на улицах.
— Дорогу! — кричал Эдвард, когда они галопом мчались по освещенной факелами главной улице на рыночную площадь. — Дорогу графу Каррику! Дорогу людям губернатора!
Выехав на рыночную площадь, битком забитую стадами овец, они повернули на улицу, ведущую к северо-восточным стенам, где над дорогой в Шотландию нависала огромная надвратная башня. Колокольный звон здесь слышался громче, его беспорядочное и назойливое звяканье доносилось как раз с башни впереди. Когда они подскакали поближе, Роберт увидел, как мужчины выгружают из крытой повозки связки стрел и мешки с песком. Остановив Хантера, он спешился, оставив коня на своих рыцарей. Квадратная башня оседлала проход между двумя арочными перекрытиями. Ворота в конце прохода были уже заперты, и у них сгрудились воины, заколачивая и укрепляя их бревнами. Грохот молотков гулко отдавался в замкнутом пространстве, когда Роберт шагнул в проход. Эдвард следовал за ним по пятам. Пройдя через караульное помещение на первом этаже, в котором царила суматоха, они поднялись по неровным ступенькам наверх, где имелся выход на крепостные стены.
Здесь, на галерее, стояли трое мужчин, и сильный ветер трепал полы их накидок. Заслышав шаги Роберта и Эдварда, они повернулись. В руках одного их низ трещал и плевался дымом факел, освещая их встревоженные лица.
— Слава Богу, — вырвалось у капитана, и он поспешил к Роберту. Из-под его накидки выглядывала кольчуга, а на сгибе руки он держал шлем. Его простонародный английский с сильным акцентом ничем не отличался от говора жителей Аннандейла, земли которого лежали от них не далее чем в десяти милях, за осыпающимися стенами бывшей цитадели римлян и предательскими болотистыми равнинами Солвей Фирта. Капитану пришлось повысить голос, чтобы перекричать звон колокола. — Я уже собирался посылать кого-нибудь из своих людей в замок.
— Мы услышали набат от Английских ворот, — сказал Роберт. — Что случилось?
— Том заметил их первым, — пояснил капитан, кивая на одного из своих стражников, чье лицо под козырьком каски было мрачным и нахмуренным.
Том указал на бойницу:
— Вон там, сэр. Взгляните сами.
Роберт в два шага пересек галерею и встал рядом с мужчиной, глядя в ту сторону, куда он показывал. От стражника пахло вареным мясом. Далеко внизу, в воде рва, опоясывавшем городские стены, отражались огни факелов. А дальше местность погружалась в темноту. Роберт различил едва заметный, призрачный блеск реки Эден и очертания далеких холмов, и более ничего.
— Я ничего не вижу.
— Смотрите вон туда, на север, — подсказал стражник, с неудовольствием глядя на рваные облака, заслонившие собой луну.
Прижавшись грудью к стене и глядя в указанном направлении, Роберт почувствовал, как мелкая каменная крошка и пыль щиплют глаза. У него над головой продолжал надрываться гулким звоном колокол. Поначалу он ничего не видел, но потом луна выплыла из-за туч. И, когда ее тусклый, мертвенный свет озарил местность вдали, Роберту показалось, что он увидел длинную, блестящую реку, хотя и знал, что именно там никакой реки быть не может. Лунный свет отражался не от поверхности воды; блики его играли на металле доспехов, наконечников копий и шлемах, на щитах и кольчугах. Роберт вдруг ощутил, как в животе у него образовался ледяной комок. Та его часть, которая на протяжении беспокойной осени и зимы, и даже тревожных последних месяцев, еще надеялась, что все как-то обойдется, умерла при виде приближающейся вражеской армии.
— Идем, — сухо обронил он, обращаясь к Эдварду. — Нужно доложить обо всем отцу.
— Каким будет приказ губернатора? — окликнул его капитан.
— Вы узнаете о нем вместе с нами, — на ходу бросил Роберт, поспешно удаляясь по галерее.
— Этого просто не может быть, — воскликнул Эдвард, хватая Роберта за руку, когда они вышли из башни и направились к своим лошадям. — Граф Дональд? Граф Атолл?
— Ты только что видел все своими глазами, — мертвым голосом ответил Роберт.
— Твой тесть идет сюда, чтобы сравнять этот город с землей. — Эдвард простер руку к замку, красной каменной громадой высившемуся вдали. — Его дочь носит твоего ребенка! Как такое могло случиться?
— Ты сам знаешь, как. Комины.
— Эти люди — они не просто наши соотечественники. Это наши родственники. Мы должны сражаться вместе с ними!
