Зала взорвалась криками. Там и сям раздались голоса, одни негодующие, другие увещевающие, а Роберт смотрел на графа Глостера, чья давняя неприязнь к королю была ему хорошо известна. Глостер недавно женился на одной из дочерей монарха, что было, по меньшей мере, удивительно, учитывая его репутацию, но, вводя могущественного графа в королевскую семью и держа его при себе, Эдуард явно надеялся избежать как раз таких вот столкновений. Вспоминая, как дед отзывался о войне между королем Генрихом и Симоном де Монфором, Роберт понял, что на примере отца Эдуард хорошо усвоил, сколь опасен может быть недовольный барон.

Со своих мест поднимались и другие графы, подливая масла в огонь обвинений Глостера. Но были и такие, кто встал на защиту короля. Роберт обратил внимание на сидевшего рядом с Хэмфри де Боэном мужчину, который вступил в яростную полемику с графом Глостером. Дружелюбная манера молодого рыцаря исчезла без следа, когда он торжественно смотрел на своего соседа, чье широкое лицо настолько походило на его собственное, что Роберт без труда угадал в нем отца Хэмфри, графа Херефорда и Эссекса, констебля Англии. И Херефорд был не единственным, кто защищал Эдуарда. В зале загремел голос Энтони Бека, требующий покарать Глостера за проявление неуважения к своему королю, который потерял голову не только от страсти к молодой невесте, но и был подло обманут своим хитроумным кузеном, когда тот, подобно волку в овечьей шкуре, предложил мир, а сам нанес удар в спину. Так что их праведный гнев должен быть направлен на Францию, а не на собственного короля, бушевал епископ, воздев кверху кулак, словно читал проповедь перед конгрегацией.

Эдуард встал с трона.

— Довольно!

Его резкий голос заставил присутствующих умолкнуть; те, кто стоял на ногах, медленно, один за другим, опускались на свои места. Король выдержал долгую паузу, молча стоя в своей черной мантии, как живое олицетворение ярости и гнева. Но затем гнев его испарился, и он понурил голову.

— Граф Гилберт прав.

Дворяне недоуменно переглядывались. Многие смотрели на Глостера, который не сводил глаз с Эдуарда, и лицо его было исполнено тягостного недоверия.

Эдуард поднял глаза.

— Я поступил, как глупец, когда поверил Филиппу.

На мгновение Роберту показалось, что он подметил следы яростной внутренней борьбы на лице короля, но потом они исчезли, и на нем осталось лишь раскаяние.

— Я признаю, что брачный договор показался мне милостью небес. Большинство моих детей мертвы. У меня остался только один наследник мужского пола, а этого явно недостаточно.

Роберт вдруг понял, что согласно кивает, вспоминая короля Александра.

— Мною руководила не похоть, не вожделение, а долг перед королевством и моими подданными. Вот почему я сделал то, что сделал. Я действовал поспешно и необдуманно.

Бароны притихли. Глостер выглядел растерянным и смущенным, будучи не в силах встретить взгляд короля.

Эдуард встал с трона и сошел вниз по ступенькам помоста. На мгновение приостановившись, он вдруг опустился на колени перед скамьями. Роберт во все глаза смотрел на коленопреклоненного монарха. Волосы короля отливали сталью в свете факелов, черная мантия складками легла вокруг него на пол, и в это мгновение Эдуард выглядел более величественно, чем когда-либо ранее.

— Я молю вас о прощении. — Голос короля достиг самых дальних углов залы. — Не как ваш король, а как мужчина, грешный и несовершенный, как любой потомок Адама. — Он поднял голову. — И точно так же, как я молю вас простить мои ошибки, совершенные для блага королевства, я молю вас о помощи, дабы вернуть то, что обманом отняли у всех нас. Встаньте рядом со мной, мужи Англии, и более я не обману вашего доверия.

Со своего места поднялся граф Херефорд.

— Я последую за вами, милорд. В жизни и смерти.

Рядом с отцом вскочил на ноги Хэмфри де Боэн, высоко подняв голову, и лицо его преисполнилось гордой решимости.

Их примеру последовали все остальные, один за другим, медленно поднимаясь со своих мест и клянясь в верности Эдуарду.

— Рыцари королевства, седлайте своих боевых коней, — прогремел с помоста рокочущий бас Энтони Бека. — Доставайте мечи и копья! Мы вернем земли нашему королю!

Роберт огляделся по сторонам. Графы Норфолк, Арундель и прочие, только что обвинявшие короля, начали вставать со своих мест. Одни были искренне тронуты поразительной речью Эдуарда, другие попросту не желали оставаться в меньшинстве, продолжая сидеть. Он помедлил еще мгновение, а потом поднялся вместе со всеми. Да, разумеется, это не крестовый поход, но и война во Франции открывала перед ним массу возможностей: захваченные поместья, пленники для получения выкупа и благодарность самого короля. Когда и граф Глостер выпрямился во весь рост, мрачный, но побежденный, Роберт, стоя среди баронов Англии, ощутил прилив радостного возбуждения. Ради этого момента он тренировался, ради этого он провел долгие месяцы в Ирландии и годы в Каррике и Аннандейле. Это был его шанс заслужить славу и почет, вступив в ряды одной из самых могущественных армий христианского мира.

На горы опустились голубоватые сумерки. В холодной вышине сверкали звезды, бросая острые лучи на отвесные скалы и усыпанные булыжниками склоны Сноудона. В тени высоких пиков с вершины горного кряжа срывался быстрый ручей, берега которого поросли колючими кустами и низкорослыми деревьями. Вдоль ручья бежали двое мужчин, перепрыгивая с валуна на валун и по щиколотку проваливаясь в мелкую гальку, усеивавшую его берега. Вода была ледяной, и это при том, что сейчас, в конце августа, поля Гвинедда далеко внизу купались в лучах ласкового солнца. Крик ночной птицы заставил одного из мужчин поднять голову. Он приостановился на миг, переводя дыхание, не чувствуя ног, замерзших в ледяной воде. Но тут его товарищ оглянулся, и он припустил за ним, время от времени опираясь на дротик, [42]чтобы не упасть на скользких голышах.

У старинной каменной вехи, выступавшей из воды, мужчины вскарабкались на берег и углубились в чащу леса, где уже властвовала ночь. Вокруг них поднимались запахи земли и хвои, а назойливая мошкара тыкалась в разгоряченные лица. Спустя некоторое время один из мужчин внезапно остановился, подняв руку и показывая второму, чтобы тот замер на месте. Из темноты возникли еще несколько фигур, не потревожив ночную тишину ни единым звуком.

— Кто идет?

— Рис и Гивел из Карнарфона, — ответил один из мужчин. — Нам нужно увидеть Мадога.

Спустя мгновение неясные фигуры расступились, и двое мужчин прошли сквозь их строй.

Деревья впереди поредели, и крутой подъем вывел путников на поросшее травой горное плато, над которым нависала громада Сноудона. В молочном свете звезд крепость, возвышавшаяся на скалистом обрыве, казалась облитой серебром. Рис и Гивел знали, что днем на ее стенах будут хорошо заметны выбоины и шрамы, пятна от пожаров и проломы, свидетели ее бурного прошлого. Вот уже восемь лет после того, как крепость пала, в ней обитали лишь неприхотливые пауки и соколы-сапсаны, высматривавшие добычу и камнем падавшие на нее с небес. Восстановление крепости обернулось утомительным и трудным делом, и строительные подмостки до сих пор опасно балансировали на скалах, окружающих ее западный фасад. Обросшие мохом камни пришлось выбирать из груд обломков и по одному втаскивать наверх.

Быстро шагая по тропинке, петлявшей меж скал, двое мужчин приблизились к воротам замка. На парапетах пылали огни факелов, и на стенах играли тени расхаживающих по ним стражников. После недолгих расспросов они поспешили через внутренний двор, в котором блеяли овцы и козы. Мужчины в тяжелых шерстяных накидках с капюшонами передавали из рук в руки чаши с пивом. Вдоль стен теснились хижины, выстроенные из торфа и сосновых бревен, и запахи леса тяжело смешивались с вонью отхожих мест, образуя убойную смесь. Бегом поднявшись по ступеням главной башни и обменявшись несколькими словами с часовыми, мужчины вошли в тускло освещенную залу, стены и пол которой густо поросли лишайником. В углублении в самом центре залы шипел и плевался искрами костер, дым от которого причудливыми кольцами поднимался к потолку, зиявшему дырами. Клубы его просачивались на верхний этаж, а оттуда — на крышу, часть которой была открыта звездному небу. На бревнах вокруг костра расположились несколько человек. Они подняли головы, когда в залу вбежали Рис и Гивел.