Хижина являла собой жалкое зрелище. Сорняки и кусты подобрались вплотную к самым стенам, полностью оккупировав давно пустующий загон для скота. Бревна на фасадной стене сгнили, а притолока над входной дверью покоробилась, грозя отвалиться. Роберт почти ожидал, что навстречу ему выскочат два черных пса, но вокруг было тихо. Подойдя ближе, он увидел, что на ветвях дуба во множестве висят сплетенные из прутьев клетки, в каждой из которых лежит какой-нибудь предмет. Здесь были плетеные ленточки и букетики засохших цветов, деревянные куклы и футляры для пергамента. На первый взгляд, судеб стало намного больше: одни были потрепаны непогодой, другие — совсем новые. Дерево, увешанное мольбами и просьбами. Подойдя к двери, он поднял голову, глядя на ветки на самой верхушке. На мгновение ему показалось, что там уже ничего нет, но потом он увидел ее: решетку из выбеленных временем прутиков, сплетенных вокруг позеленевшей от старости веревки с петлей висельника на конце. Двойная петля, которой клетка была привязана к ветке, перетерлась, и хрупкое сооружение висело в буквальном смысле на волоске.

Когда Роберт потянулся к ручке перекосившейся двери, в ушах у него зазвучал голос отца, полный нескрываемого презрения. Усилием воли отогнав его прочь, он сжал руку в кулак, чтобы постучать. Его дед верил в то, что пожилая женщина владеет магией, и только это сейчас имело значение. Он отдаст дань памяти покойному лорду и попробует вновь принести однажды нарушенную клятву. У него есть шанс исправить содеянное.

От холода у Роберта по коже побежали мурашки, когда он стоял перед алтарем, чувствуя, как немеют на каменных плитах пола босые ноги. Свечи усердно старались не погаснуть на сквозняке, задувающем в щели под дверями. Он слышал, как стонет ветер, заблудившись в лабиринте зданий во внутреннем дворике. Собаки на псарне заливались тоскливым лаем, а калитка в частоколе противно скрипела под порывами ветра. Всю ночь напролет он вслушивался в рокочущее ворчание грозы и стук дождевых капель в окна часовни, чувствуя, как стягивает от холода кожу головы, хотя волосы после ритуального омовения уже начали высыхать. Рассвет наступил уже два часа тому, но небо по-прежнему оставалось черным, как ночью.

Священник у алтаря читал псалом из требника, и слово Божье противостояло разразившейся буре. Не считая священника и Роберта, всего пять человек присутствовали на церемонии, которая по праву должна была стать намного более пышным событием. Дед возвышался над остальными, как столетний дуб, и сквозняк робко шевелил роскошную серебряную гриву. Рядом с лордом стояли трое его вассалов и пожилой граф Дональд Мар, чью дочь Роберт целовал у озера неделей ранее, в ту самую ночь, когда они узнали, что королем стал Джон Баллиол. Отсутствие отца Роберта ощущалось буквально физически, хотя все старательно делали вид, будто не замечают его призрак. Роберту было сказано, что он скрепил своей печатью соглашение об отказе от графства Каррик, равно как и от права претендовать на трон. Вскоре после этого отец уехал.

Когда священник закончил читать псалом, один из вассалов лорда шагнул к Роберту, держа в руках накидку, тунику и пару сапог. Порыв ветра распахнул двери часовни, и они с грохотом ударились о стену. Несколько огоньков свечей робко затрепетали и погасли. Другой рыцарь поспешил вниз по проходу, пока Роберт переодевался. Поверх простой туники он надел накидку, некогда принадлежавшую его отцу, украшенную гербом графства Каррик. Ее покрывали пятна, и она была великовата ему в плечах и поясе. Роберту не хотелось начинать свой путь рыцаря в одежде с чужого плеча, и меньше всего в той, что принадлежала отцу, но возможности сшить новую не было. Пожалуй, это станет первым, что он сделает после посвящения.

Теперь настал черед престарелого графа Мара сделать шаг вперед, держа в руках длинный меч с широким лезвием. Во время ночных бдений Роберта он лежал на алтаре. На конце рукоятки красовался шар из бронзы, а сама она была обмотана полосками кожи. Он не видел лезвия — его скрывали ножны, но с уверенностью мог сказать, что оно было длинным, на несколько дюймов длиннее любого из тех клинков, которые когда-либо принадлежали ему. Оружие мужчины. Оружие настоящего рыцаря. Опуская его прошлой ночью на алтарь, дед сказал, что привез этот меч из Святой земли. Клинок дамасской стали вволю испил крови неверных на песках, по которым ступала нога Господа нашего Иисуса Христа. Ножны крепились к перевязи, уютным кольцом свернувшейся в руках у графа Мара.

Застегивая перевязь на поясе, Роберт встретил взгляд старого графа. Шагнув назад, он поправил ножны так, чтобы они висели под небольшим углом, а рукоять сместилась к животу, откуда он мог легко выхватить его. После того, как к его сапогам прикрепили шпоры, Роберт был полностью экипирован и готов принести рыцарскую клятву.

По кивку деда Роберт опустился на одно колено. Ножны с мечом мешали ему, а граф уже обнажил собственный клинок.

— Клянешься ли ты защищать свое графство? — требовательно спросил Дональд Мар, возвысив голос, чтобы перекричать рев ветра. — Клянешься ли ты служить Господу нашему? Клянешься ли ты защищать земли, вверенные твоему попечению, исполняя любые обязанности, которых может потребовать от тебя твое феодальное владение?

— Клянусь, — ответил Роберт, склоняя голову, когда граф поднял меч и плашмя опустил его на правое плечо молодого человека, задержав его на мгновение, прежде чем вновь поднять.

Роберт ожидал, что граф прикажет ему выпрямиться, но Дональд лишь отступил назад, а его место занял лорд Аннандейл. Роберт поднял глаза на морщинистое и суровое лицо деда. Взгляд его яростных черных глаз, сверкающих в тусклом свете, впился в него, проникая в самую душу.

— Я хочу, Роберт, чтобы ты, прямой потомок Малкольма Канмора, Брюс и мой внук, дал клятву защищать право нашей семьи на трон этого королевства безотносительно к тому, кто сидит на нем сейчас. — Голос деда звучал требовательно и жестко. — Поклянись мне в этом перед свидетелями, в этом храме Господнем.

Роберт помолчал, прежде чем произнести:

— Клянусь.

Еще несколько мгновений дед буравил его пронзительным взором, а потом суровое лицо старика расплылось в одной из редких улыбок, и он кивнул графу Дональду, подавая знак, что можно продолжать церемонию.

— Так встаньте, сэр Роберт, потому что принесенная клятва и меч, которым вы опоясались, сделали вас рыцарем.

Когда Роберт встал с колен, глаза деда сияли.

— Пойдемте, — обратился он к остальным, — разговеемся и согреем наши сердца добрым вином в моем жилище. Нам есть за что вознести благодарность. — Он перевел взгляд на Роберта. — Потому как Господь наградил меня новым сыном.

Когда гости гуськом потянулись к дверям, Роберт задержался. На языке у него вертелся вопрос, не дававший ему покоя со вчерашнего дня, когда дед сказал ему, что он будет произведен в рыцари.

— В чем дело? — нахмурившись, поинтересовался старый лорд, видя его нерешительность.

В часовню ворвался порыв ветра, когда рыцари распахнули двери, задув последние свечи и швырнув на каменные плиты пола горсть сухих листьев.

— Прости меня, дедушка, — негромко начал Роберт, — но как я смогу защитить наше право на трон? Как только Джон Баллиол сядет на Камень Судьбы, он станет королем, как и его наследники после него. Я не вижу, как могу помешать этому.

Дед положил ему руку на плечо.

— Я не прошу тебя помешать этому. Роберт, Камень Судьбы не делает человека королем так же, как чистокровный жеребец или хороший меч не делают мужчину рыцарем. Баллиол может сесть на камень, его могут величать королем, но это не изменит того факта, что его кровь слабее моей. На это может уйти год или сто лет, но, пока наше право на трон будет жить, я уверен, что время покажет — наша кровь сильнее.