Джулиан представил себя на месте Мэнни. Мэнни никогда не бунтовал так, как Джулиан. Он хотел быть маркизом, а со временем и герцогом. Он любил эту землю и людей, любил славную историю семьи, родовое имя.

Джулиан, как сейчас, слышал его воодушевленный голос: «Послушай, Эппи, послушай это. В 1665 году имение Дарингем…» Мэнни наполнял свой ум и сердце Дарингемом, он никогда не желал ничего другого. Потеря этого для него на самом деле была концом всего.

Джулиан поднял ожесточившийся взгляд на герцога:

– Убийца.

Ото льда в голосе Джулиана холод пробрал Иззи до костей, и она отступила к дверям в коридор, где стояла, собираясь пойти к себе.

Глаза Джулиана потемнели. Таким Иззи его никогда не видела.

Она поежилась и отступила еще дальше в тень, прижав ладонь к сердцу.

И следа не осталось от того ребячливого шутника, который называл ее ласкательными именами и перебрасывался безобидными подначками с Эриком. Она больше не видела страстного мужчину из той далекой ночи, как не видела привидения. На месте того Джулиана был мрачный, опасный человек, охваченный яростью. Герцог попятился.

Иззи застыла, словно мышка в поле, когда ястреб летает в небе.

Джулиан прошагал через холл и оказался лицом к лицу с герцогом. И тут Иззи увидела еще одно сходство между ними.

Джулиан очень сильно походил на отца – мужчину, у которого нет сердца, который ни перед чем не остановится для достижения своей цели. На мгновение она даже растерялась, за кого же из них она вышла замуж.

– Итак, ты убил одного сына и лишил наследства другого. Единственная надежда для Дарингема – мой ребенок, мой сын. А что, если ребенок окажется девочкой, ваша светлость? – прошипел Джулиан, напоминая в этот момент кобру, приготовившуюся к броску. – Что тогда вы будете делать со своим замыслом? Что, если больше не будет детей, ваша светлость? Достаточным ли наказанием будет для вас знать, что я разом покончил с Дарингемом, просто отказавшись спать со своей женой?

Кровь Иззи обратилась в лед, но она продолжала стоять не шелохнувшись. Ненависть в голосе Джулиана, злобная радость от мести отцу причинили ей невыносимую боль.

Теперь она поняла, что мужа лишили наследства в пользу их первенца. При мысли, что он намерен жить с ней в фиктивном браке, лишить ее детей, которых они могли бы иметь, навсегда отвергнуть ее, ей хотелось умереть.

Ярость боролась в ней с беспомощностью, когда она поняла, скольким из их будущего, ее будущего, он готов пожертвовать, дабы нарушить отцовские замыслы.

– Возможно, вам стоит еще раз жениться, ваша светлость, и убить свою жену после родов. От меня вы наследника не получите!

Иззи чувствовала, как лед продолжает сковывать оставшиеся кусочки ее сердца. Она могла простить ему равнодушие к ней, его непостоянство, даже измену.

Но ни за что не простит ему то, что он превратил их любовь и их брак в насмешку ради своей собственной эгоистичной потребности отомстить. Иззи удостоила лишь взглядом побелевшего лицом мужчину, чья единственная мечта только что рассыпалась пылью у ног.

Она поняла, что у нее есть единственный шанс изменить это. И она должна воспользоваться им немедленно.

Иззи нашла Джулиана в кабинете. Он стоял у окна.

Он стоял очень прямо, челюсть напряжена, глаза безжизненно устремлены на огонь. Освещаемый лишь оранжевым сиянием, он походил на самого Люцифера. Красивый, утонченный и очень опасный.

Даже переживая его боль как свою собственную, Иззи не могла забыть смысла угрозы его отцу. Необходимо выяснить его истинные намерения. Душа ее ушла в пятки от страха, когда она приблизилась к нему, точнее к его спине.

– Джулиан, давай обсудим создавшееся положение, умоляю тебя. Надеюсь, твоя угроза отцу несерьезна.

Она ахнула и попятилась, когда Джулиан резко повернулся и злобно прорычал:

– Этот безумец не мой отец!

Дрожа, борясь с беспомощными слезами ужаса, Иззи заглянула в его прекрасные золотистые глаза и не увидела там ничего, кроме ненависти. В этот момент он больше напоминал герцога, чем того Джулиана, которого она любит.

Она готова была бы смириться, но слишком многое поставлено на карту. Положив ладонь на его мускулистую руку, Иззи взмолилась:

– Поговори со мной. Пожалуйста, скажи, что твоя угроза не была серьезной.

Отстранившись от нее, Джулиан рассмеялся:

– Моя дорогая, я еще никогда не был так серьезен. – Даже не взглянув в ее сторону, он уставился на огонь.

Иззи стало трудно дышать. Она поняла, что у них нет совместного будущего.

Она не допустит, чтобы еще одно поколение ненависти и злобы выросло из того невинного существа, которое живет в ней. Если слишком поздно спасти Джулиана от отцовской судьбы, то еще не поздно спасти ее ребенка.

Иззи уже хотела уйти, но решила сделать еще одну попытку достучаться до него.

– Твоему деду кое-чего недоставало. Нет этого и у твоего отца. Когда-то ты обладал этим неуловимым качеством, но, опасаюсь, избавился от него. Не теряй своей человечности, Джулиан. Иначе станешь таким же, как они, или еще хуже.

Казалось, Джулиан не слышал ее слов или же проигнорировал их. Убитая горем, Иззи вышла, оставив мужа наедине с его яростью.

Джулиана окутал мрак. Каждый удар сердца отдавался яростью, он думал только о мести.

Но ненависть была самой сильной и самой мрачной. Черная, животная ненависть к отцу и деду. Он знал, что старый герцог виноват в смерти Мэнни, потому что растил своего сына в безумии.

Годы страха и жизни без любви душили его. Он должен отомстить. Он уничтожит имение, сожжет дом дотла, будет систематически уничтожать все следы наследия, которое является Дарингемом.

Да поможет ему Бог, он собственноручно засыплет поля солью, чтобы показать герцогу, что жизнь – это больше чем просто жить, дышать и убивать ради прошлого!

«Не теряй своей человечности, Джулиан. Иначе станешь таким же, как они, или еще хуже».

С чего она взяла? Он не такой, как они, эти чудовища, которые украли у него радость молодости, украли и погубили его брата! Он бы никогда не пожертвовал всем ради пустой чести давно минувшего прошлого…

Он поймал свое отражение в стекле – лишь неясно вырисовывающиеся в свете огня черты. Но этого оказалось достаточно, чтобы потрясти его до глубины души.

Он увидел своего отца. Увидел своего деда. В черной ненависти, врезавшейся в его черты, он увидел наследие, доставшееся от них.

В этот момент он понял. У него есть выбор.

Выбрать человечность или прошлое и мрак, который сопутствует ему.

Опустившись в кресло, Джулиан обхватил голову руками. У него отцовский лоб, отцовский подбородок. Он его точная копия. Тут уж ничего не поделаешь.

Внешне. Но то, чем он стал в душе, сотворил он сам.

Джулиан потер глаза. Голова болела, его мутило. Он заморгал, наконец, осознав, что сидит в кресле у себя в кабинете перед погасшим холодным камином. Он почувствовал родство с этим рассыпавшимся пеплом. Он чувствовал себя так, словно сам прошел сквозь огонь, сквозь пламя скорби и ярости, которые не отпускали его всю ночь.

Джулиан с удивлением обнаружил, что последние лучи зари переваливают через плавные вершины холмов Дарингема и рассеиваются слабым светом, тесня темноту его кабинета. Он смутно вспомнил угасающий огонь и холодный мрак, наполнивший комнату, и свои ощущения. Все правильно, именно так все и должно быть. Джулиан не помнил, что было ночью.

Теперь, однако, он каждой клеточкой ощущал ноющую боль от долгой ночи в чистилище. И как любой вышедший из этого легендарного места, чувствовал себя очищенным от мрака и ярости.

Откинувшись в кожаном кресле, Джулиан закрыл покрасневшие глаза и стал засыпать.

Он поспит, а когда проснется, покинет это проклятое место, ради которого отец пожертвовал всеми, кого когда-либо любил, место, которое Джулиан больше не хочет называть домом. Он заберет Иззи и…

Иззи!