С печалью и злостью в сердце он сидел, глядя на двух покойников. И в эту минуту думал большей частью о том, что Кларе не доведется узнать ни бабушку, ни деда по отцу. Придется ей довольствоваться дедом по матери, все более вздорным на старости лет, и бабушкой по матери, борющейся с пристрастием к спиртному.

Так он просидел полчаса, а может, и больше, но в конце концов заставил себя вновь стать полицейским. В голове сложилась простая мысль, каким образом можно оставить все как оно есть. Перед уходом он только достал из кармана Стена Нурдландера ключи от машины. Затем покинул охотничий домик, вышел в темноту и направился к лодке.

Прежде чем второй раз столкнуть лодку на воду, он постоял на берегу, зажмурив глаза. Минувшее волной накатило на него. Весь окружающий мир, о котором он так мало знал. И вдруг сам оказался второстепенным персонажем на огромной сцене. Что он знал сегодня и не знал тогда? В общем-то знаний у меня не очень прибавилось, думал он. Я по-прежнему все та же смятенная фигура на периферии всех крупных политических и военных событий. Тот же беспокойный и неуверенный периферийный персонаж — и тогда, и теперь.

Он столкнул лодку на воду и, несмотря на густой мрак, сумел добраться до гавани. Зачалил лодку там, где взял. В гавани было безлюдно, на часах — два ночи, когда он сел в машину Стена Нурдландера и поехал прочь. Припарковался неподалеку от железнодорожного вокзала, тщательно протер руль и рычаги, а также дверцу. Ключи бросил в сточный колодец. Потом стал ждать первого поезда, идущего на юг. Провел на скамейке в парке несколько часов. Думая, как странно находиться в этом чужом городе, со старым отцовским дробовиком в сумке.

Заморосил дождь, когда на рассвете он отыскал открытое кафе. Выпил там кофе, полистал старые газеты, потом вернулся на вокзал и уехал из города. Больше он сюда не вернется.

В окно поезда он видел на стоянке машину Стена Нурдландера. Рано или поздно кто-нибудь ею заинтересуется. Потянется ниточка. Возникнет вопрос, как Нурдландер добрался до гавани, а затем до Блошера. Но вовсе не обязательно, что прокатчик лодки свяжет Валландера с трагедией, разыгравшейся в уединенном охотничьем домике. К тому же все подробности наверняка засекретят.

В Мальмё Валландер приехал в самом начале первого, забрал свою машину и двинул в Истад. У выезда из города угодил в полицейскую проверку. Предъявил полицейское удостоверение, подул в пробирку с тестом на алкоголь.

— Ну и как? — спросил он, чтобы продемонстрировать коллеге бодрящий интерес. — Народ трезв?

— В общем, да. Но мы только начали. Кого-нибудь наверняка заловим. А как у вас в Истаде?

— Сейчас спокойно. Но обычно в августе побольше работы, чем в июле.

Валландер кивнул на прощание, поднял стекло и продолжил путь. Несколько часов назад я сидел с двумя трупами у моих ног, думал он. Но другие этого не видят. Наши воспоминания скрыты от других.

По дороге он заехал в магазин, забрал Юсси и наконец добрался до дома.

Поставив купленные продукты в холодильник, сел за кухонный стол. Вокруг царила тишина.

Попробовал решить, что расскажет Линде.

Но в этот день звонить не стал, даже вечером.

Просто-напросто не знал, что ей сказать.

Однажды ночью в мае 2009 года Валландер проснулся от сновидения. Так случалось в его жизни все чаще — ночные воспоминания не уходили, когда он открывал глаза. Раньше он крайне редко помнил, что ему снилось. Юсси прихворнул и спал на полу возле кровати. Может, его разбудил не только сон? Может, сквозь открытое окно спальни в его сознание вторгся крик филина-пугача, ведь прежде такое случалось.

Но сейчас филин уже улетел. А снилась Валландеру Линда и телефонный разговор, который должен был состояться в тот день, когда он вернулся с Блошера. Во сне он позвонил ей и рассказал, что произошло. Она слушала, не говоря ни слова. И всё. Сон резко оборвался, будто сломалась гнилая ветка.

Проснулся он с ощущением сильного недовольства. Ведь на самом деле так и не позвонил дочери. А себе самому объяснил все очень просто. Он не способствовал трагедии и только попадет в невыносимую ситуацию, если в точности расскажет, что произошло, и тем самым окажется под подозрением в соучастии. Только когда трагедия обнаружится, она и Ханс узнают, что произошло. А он сам в лучшем случае останется незримым.

Валландер думал, что пережитое было едва ли не самым страшным в его жизни. Сравнимым разве только с тем случаем на заре его служебной карьеры, когда он впервые при исполнении застрелил человека и всерьез взвешивал, может ли остаться полицейским. Тогда он хотел поступить так, как поступил Мартинссон. Уйти из полиции, заняться чем-нибудь другим.

Валландер осторожно перегнулся через край кровати, посмотрел на собаку. Юсси спал. И тоже видел сон, шевелил передними лапами. Валландер снова лег на подушку. В открытое окно веяло прохладой. Он отбросил одеяло. Мысли обратились к пачке бумаг на кухонном столе. Еще в сентябре прошлого года он начал писать отчет о событиях, разыгравшихся прежде, чем наступил конец — трагедия в охотничьем домике на Блошере.

Трупы нашел Эскиль Лундберг. Норрчёпингская уголовная полиция незамедлительно вызвала на помощь Иттерберга. Поскольку же дело касалось также Полиции безопасности и военной контрразведки, все сразу прикрыли и строго засекретили. Валландер узнал только то, что Иттерберг мог сообщить ему с величайшей доверительностью. Все это время он ждал, что его присутствие на острове так или иначе обнаружится. Больше всего его тревожило, что Стен Нурдландер мог рассказать жене о своей поездке. Но он явно ничего не сказал. С глубоким недовольством Валландер читал в газетах об отчаянии жены по поводу смерти мужа и ее отказе верить, что он застрелил своего лучшего друга и застрелился сам.

Порой Иттерберг жаловался Валландеру. Даже он, возглавлявший полицейское расследование, знать не знал, что происходило за кулисами. Но что Стен Нурдландер двумя выстрелами застрелил Хокана фон Энке, а затем покончил с собой — в этом никто не сомневался. Зато оставалось полнейшей загадкой, каким образом Стен Нурдландер попал на Блошер. Иттерберг, конечно, неоднократно говорил, что можно предположить присутствие там еще одного лица. Но кто это был и какую сыграл роль, он сказать не мог. Подлинный мотив случившейся трагедии тоже выявить не удалось.

Газеты и прочие СМИ изощрялись в домыслах. Безудержно предавались обсуждению кровавой драмы в охотничьем домике. Линда, Ханс и Клара были прямо-таки вынуждены уехать из дома, чтобы отвязаться от любопытных репортеров с их назойливыми вопросами. Наиболее оголтелые поборники теории заговоров считали, что Хокан фон Энке и Стен Нурдландер унесли с собой в могилу тайну, связанную с убийством Улофа Пальме.

В разговорах с Иттербергом Валландер, словно из учтивости, нет-нет да спрашивал, как обстоит с подозрениями, что Луиза фон Энке была русской шпионкой. Иттерберг мог поделиться разве что крайне скудной информацией.

— По моему впечатлению, что до нее, все стоит на месте, — говорил он. — Какой уж там правды доискивается Полиция безопасности или что они норовят скрыть, я понятия не имею. Возможно, надо подождать, пока какой-нибудь пытливый журналист возьмется раскапывать это дело.

За все это время Валландер не услышал ни словечка о том, что Хокан фон Энке занимался шпионажем в пользу США. Ни подозрений, ни слухов, ни версий, что именно это могло стать причиной происшедшего. Как-то раз он напрямик спросил Иттерберга, нет ли подобных вариантов. Иттерберг изобразил полное недоумение:

— Господи, да с какой стати ему быть американским шпионом?

— Я пытаюсь так и этак поворачивать случившееся. И точно так же, как Луизу могли заподозрить в шпионаже в пользу России, допустимо, пожалуй, помыслить и другую возможность.