— Вы уверены, что это он?

— Пленка-то у вас. Но по-моему, он. По крайней мере, записался под тем же именем.

Биргитта Руслин пыталась сообразить, что надо делать. Сердце билось как безумное.

Стуре Херманссон вывел ее из задумчивости:

— И еще кое-что.

— Да?

— Он спросил о вас.

У Биргитты перехватило дыхание. Страх вырвался на волю, захлестнул все ее существо.

— Это невозможно.

— Я плохо говорю по-английски. Сказать по правде, не сразу понял, о ком он спрашивает. Он произнес ваше имя как «Билгитта Луслин».

— И что вы ему ответили?

— Сказал, что вы живете в Хельсингборге. Он вроде как удивился. Видать, рассчитывал, что вы из Худиксвалля.

— Что еще вы сказали?

— Дал ему ваш адрес, вы ведь оставили мне его и попросили дать знать, ежели что. Вот я и звоню.

Черт тебя побери! — подумала Биргитта. Ее охватила паника.

— Окажите мне услугу, — сказала она. — Позвоните, когда он выйдет. Пусть даже ночью. Позвоните.

— Вы, наверно, хотите, чтобы я сообщил ему, что созвонился с вами?

— Нет-нет, не надо.

— Ладно. Я ничего ему не скажу.

Разговор закончился. Биргитта Руслин совершенно не понимала, что происходит.

Хун нет в живых. Человек с красной ленточкой вернулся.

Около семи утра, после бессонной ночи, Биргитта Руслин позвонила в гостиницу «Эдем». Долго слушала гудки, трубку никто не брал.

Всю ночь она старалась побороть страх. Если бы Хо не приехала из Лондона и не сообщила о смерти Хун, она бы вряд ли так остро отреагировала на ночной звонок Стуре Херманссона. Он не перезвонил, значит, ничего не случилось, твердила она себе.

Китаец, наверно, по-прежнему спит.

Биргитта подождала еще полчаса. Ей предстояло несколько дней без слушаний, и за это время она надеялась разгрести накопившуюся бумажную работу, а также приступить к подготовке приговора вьетнамцам, продумать, каких сроков заслуживает эта четверка.

Зазвонил телефон. Стаффан, из Фуншала:

— Мы собираемся в поход.

— По горам и долинам? По красивым тропам среди цветов?

— На паруснике. Мы нанялись на большую яхту и уйдем в море. Есть риск, что дня два телефонной связи не будет.

— Куда поплывете?

— Куда-нибудь. Это дети придумали. Мы нанялись на яхту как неквалифицированные члены экипажа, вместе с капитаном, коком и двумя матросами.

— Когда отчаливаете?

— Мы уже в море. Погода прекрасная. Только, увы, нет ветра.

— Спасательные шлюпки там есть? Спасательные жилеты вам выдали?

— Ты нас недооцениваешь. Пожелай нам приятных деньков. Если хочешь, привезу тебе баночку с океанской водой.

Связь была скверная. Под конец обоим пришлось кричать. Биргитта отложила телефон и вдруг пожалела, что не поехала с ними, наперекор разочарованию Ханса Маттссона и досаде коллег.

Она снова набрала номер «Эдема». На сей раз было занято. Подождала, через пять минут попыталась снова — все те же короткие гудки. За окном погожий весенний день. Пожалуй, можно одеться полегче, что она и сделала. В «Эдеме» до сих пор занято. Ладно, решила она, позвоню из конторы. Но, заглянув в холодильник и составив список покупок, перед уходом все-таки опять позвонила в Худиксвалль.

Ответил женский голос с акцентом:

— Гостиница «Эдем».

— Стуре Херманссона, пожалуйста.

— Нельзя! — выкрикнула женщина и разразилась истерической тирадой на чужом языке, который Биргитта приняла за русский.

Затем трубку вроде бы уронили на пол. Однако тотчас же подхватили, и Биргитта услышала мужской голос. Швед, говорит на местном диалекте:

— Алло!

— Мне нужен Стуре Херманссон.

— Кто его спрашивает?

— А с кем я говорю? Это гостиница «Эдем»?

— Она самая. Но со Стуре поговорить нельзя.

— Мое имя — Биргитта Руслин, я из Хельсингборга. Вчера около полуночи Стуре Херманссон звонил мне. И обещал связаться со мной еще раз сегодня утром.

— Он мертв.

Биргитта едва не задохнулась. Секунда дурноты, наверно спазм.

— Что случилось?

— Мы не знаем. Похоже, напоролся на нож и истек кровью.

— С кем я говорю?

— Меня зовут Таге Эландер. Почти как старого премьера, только без «р». У меня обойная мастерская по соседству. Уборщица его, русская, прибежала ко мне несколько минут назад. Ждем «скорую» и полицию.

— Его убили?

— Стуре? Господи, да с какой стати? Напоролся на кухонный нож. Ночью был тут один, так что, если и звал на помощь, никто не слышал. Очень печально. Такой симпатичный человек.

Биргитта усомнилась, правильно ли поняла Эландера.

— Он был в гостинице не один.

— Как — не один?

— Там же постояльцы находились.

— По словам русской, гостиница пустовала.

— Один постоялец у него точно был. Он сам мне вчера сказал. Китаец, поселился в двенадцатом номере.

— Ну, может, я неправильно понял. Сейчас спрошу.

Биргитта слышала, как они разговаривают. Голос уборщицы по-прежнему звучал пронзительно, возбужденно.

Эландер снова заговорил в трубку:

— Она твердит, что никаких постояльцев ночью не было.

— Надо проверить в регистрационном журнале. Номер двенадцать. Постоялец с китайским именем.

Эландер опять отложил трубку. Биргитта услышала, как русская уборщица, вероятно Наташа, расплакалась. Потом хлопнула дверь, донеслись другие голоса.

Снова Эландер:

— Придется закончить разговор. Приехали полиция и «скорая». А регистрационного журнала нету.

— То есть как?

— Нету, и всё. Уборщица говорит, он всегда лежал на стойке. Сейчас его там нет.

— Я совершенно уверена, сегодня ночью в гостинице был постоялец.

— Его тоже нету. Может, это он украл журнал?

— Может, и хуже, — сказала Биргитта. — Может, он держал кухонный нож, убивший Стуре Херманссона.

— Не понимаю, что вы такое говорите. Лучше вам, наверно, потолковать с полицейскими.

— Непременно. Но не сейчас.

Биргитта Руслин положила трубку. Все время разговора она стояла. А теперь поспешила сесть. Сердце молотом стучало в груди.

Внезапно на нее как бы низошло озарение. Если человек, который, как она думала, убил обитателей Хешёваллена, вернулся и спросил о ней, а затем исчез, прихватив регистрационный журнал и оставив в гостинице мертвого хозяина, вывод может быть только один. Он вернулся, чтобы убить ее. Когда попросила молодого китайца показать снимок с камеры Стуре Херманссона, она и предположить не могла, каковы будут последствия. Разумеется, он решил, что она живет в Худиксвалле. Но эта ошибка уже исправлена. Стуре Херманссон снабдил китайца правильным адресом.

На миг все смешалось. Уличное нападение и смерть Хун, пропавшая и найденная сумка, обыск в гостиничном номере — все это взаимосвязано. Но что будет теперь?

В полном отчаянии она набрала номер мужа. Абонент вне зоны доступа. Мысленно она проклинала их затею с яхтой. Попробовала связаться с дочерьми — тоже безрезультатно.

Попыталась позвонить Карин Виман. И там нет ответа.

Паника не давала перевести дух. Бежать — другой возможности она не видела. Надо уехать отсюда. Хотя бы на время, пока не разберется в происходящем, не поймет, во что втянута.

Приняв решение, Биргитта начала действовать так, как обычно в рискованных ситуациях, — быстро, без колебаний. Позвонила Хансу Маттссону и настояла на разговоре, хотя он сидел на совещании.

— Я плохо себя чувствую, — сказала она. — Нет, давление в порядке. Температура. Вирус, наверно. Но на несколько дней придется взять бюллетень.

— Ты слишком перенапряглась, стараясь поскорее закончить процесс вьетнамцев, — вздохнул Маттссон. — Так что я не удивлен. Как раз сейчас написал докладную записку в Главное судебное ведомство, заявил им, что работа судей становится все более невозможной. Судьи всех уровней крайне перегружены и переутомлены, а это риск для осуществления правосудия.

— Меня не будет всего несколько дней. Тем более что слушания предстоят только на следующей неделе.