Секунду помолчав, чтобы переварить услышанное, я ответил:

— У меня есть все, что нужно. Спасибо.

Она проигнорировала мой ответ — чего я, впрочем, ожидал — и сказала:

— Сегодня в восемь вечера в парке Капсог-Бич, на берегу залива. И учтите: больше я звонить не стану. — С этими словами она повесила трубку.

Я попробовал воспользоваться системой определения номера «Стар-69». Механический голос сообщил, что установить, откуда мне звонили, невозможно.

Я посмотрел на часы, стоявшие на тумбочке у кровати. Они показывали восемнадцать минут четвертого. Чтобы прокатиться до Олд-Бруквилла, а потом вернуться в Капсог-Бич, времени мне явно не хватало.

Более актуальным, однако, был другой вопрос: с какой стати я должен ехать в темное пустынное место, чтобы встретиться с человеком, которого я совершенно не знаю? Если это действительно необходимо, то прежде следует надеть бронежилет, вызвать команду поддержки и, уж конечно, иметь при себе пушку.

В данном случае все это отсутствовало — просто потому, что я вел расследование на свой страх и риск, а мой любимый «глок» находился в дипломатическом багаже, где-то между Йеменом и США.

Впрочем, все это не имело никакого значения, поскольку никуда ехать я не собирался.

Я передумал.

Очень неразумно отправляться на тайную встречу всем известным путем — не важно, деловые это переговоры или любовное свидание. Поэтому я не стал парковаться на стоянке у Капсог-Бич и, поколесив по Дьюн-роуд, нашел проход на пляж между двумя домами, где и оставил машину.

Потом я в новом пляжном костюме — черной футболке и темно-зеленых шортах — побрел вдоль берега. Табличка на колышке, воткнутом в песок, извещала, что я вступил на территорию парка.

Было чуть больше семи. Закат должен был наступить семнадцать минут восьмого. Солнце уже наполовину погрузилось в океан, и на поверхности воды сверкали рубиновые и золотые искорки. Несколько человек, оставшихся на пляже, уже собрали вещи и направлялись к выходу.

Вскоре я остался на пляже один — если не считать рейнджера на вездеходе, объявлявшего в громкоговоритель о закрытии парка.

Проезжая мимо меня, он сообщил:

— Парк закрывается. Покиньте, пожалуйста, территорию.

Я пошел прочь от берега и взобрался на одну из дюн. Оттуда было хорошо видно, как две последние засидевшиеся на пляже парочки несли свои пожитки к стоявшим на парковочной площадке автомобилям.

Я взглянул на часы: семь пятнадцать. У меня оставалось еще сорок пять минут, чтобы собраться с мыслями. Я мог сделать это и в предыдущие сорок лет, но все как-то не получалось.

Солнце село, и небосвод из темно-пурпурного вскоре стал черным. Заблестели звезды, с моря подул прохладный бриз, шурша высокими стеблями прибрежной травы. Набегавшие на берег волны шумели ровно и ритмично.

Я продолжил свое путешествие по поросшим травой песчаным холмам и вскарабкался на последнюю в этой части острова дюну, откуда берег залива просматривался особенно хорошо. На мой взгляд, до него было не больше пятидесяти ярдов.

Справа от того места, где я стоял, находился залив Моричес-Бей, слева простирался океан, их-то и соединял между собой этот небольшой залив. Неподалеку от берега горели мачтовые огни нескольких яхт, успевших войти в залив до темноты; краболовы, наоборот, торопились выйти в это время на большую воду. На противоположном берегу светились окна наблюдательной башни береговой охраны.

Я не имел ни малейшего представления о том, какой путь изберет мой «информатор», чтобы добраться до этой оконечности острова. Он мог пройти сюда вдоль берега, подобраться со стороны дюн или приплыть на лодке. Как бы то ни было, я оказался здесь первым и успел осмотреть местность, а кроме того, находился на возвышении — следовательно, должен был заметить того человека первым. Однако, получив приказ, я чувствовал бы себя гораздо увереннее. Тем более что все те преимущества, которые, как мне казалось, я имел, с заходом солнца и наступлением темноты потеряли свое значение.

Светящиеся цифры на моих часах показывали пять минут девятого, но пока на этой полоске суши никого, кроме детектива Джона Кори, не было. Мой информатор явно запаздывал. Вдруг я подумал, что он, возможно, затаился в прибрежной траве и ждет, когда я выйду на открытое место.

В восемь пятнадцать я решил, что пора что-нибудь предпринять, зная, однако, что первое же мое движение может стать и последним.

Хочу отметить, что, хоть я и находился здесь совсем один и без оружия, я отнюдь не идиот. Может, немного легкомысленный. Да еще ужасно любопытный.

Я прислушался, но тут же подумал, что расслышать шаги крадущегося по песчаному пляжу человека почти невозможно. Тем не менее, когда ветер стих, я услышал шуршание прибрежной травы, хотя именно в этот момент ей, казалось бы, шуршать вовсе не полагалось.

Медленно повернув голову в направлении шума, я всмотрелся в темноту, но ни одного движущегося объекта не увидел.

Взошла луна — яркий серп, — и берег и море мгновенно осветились. Теперь прибрежная трава, в которой я скрывался, уже не казалась мне таким надежным укрытием, как несколько минут назад. При свете луны мое убежище стало тем, чем и было в действительности — песчаным холмиком с торчащими тут и там сухими стеблями неизвестного мне растения, напоминавшего по виду речной камыш. Хорошо еще, что на мне была темная одежда, а кожу покрывал загар.

В восемь двадцать пять я понял, что настало время принять хоть какое-то решение. Самое лучшее, что я мог сейчас сделать, — это немедленно убраться отсюда. Но уйти незамеченным было не так-то просто, поэтому я решил остаться на месте. Тот, кто меня сюда заманил, должен был начать действовать первым. Таковы правила игры.

Минут через пять я услышал странный звук, напоминающий кашель. Но это могла быть и собака. Через несколько секунд кашель послышался снова; теперь он раздавался откуда-то снизу и сбоку — на сравнительно небольшом удалении от дюны, где я притаился.

Я медленно повернулся в ту сторону, откуда доносился звук, но ничего не увидел и снова замер.

Через несколько секунд я снова услышал звуки. На этот раз они ничем не напоминали те, что могла издавать собака. Это явно был человек, и он обходил мое убежище по окружности. Вполне возможно, что возле моей дюны кружил не один человек, а несколько, вооруженных пистолетами с глушителями. Потом я снова услышал кашель — но уже совсем в другом месте.

Честно говоря, все это дерьмо мне ужасно надоело. Тот, кто пришел сюда, должен был понять, что хозяином положения являюсь я.

Я сказал:

— Встаньте так, чтобы я мог вас видеть.

Мужской голос отозвался:

— А вы, собственно, где?

Голос раздался справа от меня, и я вновь повернулся на звук.

— Встаньте так, чтобы я мог вас видеть, — повторил я. — Медленно.

На вершине дюны, находившейся от меня на расстоянии тридцати футов, возник темный силуэт человека. Хотя поначалу я увидел лишь очертания его головы и плеч, было ясно, что передо мной крупный, сильный мужчина. Его лицо скрывала от меня ночная тьма.

Я сказал:

— Подойдите ближе и руки держите так, чтобы я мог их видеть.

Человек стал подниматься на дюну, и его силуэт с каждым шагом увеличивался в размерах. Потом направился к тому месту, где находился я.

— Остановитесь.

Он подчинился.

— Теперь повернитесь и лягте на землю лицом вниз.

Он отказался следовать моим инструкциям, что чрезвычайно меня раздосадовало. Тогда я — в лучшей манере нью-йоркского копа — гаркнул:

— Эй, парень, я с тобой разговариваю. Повернись и ляг мордой на землю. Сейчас же!

Неизвестный продолжал стоять, глядя в мою сторону. Потом он достал сигарету. Когда он прикуривал, я увидел его лицо, освещенное огоньком зажигалки. На мгновение оно показалось мне знакомым. Но лишь на мгновение, так как этого просто не могло быть.

— Ты, задница! У меня в руке пушка. Она нацелена на тебя и ровно через три секунды заговорит. Поэтому повернись и делай как сказано. Считаю до трех: раз, два…