— Сначала заехав в Караколь… — Николь решительно кивнула головой, понимая, что задумал Фабрисио. — Таков твой план, правда?

— Да, да! — Его усы разошлись в стороны, открывая застенчивую улыбку. — Наше желание попасть в Караколь будет выглядеть естественно, потому что оттуда легче добраться до шоссе. А там…

— Бог подскажет, — закончил Жан.

— Или наши три бога майя подскажут. — Голос Николь был твердым, как у человека, знающего, что он принял правильное решение. — Не будем о них забывать.

Когда они вернулись с развалин, к ним подошел один из проводников, только что возвратившийся с места стоянки автомобилей в паре километров отсюда, где были оставлены внедорожники.

— Нет одной из машин, — сказал он им. — Именно той, которую обычно вел Хорхе. Хорошая новость заключается в том, что остальные на месте.

Никто не удивился, хотя исчезновение автомобиля все же испортило и без того не радужное настроение членов экспедиции.

— Жан, скажи мне, что мы все делаем правильно. — Николь поправила маленькую подушечку, которую она подложила под спину, опираясь на дерево. — Я боюсь, что решение, которое мы приняли, было эгоистичным.

— Всякое мнение имеет право на жизнь, и все они приемлемы, но если это тебе в чем-то поможет, я скажу, что, когда Аугусто предложил проехать через Караколь, я готов был броситься ему в объятия.

— Да, я тоже. — Николь улыбнулась. — Я бы не смогла уехать домой в тот момент, когда мы так близки к финалу. Я только боюсь обнаружить, уже добравшись до большой пирамиды, что маска украдена.

— У нас целый день впереди, но осталось еще расшифровать заключительную часть текста с лестницы.

— Да, эти пресловутые цифры! — Николь раскрыла свою тетрадь. — 9. 11. 10. 14. 3. 11. 3. 14. Итак, они сгруппированы по парам, и каждые две пары соединены между собой.

Жан еще раз взглянул на рисунок, который сделала Николь, перенося в тетрадь нижние иероглифы четвертой ступеньки:

— Увидев их, Хулио вспомнил, что эти числа всегда казались странными археологам. Считалось, что они указывают на количество врагов, взятых в плен в битве, или нечто подобное. Ясно, что сейчас он так не думает.

— Плохо то, что у нас нет ни одной идеи. Вряд ли это пустое помещение на вершине пирамиды даст нам решение.

— Ладно, посмотрим, Николь. До сих пор нам удавалось расшифровать все послания; верь в себя. Я в тебя верю. Что-нибудь обязательно придет тебе в голову.

Девушка улыбнулась снова и взяла его руку в свои.

— Не знаю, Жан. Впервые за последнее время я чувствую, что запуталась, и не только из-за всего того, что с нами происходит, хотя я думаю, что это тоже имеет значение. Но речь идет о чем-то более внутреннем, как будто во мне закрылась дверь. Или открылась, не знаю. Потому что я смотрю по сторонам и у меня ощущение, словно я смотрю на посторонних.

Жан непонимающе взглянул на нее.

— Люди, дорогой, — продолжила она. — Точнее, человечество. До сих пор я всегда считала себя частью человечества. Люди могли быть красивыми и уродливыми, высокими и низкорослыми, хорошими и плохими… но я принимала их всех, и это меня не беспокоило. Мне нравилось быть частью человечества. А теперь все вокруг кажутся мне посторонними, как будто из другого мира.

— Ты имеешь в виду Ги, не так ли?

— Нет, нет. Ладно, я предполагаю, что тут есть и его вина, но не только. Хулио, Аугусто тоже… Но не ты, — добавила она с улыбкой, заметив, какое выражение появилось на лице жениха. — Я хочу сказать, что думаю о них, вижу в них людей образованных, сердечных… даже друзей, но при этом таких, с которыми у меня нет ничего общего и которых я, по сути дела, интересую очень мало. Возможно, потому, что я немного подавлена, но я вдруг стала воспринимать людей как очень маленькие острова, затерянные в огромном океане. Не знаю…

— Но ведь человечество не изменилось за последние дни. И скажу тебе, что наши спутники — не самые худшие его представители.

— Да. Ясно, что изменилось мое восприятие. И поэтому я немного грущу. Мне бы хотелось, чтобы мы перестали быть такими эгоистичными. Иногда мне не слишком нравятся люди. Нет, я не забываю, что сама являюсь человеком. Ты веришь, что в будущем люди станут другими?

— Не похоже, что природа собирается изменить нас, если ты это имеешь в виду. — Жан поразмыслил некоторое время, прежде чем дать ответ. — Наш вид научился продлевать свое существование независимо от окружающей среды, и генетические изменения тут ни при чем. У меня такое впечатление, что эволюция человека уже завершилась… если не случится катаклизм.

Оба какое-то время сидели молча, держась за руки, созерцая море зелени, раскинувшееся перед ними.

— Только у человеческого существа есть ключ от самого себя… я верю. — Голос Жана звучал мягко, в то время как его глаза с нежностью смотрели в глаза девушки.

— О чем это ты?

— О генетике, генетических исследованиях, Николь. Если стремиться к этому, человек будет в состоянии создать нового человека. И думаю, что в будущем так и случится.

— Но что-то я не замечала, чтобы те, кто нами правят, очень ратовали за это. Смотри, каждый раз, когда затрагивают этот вопрос, поднимается волна протестов.

— Медицинские исследования запрещались на протяжении веков. Тогда были религиозные возражения; теперь этические соображения… По существу это одно и то же. Все сводится к тому, что человек придает себе слишком много значения. Ты говорила, что мы эгоисты, Николь. Нам также очень сильно не хватает скромности.

— Ладно, я согласна. А как по-твоему, это не изменится? Тогда я не вижу решения.

— Твоя взяла! — Жан засмеялся. — Но я верю, что в конце концов наука возьмет верх; у интеллекта есть огромный потенциал. Мне представляется, что появится какое-нибудь правительство, которое будет покровительствовать серьезным исследованиям по генетике, и с того момента все станет возможным.

— Это должно быть выгодным делом. Уже не существует великих меценатов.

— Выгодным? Но это же философский камень! Скажи человеку, что исчезнут многие болезни из тех, от которых он сейчас страдает, что он станет сильнее, умнее и будет жить гораздо дольше, и он отдаст все, что угодно, чтобы достичь этого.

— Красивая утопия. Если бы мы сейчас начали жить, скажем, в два раза дольше, наша социальная система и наша цивилизация потерпели бы крах.

— Это так. — Архитектор пожал плечами. — Поэтому перемены будут постепенными. Мы этого не увидим.

— Жаль! Но в будущем, которое ты планируешь, люди на самом деле изменятся: станут более высокими, более красивыми, более сильными… но также и более злыми.

— Нет, нет. Есть также гены, которые регулируют наши инстинкты: алчность, эгоизм, агрессивность. Исследования в этой области станут важнейшими для будущих поколений.

— Не знаю. Мне кажется, это все из области научной фантастики.

Жан посмотрел на нее с притворной серьезностью, а потом рассмеялся.

— Я тебе кое-что скажу, Николь: мне тоже так кажется.

Город майя Караколь, 628 год н. э.

Белый Нетопырь видел, как к нему приближается группа людей, которая направлялась к тропинке, ведущей из Караколя на восток, углубляясь в лес. Это был один из выходов из города, которым мало кто пользовался, потому что по этой тропе нельзя было добраться до другого города, а только до плантаций кукурузы, лежащих в той стороне.

Но в тот день это место было важным, поскольку на пьедестале, расположенном на перекрестке, вскоре должны были установить изображение Ицамны, бога-создателя. Статуя будет приветствовать новый год, а лик бога, направленный в сторону восходящего солнца, напомнит всем, что грядет год ламат.

Пришли почти все жители Караколя, потому что, хотя церемония ожидалась короткая, они были рады любому поводу, чтобы избавиться от летаргии, навязанной пятью днями вайеба. Некоторые с самого утра заняли стратегические места вокруг пьедестала, возвышавшегося над землей в ожидании статуи божества, в то время как остальные горожане предпочли сопровождать группу, отправившуюся позже от площади большой пирамиды.