Все присутствующие хранили выжидательное молчание.

Граф был потрясен заключениями молодого рыцаря не только из-за ясности изложения, но и потому, что выводы Гундемара полностью совпадали с его собственными предположениями. Граф Шампанский задумчиво поглаживал бороду и думал о том, что этот рыцарь почти буквально повторил слова Бернара Клервоского. В рукописи шла речь о чем-то таком, что не называлось по имени. Ценность этой вещи, по-видимому, затмевала все богатства храма.

— Как ты полагаешь, что они стремились спрятать?

Гундемар пожал плечами.

— Не знаю, мой господин. Однако это нечто большее, чем просто сокровища, которые, сколь бы велики они ни были, являют собой только приманку, оставленную для отвода глаз.

— Все-таки все вы единодушно утверждаете, что клады на редкость богаты.

— Это верно, мой господин.

— Так, стало быть, трудно предположить, что же тут может оказаться самым ценным? — Граф явно решил испытать разумность слов Гундемара.

— Мой господин, я убежден в том, что люди, составившие этот план, стремились запрятать нечто куда более важное, чем богатства, найденные нами. Вот почему иудеи устроили все с крайним тщанием, просчитали каждый шаг, ведущий к сокровищу. Нужно признать, они использовали лучшую приманку, чтобы отвести глаза от того, что на самом деле желали спрятать. Как я и говорил, мой господин, слишком странно было бы оставлять план, позволяющий легко добраться до всех остальных тайников. Это просто неразумно!

— Такое богатство мало кого оставит равнодушным, — не отступался граф.

— Именно так, мой господин, особенно когда искать нужно в двадцати четырех местах. Поверьте мне, бегая от клада к кладу, впадаешь в лихорадочное состояние, близкое к умопомрачению. Эта погоня изматывает, а блеск золота зачаровывает так, что даже самый уравновешенный человек способен лишиться рассудка.

После этих слов напряжение в трапезной достигло высшей точки. Гуго де Пайен мысленно проклинал этого юнца, который ни разу не сказал ничего подобного за все месяцы их долгих и жарких споров. Конечно же, он решил покрасоваться перед графом!

— Вы говорили, что на плане в точности указаны все места, где были запрятаны сокровища.

— С абсолютной достоверностью, мой господин! Я никогда не держат в руках более подробной карты. Эта точность поразительна сама по себе! Не знаю, как евреям удалось промерить все расстояния в этих подземельях, многие из которых к тому времени успели обрушиться, а другие изначально не имели между собой никакой связи.

— Вы обнаружили еще что-нибудь, кроме сокровищ? — спросил граф.

— Ваша милость имеет в виду что-то конкретное?

— Да, ритуальные предметы, которые первосвященники использовали для своих обрядов.

— Ничего такого нам не попадалось, мой господин. Мы нашли много золота и серебра. Драгоценных камней было чуть меньше. Кстати сказать, отличия между разными кладами бросаются в глаза. В некоторых из них было в основном серебро, в других преобладало золото. Мы находили монеты различных эпох и всевозможные украшения.

— Какие?

— Кольца, браслеты, серьги, ожерелья, броши и так далее.

Граф Шампанский слушал и кивал.

— Давайте посмотрим.

Граф поднялся, вслед за ним встали и все остальные. Рыцари в молчании покинули трапезную и углубились в лабиринт длинных галерей и узких проходов, где была хорошо ощутима разница между работой мастеров древности и раскопками последних лет.

Все добрались до зала, в глубине которого помещалась дверь с двумя крепкими замками и несколькими железными цепочками. Ключи вытащили сразу несколько тамплиеров. В одиночку за эту дверь не мог проникнуть никто.

Факелы осветили столь необычную картину, что графу показалось, будто такого просто не может быть. В просторном прямоугольном помещении со сводчатым потолком, который поддерживался девятью каменными колоннами, грудами было навалено золото и серебро, украшения и драгоценные камни.

Такое богатство просто немыслимо!

Ни один монарх не обладал столь многими сокровищами.

Гуго Шампанский молча осматривал груды драгоценностей, переходил от клада к кладу. Тамплиеры аккуратно разложили сокровища на двадцать четыре кучи.

Граф был явно заворожен блеском золота, сверканием драгоценных камней и благородной патиной, которой со временем покрылась поверхность серебряных изделий. Здесь были драгоценности, при создании которых древние ювелиры проявили величайшую фантазию, горы монет, чеканенных в самые разные времена.

Граф задержался возле клада, состоявшего по большей части из золотых монет. Его внимание привлекла тонкая пластинка, отливавшая красным тоном.

Гуго заметил, что она покрыта странными письменами.

— Что это?

— Не знаю, господин, — покачал головой де Пайен.

— Кажется, эту пластинку в спешке сорвали с какой-то стены, — заметил один из рыцарей, стоявших за спиной графа, который уже искал взглядом своего спутника.

Цистерцианец со свечой в руке изучал соседний клад.

— Брат Этельберт!

Молодой священник тотчас явился на зов. Граф передал ему пластинку.

— Что скажешь?

Монах поднял свечу и надолго застыл, исследуя необычную находку. Тамплиеры ожидали его заключения, однако брат Этельберт хранил полнейшее молчание.

— Так что? — повторил граф.

— Здесь надпись. Кажется, она сделана на арамейском, хотя я и не уверен. Это могут быть слова молитвы или обращение к Всевышнему.

Граф еще раз огляделся по сторонам и приказал:

— Давайте вернемся в трапезную.

Когда все поднялись наверх, Гуго Шампанский спросил:

— Кому-нибудь, помимо вас, известно обо всем этом?

— Нет, господин.

— Но ведь слухи явно возникли.

— Вы имеете в виду наше пребывание в храме?

— Нет, я имею в виду сокровище.

— Подобные слухи до нас не доходили, мой господин.

— Итак, никто даже не подозревает о ваших находках?

— Господин мой, я не осмелился бы сказать такое столь определенно.

— Почему?

— Наше присутствие в храме уже многие годы порождает различные пересуды. Местные жители много чего болтают о нас.

— О сокровищах тоже?

— Полагаю, что до сегодняшнего дня нам удавалось хранить тайну, однако наше многолетнее затворничество наводит людей на мысль о том, что мы что-то ищем.

— А что Гормонд?

— Он три года как умер. Новый патриарх к нам и не заглядывал. Он абсолютно не понимает, что нас сюда привело, занят только придворными интригами, хотя и оказывает нам свое покровительство.

— Что же, — удовлетворенно кивнул граф, — тогда нелишне будет напомнить всем присутствующим о том, что клятва обязывает нас хранить молчание.

— Что нам делать с этими сокровищами, господин? Быть может, стоит перенести их в другое место?

— Давайте подождем.

— Как долго, мой господин?

Граф Шампанский взглянул на Андре де Монбара, который и задал этот вопрос, и сказал:

— Если до сегодняшнего дня величайшей вашей добродетелью являлась настойчивость, то теперь это будет терпение.

Появление Гуго Шампанского не изменило привычек рыцарей храма. Ужин они собрали весьма скромный: по куску козьего сыра, половинке краюхи хлеба, пригоршне фиников и кувшину вина на каждого. Для брата Этельберта, у которого после песчаных бурь разболелось горло, был приготовлен лимонный сок — полоскать рот.

По окончании трапезы граф поблагодарил рыцарей за их прилежание, усилия и настойчивость. Однако стоило ему сказать о том, что тамплиерам предстоит оставаться в храме до получения указаний на сей счет от брата Бернара, как за столом воцарилось глубокое молчание.

Никто из тамплиеров не хотел больше жить в этом негостеприимном месте. Все они надеялись на то, что с прибытием графа их миссия окончится.

Почти восемь лет рыцари были отрезаны от мира. Это было непростое, тревожное время. Ведь искать им приходилось вслепую, даже не зная в точности, что же именно они должны были найти. Эти девятеро мужчин перетаскали столько камней, песка и щебенки, что их хватило бы для постройки целого города. На протяжении всех этих лет рыцарям казалось, что их подвергают тяжким испытаниям перед новыми подвигами, однако после обнаружения сокровищ они считали, что Бог готов вознаградить их за усилия и в особенности за слепую веру.