Итан уже успел с десяток раз потренироваться в восхождении примерно в таких же условиях на гораздо более сложных скалах. Кейт тоже очень тщательно подходила к подобной работе, но при ночной подготовке они использовали крюки и веревки. Это — первый подъем в темноте без снаряжения, поэтому Итан сначала немного нервничал. Он бросил беглый взгляд на Кейт и с изумлением увидел, что она преодолела уже половину пути. Он прислушался и уловил ее дыхание, ровное и глубокое. Раздосадованный собственной нерешительностью, он устремился вперед, желая догнать напарницу. Не слишком умное решение для профессионала. Глянув вниз, Итан увидел, что расстояния до земли достаточно, чтобы разбиться, но слишком мало, чтобы успеть воспользоваться парашютом. Он отлично видел скалу, о которую мог бы разбиться. Недовольный собой, Итан увеличил скорость. Напомнил себе, что эта скала не из сложных. Быстро продвинулся на несколько футов; цеплялся пальцами за один выступ и тут же, без паузы, переносил руку на другой, не успевая ни закрепиться, ни подумать, ни передохнуть. В точности так же, как Кейт.

Остановившись, чтобы оценить пройденный путь, Итан вдруг почувствовал, что у него сдают нервы. Потянулся было к очередному выступу, но передумал. Кейт ждала у самой вершины и наблюдала за ним. Неужели она догадалась, что он в беде? Услышала это в его дыхании? Он далеко протянул руку и понял, что ноге на уступе не удержаться. Итан внимательно ощупал каменистую поверхность. Ничего. Он снова глянул вниз и ощутил, что ладони рук вспотели. Единственное, о чем он мог думать в этот момент, — это о своем подъеме в долине Бергелль несколько лет назад. Та скала напугала Итана прежде, чем он приступил к делу. Он добрался примерно до середины, борясь за каждый дюйм, и вдруг ощутил, что пальцы отказываются держаться на выступах, словно живут своей собственной жизнью. Такое порой случается, особенно когда альпинист нервничает, слишком напряжен или напуган. Если при этом на человеке есть обвязка, самый оптимальный вариант — это оттолкнуться от скалы, повиснуть и подождать, пока не вернутся уверенность и силы. Но при отсутствии такой страховки ты приговорен.

Секунду-другую он не мог заставить себя высвободить левую руку. Примерно то же самое произошло и тогда. Сначала сводит мышцы, затем разжимаются пальцы. Цепляясь за камень, Итан начал двигать ногой, пока не нашел крохотное углубление. Слишком маленькое, чтоб удержать его, зато можно хоть немного ослабить нагрузку на руки. Он начал искать другой выступ и тут почувствовал, что левая рука у него занемела.

Перенеся вес на ноги, он наконец ослабил захват и начал шевелить пальцами, пытаясь наладить кровообращение. Затем вытянул левую ногу, выискивая новый удобный уступ, и вдруг почувствовал, как свело бедро. Вот он, момент, когда ты бросаешь все к чертовой матери, отталкиваешься и, смеясь, повисаешь на тросе, целиком доверяясь его прочности и напарнику, который стоит внизу на земле. Ты проиграл, скала победила. Завтра можно попробовать еще раз. А можно уехать автостопом.

— Двигай влево. Там приличная площадка, всего в десяти футах, — услышал он голос Кейт.

Итан попытался разглядеть, где именно.

— Доверься мне. Она здесь, совсем рядом. Не спеши. Ты сможешь. Только не надо думать об этом.

Она произнесла какие-то совсем другие слова, но сам факт ее присутствия, понимания того, что с ним беда, сразу прибавил сил.

Итан целиком сосредоточился на ее нежном голосе со слабым британским акцентом. И сразу забыл про судороги и дрожь в пальцах, забыл саму смерть.

— Да ты уже стоишь на нем левой ногой. Давай, Мальчик. Чуть выше. Вот так, хорошо.

Он подтянулся, шагнул на узкий выступ. Нашел еще один, совсем маленький, за который едва можно было ухватиться рукой. Пальцы слушались, судорога в бедре отпустила. Итан встряхнул руками, скорее по привычке. Кровь снова бежала по жилам, силы возвращались. А потом он вдруг увидел, что находится прямо напротив Кейт; оба они примостились под острым козырьком скальной породы.

— Я уж думала, потеряю тебя, — прошептала она.

— Судороги, — сказал он.

— Они не спрашивают, как мы это делаем, им интересно только, насколько мы продвинулись. Ну как ты сейчас, ничего?

— В порядке.

— Команда-два, мы на месте. Повторяю, мы на месте.

Гостиница «Палас», Люцерн

На крыше гостиницы «Палас» сэр Джулиан Корбо оторвал взгляд от расцвеченного огнями неба над Люцерном и посмотрел на графиню Клаудию де Медичи, стройную, средних лет даму, которая стояла возле балюстрады. Эта аристократка прожила здесь лет двадцать и ни разу прежде не была замечена на подобных мероприятиях. Интересно, почему она вдруг передумала. Нет, сюда ее привлекло вовсе не увлечение фейерверками, в этом сэр Джулиан был уверен. Банкиры, разумеется, постоянно посылали ей приглашения, но это стало чистой формальностью.

Сама же она устраивала прием лишь раз в году — для сотни избранных представителей швейцарской элиты. Многие из окружения Корбо бывали там. Они называли это мероприятие вечеринкой года — в гости к мадам де Медичи съезжались светила со всего мира. Когда это все еще только начиналось, у Корбо были неприятности в Америке, грозившие перерасти в нешуточный скандал; возможно, именно по этой причине она поначалу игнорировала сэра Джулиана. Но постепенно история в Америке забылась, а сам Корбо сумел приобрести в Европе определенный вес. Он снова вошел в моду, если так можно выразиться. Но несмотря на это, графиня по-прежнему не присылала приглашений.

Нет, разумеется, он не мог подойти к ней прямо и бесцеремонно, подобно краснеющему школяру, требующему внимания. Такой радости он ей не доставит. И сэр Джулиан предпочел смешаться с другими гостями. Как принято в таких случаях, разговор шел о политике и состоянии общества. Обсуждался даже — впрочем, довольно скупо — некий намечающийся во Франции деловой проект. И наконец всплыло имя графини. Заговорили о ней и знаменитых ежегодных приемах, которые она устраивала. Разве он ни разу не бывал у нее? Нет, ответил Корбо. А потом добавил, что, по его мнению, в жилах этой дамы течет еврейская кровь.

Высказывание всех удивило. Не может быть!

— Возможно, я ошибаюсь, — с еле заметной улыбкой сказал Корбо и с удовлетворением отметил сомнение на лице своего собеседника.

— Эта информация… стоит не один миллион, — заметил джентльмен, словно это могло хоть как-то оправдать сомнительность происхождения графини.

— Но определенно она не из семьи Медичи?

— Кажется, была замужем за каким-то обедневшим кузеном. — И собеседник осторожно отпил маленький глоток шампанского. — Получила титул в награду за свои страдания, насколько я понимаю. И деньги в браке были ее.

— А потом они развелись?

— Точно не знаю. Она проявляет крайнюю скрытность во всем, что касается личной жизни. Возможно, муж ее умер, впрочем, доподлинно это не известно.

— А каким образом ей достались большие деньги?

— Не знаю, но бьюсь об заклад, денег у нее предостаточно.

Джентльмен, беседовавший с ним, оказался управляющим одного из ведущих банков Швейцарии, и у Корбо не возникло ни малейших сомнений в состоятельности графини. И в самом деле, редко можно увидеть такую страсть в глазах швейцарского банкира.

— И при этом она ни с кем не встречается, — заметил Корбо, как будто удивленный тем фактом, что такой богатой женщине не удалось вписаться в швейцарское общество.

— Если и да, то крайне редко. Просто образчик осторожности. Принимая приглашение на этот вечер, она прежде хотела убедиться, что здесь не будет камер и прессы.

— Интересно почему.

— Не знаю, поверите вы или нет, но лично мне кажется, она весьма скромна.

— А мне уже давно кажется, что скромность вышла из моды.

Банкир вежливо улыбнулся.

— Необычная женщина, во всех отношениях. Хотите, я вас представлю?

У графини были изумительно красивые глаза. Такие чудесные и загадочные, что не замечаешь, как она не протянула вам руки.