— У вас есть оригинал этой арабской надписи? — спросил Гершон.

Несколько минут он разглядывал каллиграфические завитки, а потом пошел к своему столу и стал кому-то звонить. Разговор продолжался несколько минут.

— Замечательно, встретимся завтра в Галилее, — сказал он наконец своему собеседнику и повесил трубку.

— Срочно скажи, что ты выяснил, а то доведешь меня до инфаркта.

— Меня заинтересовали слова о том месте, где восходит звезда. Возможно, это указание на то, где расположена могила твоего рыцаря. Я звонил своему другу Игалю Мизрахи из обсерватории, расположенной на горе Хермон. Он известный в Израиле астроном и астрофизик. Завтра мы с ним подберем вас у отеля, а потом все вместе поедем на гору Хермон. Это на Голанских высотах. Попробуем что-нибудь понять насчет той звезды. Это лучше, чем перелопачивать тонны земли в Акко.

— Тогда до завтра, Илан. — Афдера поднялась.

— Может, ты покажешь своим друзьям Иерусалим? А то они уедут, так и не увидев города.

— Ладно, — нехотя согласилась девушка и поцеловала его в щеку.

— Да, и ложитесь спать пораньше. Завтра у нас будет нелегкий день. До обсерватории почти двести километров, в основном по горному серпантину.

На улице Колаяни сказал, что хочет вернуться в отель и отдохнуть. Афдера и Макс остались наедине. Это была отличная возможность задать ему тысячу вопросов, которые мучили девушку с тех пор, как он исчез из Ка д'Оро, но она упорно молчала.

— Слушай, от этого Колаяни чем-то таким пахнет, или мне это кажется? — (Афдера не отвечала.) — Ты что, не собираешься со мной говорить?

— Не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Ты был со мной тем вечером, а потом пропал. Что ты хочешь от меня услышать?

— У меня все так непросто…

— Зато у меня просто, да?

— Я уже давно дал обет безбрачия, а вот теперь встретил тебя и чуть было не нарушил его. Мне надо было все обдумать, разобраться в своих чувствах к тебе, к своему сану, к Богу. В Ка д'Оро я не мог этого сделать.

— И что же, разобрался? — едко поинтересовалась Афдера.

— Ты все еще не представляешь, что это такое для меня. Тебя всегда оберегали родители, потом бабушка, потом — невидимая броня, которую ты надеваешь на себя каждое утро. Но обычные люди все время попадают в самые разные ситуации. Иногда для того, чтобы из них выйти, нужно немалое мужество.

— Значит, ты проявляешь мужество, нарушая свой обет безбрачия, а я — трусость, потому что толкаю тебя на это? Как будто мы не взрослые люди.

Незаметно для себя они дошли до церкви Гроба Господня, находящейся в центре старого города.

— Можешь зайти и поговорить со своим Господом о том, что с тобой случилось. Вдруг Он даст тебе совет насчет отношений с другими людьми.

— Не надо меня высмеивать. Да, наверное, я поступил не лучшим образом, когда сбежал из твоего дома. Но согласись, что мне очень и очень трудно было бы оставить свое служение и стать обычным мужчиной.

— Звучит красиво, но подумал ли ты обо мне? Ты хоть раз вспомнил о том, что я пережила той ночью, когда ты бежал со всех ног, как воришка? Мне казалось, что я причинила тебе зло. Как будто я преступник, а ты жертва. В общем, Макс, выбирай. Или Бог, или я. Совмещать не получится.

Кронауэр повернулся к ней спиной и без единого слова направился к дверям церкви, где, согласно легенде, был погребен Иисус. Афдера зарыдала, когда он затерялся в группе мексиканских туристов. Она обходила продавцов сластей и верующих, устремлявшихся к мечетям, затем брела по узким улочкам старого Иерусалима, а в голове ее крутились невеселые мысли.

Этим вечером она страстно желала, чтобы Макс позвонил ей, но телефон молчал.

Незадолго до рассвета к дверям отеля подъехала машина с Иланом и Максом. Колаяни запасся выпечкой и термосом с горячим кофе, потому что поездка обещала быть долгой.

За все время пути Макс и Афдера не обменялись ни словом. Говорил в основном Гершон. Он показывал рукой за окно и объяснял профессору, что раскапывают в том или ином месте.

Гора Хермон была одной из самых высоких на Ближнем Востоке и поэтому имела важное стратегическое значение. У этой вершины, поднимающейся на две тысячи восемьсот четырнадцать метров, сходились границы Израиля, Сирии и Ливана. Западные и южные склоны горы после Шестидневной войны отошли к Израилю. Израильская пословица гласила: «Кто владеет горой Хермон, тот может плевать на голову своим соседям». Пожалуй, это было справедливо.

После полудня автомобиль начал подъем на Голанские высоты. После часового путешествия по чертовски опасной горной дороге машина остановилась перед высокой каменной лестницей, ведущей в обсерваторию.

— Здесь дьявольски холодно, — заметил Колаяни, выйдя из салона.

— Мы находимся почти на трех километровой высоте, — сказал Игаль Мизрахи, директор обсерватории, подошедший к своим гостям.

— Как поживаешь? — Илан заключил его в объятия. — Это Афдера Брукс, отец Максимилиан Кронауэр и профессор Леонардо Колаяни из Флорентийского университета.

— Очень приятно. Пойдемте внутрь, там теплее.

Обсерватория была знаменита во всем мире. Ученые, работавшие под руководством Мизрахи, открыли несколько звезд различных классов, установили, что представляют собой их планетные системы и даже спутники планет.

— Я занимаюсь главным образом астрометрией, то есть вычислением положения небесных тел, и астрофизикой, — объяснил Мизрахи. — Астрофизика есть не что иное, как применение к астрономии физических теорий и экспериментальных практик, возникших в двадцатом веке. Кроме того, я очень увлекаюсь историей астрономии. Илан сказал мне, что вы ищете могилу конкретного человека, похороненного в Сен-Жан-д'Акре.

— Да, — подтвердила Афдера. — Мы установили, что погребение находится именно там, благодаря арабской надгробной плите тринадцатого века. На ней есть странная надпись, в которой упомянуто место, где восходит звезда. Мы полагаем, что эти слова могут помочь найти могилу.

— В тринадцатом веке на Ближнем Востоке широко использовались солнечные часы, на циферблате которых были нарисованы кривые линии, обозначавшие четыре стороны света, — сказал Мизрахи, вводя в компьютер какие-то данные. — Поскольку циферблат располагался горизонтально, то достаточно было лишь отсчитать определенный угол, чтобы вычислить нужное направление. Это делалось для удобства верующих. Ведь в исламе предусмотрены пять ежедневных молитв. Каждая из них совершается лицом к Мекке. Поэтому к устройству солнечных часов мусульмане подходили очень серьезно, чуть ли не со священным трепетом. Молитвенная ниша в мечети всегда находится со стороны Мекки.

— Но все это работает, только если в Сен-Жан-д'Акре есть мечеть того времени, правильно? — заметил Макс.

— Сейчас вы все поймете, святой отец. При сооружении мечети, например в том же Сен-Жан-д'Акре, строители всегда проводили линию север — юг и нередко обозначали ее в самом здании, — сказал астроном и открыл на экране компьютера карту Восточного Средиземноморья в тринадцатом веке. — Идите сюда и смотрите. Если бы кто-нибудь определил точное расстояние между этой обсерваторией и, скажем, Александрией, то при наличии современной карты нужное место можно было бы вычислить, зная угол. Приблизительный метод состоит вот в чем. Чтобы определить местоположение погребения, надо, во-первых, знать точку, которая находится на западе в момент заката, а во-вторых, расстояние от берега до могилы. В принципе, люди, сведущие в науках, как, например, Аль-Мамун ^[40] и его ученые, составляли весьма точные карты. Эратосфен даже вычислил угол наклона земной оси. Многие древние астролябии давали совсем неплохие результаты.

— Эратосфен? Кто это? — спросил Макс.

— Греческий ученый третьего века нашей эры. Ему приписывают изобретение армиллярной сферы, которая применялась еще в семнадцатом веке. Видимо, он использовал ее для различных астрономических наблюдений, но достоверно известно лишь то, что с ее помощью он вычислил угол наклона земного экватора к эклиптике. Получилась величина в двадцать четыре градуса.