Вскоре после восьми вечера «Шалунья» пришвартовалась в Антибах, и Лео сошел на берег, прихватив старую кожаную куртку и рюкзак.

— Пластиковая сумка смотрелась бы лучше, — фыркнул Нико. — Зачем рюкзак? Ух, тяжелый! Там, наверное, семейная Библия и двухфутовый разводной ключ. А я-то думал, хиппи путешествуют налегке.

— От ключа можно избавиться, — сказал Лео, достал инструмент и бросил его за борт. — А вот Библию я поберегу. Обещал престарелой матери всегда носить книгу при себе.

— О! — отозвался Нико, не совсем понимая, шутит Лео или говорит серьезно. Софи улыбнулась, а Полина захихикала.

Орсина просила предупредить, когда яхте останется час ходу до Антиб. Лео стоял на носу корабля и видел ее вдалеке: фигура в свете уличного фонаря, которую нельзя было не узнать. Он ощутил ауру Орсины, прежде чем увидел девушку.

Отец Джон сидел в приемной, окруженный фресками с изображениями святых Петра, Павла, Себастьяна и Катерины. Прелат настоял, чтобы он повременил с возвращением в Вашингтон, и папа римский вызвал Джона на аудиенцию. Через несколько минут секретарь попросил войти.

Папа сидел на троне. Иезуит с большим почтением преклонил колени и сел на место, указанное понтификом.

— Ваше святейшество, я полностью к вашим услугам, — сказал Джон.

Некоторое время понтифик пристально смотрел на него. Тишина стояла оглушительная. Казалось, папа усмехается — выражение его лица многих сбивало с толку; утверждали, будто это улыбка просветленного.

— Нунций Макграт, — заговорил папа, — мы приняли решение относительно вас и передали его прелату «Опус деи». Ему оно пришлось по душе.

Эти слова озадачили Джона и слегка встревожили.

— Мы освобождаем вас от должности нунция в Соединенных Штатах Америки.

Джон пришел в замешательство, но сохранил спокойствие и остался сидеть неподвижно. Папе, похоже, нравилось наблюдать, как груз его решения оседает в душе Джона. Он пояснил:

— Да, мы более не желаем, чтобы вы находились вдалеке от нас, по ту сторону Атлантики. Мы назначаем вас префектом Конгрегации доктрины веры. К исполнению обязанностей приступаете немедленно.

Для Джона это стало полнейшим сюрпризом. Но не ему обсуждать решение папы римского и выражать личные чувства. Он перекрестился и сказал:

— Я всегда к вашим услугам, святой отец.

Ответ понравился папе — улыбка понтифика стала шире.

— Нам будет приятно начать сегодня работу над новой энцикликой. Прелат, — кивнул он секретарю, — запишите все точно. Она будет озаглавлена, префект, — обратился он к Джону по новому званию, — «Vox Populi, Vox Dei» [65]и адресована епископам, священникам и дьяконам, мужчинам и женщинам, живущим во Христе, а также всем истинно верующим. Хотим сообщить следующее: мы, понтифик, поддерживаем все решения Второго ватиканского собора. Господь говорил с нами устами народа. Глас народа — глас Божий — обратился к нам со святыми словами. Вы, префект, должны будете переложить все это на соответствующий язык. Если вкратце, то мы поняли: в наше время нет единого мнения, что есть морально верно и что есть морально неверно. Мы намерены вести христианскую Европу путем тысячелетней традиции и осознаем, что паства нуждается в уверенном пастыре.

— Значит ли это, ваше святейшество, что программа «Раскроем объятия всем верующим» будет закрыта? — осмелился спросить Джон.

— «Закрыта»? Какое мрачное слово, префект! Нет, программу лишь приостановят.

— При всем уважении, святой отец, это вряд ли поможет успокоить массы. Как ни прискорбно, но мой долг предупредить вас о подобной возможности.

Папа римский и секретарь обменялись взглядами. Секретарь был преданным слугой и строгим советником папы с тех самых дней, как будущий понтифик стал епископом. Папский прелат, похоже, соглашался с префектом: он едва заметно дернул губами, но папа узнал этот жест, хотя секретарь и отвернулся.

— Да будет так. Скажем, что Господь велел добиться единства и сплоченности у себя дома.

— Если мне позволено будет высказаться, это наиболее верный способ подачи.

— Да, мы считаем так же. Что ж, к завтрашнему дню подготовьте черновик энциклики. Она должна быть распространена широко, повсеместно. Вы свободны, префект. Ступайте с миром.

Джон поклонился.

— Да простит меня ваше святейшество, но я считаю, в энциклике стоит перечислить все шаги, которые ваше святейшество намеревались предпринять, и обозначить, что они приостановлены, дабы решения Второго ватиканского собора действовали и далее. Третий собор перенесен на неопределенный срок, хотя «отменен» будет предпочтительней. Думаю, в таком виде послание святого отца прозвучит громко и ясно.

Папа римский состроил гримасу и закрыл лицо руками. В конце концов он согласился.

— И еще, если позволите, святой отец сделает открытое заявление.

Папа удивленно посмотрел на Джона — тот воспринял взгляд как сигнал и продолжил:

— Касательно деканонизации святого Бернара Клервоского как зачинщика Первого крестового похода — полагаю, надо его реабилитировать, провести службу за упокой его души на праздник Девы Марии. Святой Бернар должен стать известен как рыцарь Девы: его почитание Божьей Матери должно служить примером. — Папа молчал, и Джон продолжил: — Ваше святейшество, я понимаю, такой разворот на сто восемьдесят градусов вызовет большие волнения. Если церковь обращает внимание на волю народа, то, думаю, политикам надлежит поступать так же. Между нами: мы можем привести Европу в чувство.

Папа римский, подумав, выпрямился и произнес:

— Да будет так. Вы известите о нашем решении сенатора Роулендсона сегодня же. А мы переговорим с епископом Сковолони. И да пребудет с нами Господь наш Иисус.

Лео поблагодарил служанку и закрыл дверь отведенной ему комнаты. Как и все комнаты в «фермерском домике» Найджела, она была обставлена отлично отполированной антикварной мебелью и оснащена всеми современными удобствами. В те времена, когда крестьяне работали на виноградниках и в оливковых рощах, простирающихся до самого леса вдали на севере, дом был фермерским… Сейчас его можно было назвать «шато».

Лео с вожделением посмотрел на кровать — хотелось упасть на нее и проспать сутки. К сожалению, Найджел умудрился совместить совершенное убежище для изможденного гостя с негостеприимнейшим обращением — закатил вечеринку. Лео неохотно открыл высоченный шкаф, чтобы забросить туда рюкзак, и обнаружил синий костюм, сорочку, носки, черные туфли, галстук и даже нижнее белье. К лацкану пиджака была приколота записка: «Сегодня вечером ты должен выглядеть на миллион. О.».

Сняв наряд, подаренный Маркусом, Лео переоделся в одежду поскромнее и подумал, не избавиться ли по возвращении домой от затасканного профессорского гардероба. Может, взять за правило выглядеть поэлегантнее? Он представил, как станут потешаться над ним студенты, если он явится на лекции в «Дольче и Габбана». «Смешно, профессор Кавана».

Внизу в зале громко разговаривали многочисленные гости. Найджел болтал с Тедди, Маркусом, Нико и их женами — они сгрудились у барной стойки с шампанским. Орсину Лео заметил моментально — она сразу бросалась в глаза.

Встретившись с Орсиной взглядом, Лео понял, что она — чужая у себя дома — умоляет избавить ее от навязанного веселья. Орсина подошла к нему.

— Я скучала по тебе, Лео.

— И я по тебе, Орсина. Замечательно выглядишь.

— Сядешь за стол рядом со мной. Думаю, вместе мы это как-нибудь переживем.

— Вообще-то я хотел наесться.

— Мы с тобой похудели и ни о чем другом и думать не можем.

— Верно. К тому же костюм на мне — с запасом. Спасибо, что предусмотрела и это… — Хотелось добавить «любовь моя», — слова просились на язык, но Лео сдержался.

— Я ни о чем не могла думать две недели. — Орсина едва не заплакала, но смело добавила: — Я не про костюм — купила его вчера днем в Ницце.