Нечаянно процарапав острым каблуком обивку пола, она повернулась к Дженни.

— У тебя наверняка есть свои секреты, — как у нас всех. Alors, твой опыт и, возможно, контакты должны помочь нам разыскать Браво и присмотреть за ним. В Европе я могла использовать все ресурсы «Лузиньон и K°», но здесь, в Трапезунде, я как слепой котенок.

Она взяла Дженни за руки.

— Положение тяжелое, и мы с тобой можем рассчитывать исключительно друг на друга, доверять друг другу, иначе мы потеряем Браво. Этого нельзя допустить, n’est-ce pas?

Дженни перегнулась через спинку сиденья, давая указания водителю. Она говорила так тихо, что Камилла ничего не расслышала. В следующую секунду такси резко свернуло налево, проехав мимо остова разбитого автомобиля. Набирая скорость, машина понеслась в новом направлении.

Браво и Калиф пробирались по узким, извивающимся улочкам Avrupali Pazari — «Европейского рынка», наводненного выходцами из бывших советских республик. Турецкий здесь можно было услышать реже, чем русский или грузинский. Свешивающиеся с длинных проводов лампочки освещали пестрые груды красочных товаров. Стандартные сувенирные футболки и бейсбольные кепки, типичные для наводненных туристами европейских и крупных азиатских городов, вроде Стамбула, здесь не продавались. На прилавках лежали в основном изделия ручной работы: ковры из разных уголков Турции, из Афганистана и даже Тебриза, медная утварь, русские матрешки. Бойко шла спекулятивная торговля водкой, старинными вещицами и гашишем.

— Как человек, много занимавшийся Средневековьем, ты наверняка разочарован тем, во что превратился прославленный Трапезунд, а? — с сарказмом проговорил Калиф. — Море торгашей из бывшего Советского Союза, и все кругом заняты погоней за легкими деньгами. Отчасти занятно.

— Теперь я понимаю, почему вы легко нашли общий язык с отцом, — сказал Браво. — Он всегда был неравнодушен к людям философского склада ума.

Калиф хохотнул.

— О, я разве что уличный философ!

— Любопытно, что отец никогда не просил вас отслеживать действия рыцарей святого Клемента.

— Этого я не говорил, но вот что существенно: Декстер обладал интуицией и умением замечать важные, хотя и неочевидные моменты. Он понимал, что затоптать путника может не только стадо слонов.

— В каком смысле?

— Орден — любопытная организация, и, безусловно, на его счету множество похвальных дел. Однако мне, человеку со стороны, порой казалось, что члены ордена чересчур уж озабочены своей борьбой с рыцарями. Но не таков был Декстер. Он всегда смотрел шире. Мир неуклонно меняется, это касается всего — политики, экономики, религии. Вот что интересовало Декстера. Он был куда более открыт для перемен, чем прочие.

Дождь снова начал усиливаться, их окружили сверкающие серебром линии, точки, тире, — набранный азбукой Морзе божественный код… Они петляли по лабиринтам базара, бесконечно поворачивая. Браво пытался найти в их перемещениях хоть какую-то логику, но скоро безнадежно запутался.

— Декстер снабжал меня колоссальными количествами разнообразных устройств, — продолжал Калиф. — Камеры, датчики… Электронные глаза и уши — сложнейшие, высокочувствительные приборы. Я записывал все зашифрованные сигналы, идущие в эфире, круглые сутки, и днем, и ночью.

— Все?

Калиф кивнул.

— Да. Колоссальные объемы данных, ты и представить себе не можешь… Но Декстер сортировал информацию и щелкал шифры, как орехи. Он знал, что ищет, я уверен.

— Это не было поручением ордена?

— Ни в коей мере. Исключительно личная инициатива. — Калиф поднял указательный палец. — Мы собираемся навестить официального представителя ордена в Трапезунде, так что пока больше ни слова. Если ты должен узнать еще что-то перед тем, как двигаться дальше, он наверняка сообщит тебе.

Они подошли к магазину, где продавались ковры. За открытым прилавком перед магазином стояла молоденькая грузинка лет семнадцати, не старше, стройная и темноглазая. Тонкие волосы были стянуты сзади в хвост.

— Ирема!

Девушка расцеловала Калифа в обе щеки. Он представил их с Браво друг другу.

— Отец у себя, — сказала она по-турецки.

— Занят? — спросил Калиф.

— Он всегда занят, — ответила она, пожимая плечами.

Они прошли в узкую дверь. В полутемном помещении пахло пылью. Гремела арабская танцевальная музыка. Ковры закрывали стены, лежали аккуратными стопками прямо на полу, так что посетители вынуждены были петлять между ними, чтобы добраться до прилавка.

Калиф усмехнулся, обнажив сверкающие золотом зубы.

— Михаил Картли. Своеобразный человек. Он тебе понравится… со временем. — Адем предупреждающе коснулся руки Браво. — Независимо от того, как он себя поведет, знай — он заслуживает уважения. Картли до сих пор сражается с произволом Азербайджана и с чеченскими террористами. У него на родине переименованы целые области… географические названия и даже фамилии пытаются перевести с грузинского на азербайджанский. Что до террористов, они не оставляют попыток укрепиться на территории Грузии. Картли провел шесть лет, обезвреживая бомбы. Сам увидишь…

Добраться до Картли было не так-то просто. Прижимающего к уху мобильный телефон хозяина магазина окружили отчаянно жестикулирующие торговцы, что-то негромко, но оживленно обсуждая. Оглушительная музыка служила прекрасным прикрытием для их деловых разговоров. Говорили не только по-грузински. Подойдя ближе, Браво услышал турецкую, русскую, арабскую, итальянскую речь, и сразу же понял, что это вовсе не торговцы коврами. Нефть, газ, валютные рынки, драгоценные металлы, алмазы, урановая руда, оружие и боевая техника…

В воздухе стоял тяжелый запах больших денег, — запах пролитой крови и горького пота, жадности, жажды власти и лжи… Здесь пульсировало сердце современного Трапезунда. Вопреки внешнему впечатлению, город по-прежнему оставался связующим звеном между Востоком и Западом. Деньги и товары стекались в Трапезунд, а отсюда по налаженным путям струились, как струится кровь по сосудам, во все части света. Капиталы предприимчивых дельцов преумножались с немыслимой скоростью, независимо от их национальности, религиозной принадлежности и политических убеждений.

Они ждали, когда Картли освободится, а Браво тем временем разглядывал его. Кряжистый, плотный, он производил опасное впечатление, — моток колючей проволоки, а не человек. У него были широко расставленные глаза уличного бойца, густые, курчавые черные волосы и неожиданно светлые бледно-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Вытянутая, как мяч для регби, голова низко сидела на короткой шее, словно уйдя в плечи за долгие годы сражений за себя, за свою семью и родную землю.

Картли заметил Калифа и коротко кивнул. Потом его взгляд остановился на Браво, и светлые глаза едва заметно расширились — всего на мгновение, так что никто, кроме Браво, не успел этого заметить.

Мелодия сменилась. Окружившие Картли плотным кольцом люди расступились и быстро разошлись. Подведя Браво поближе, Калиф представил своего спутника. Картли протянул для рукопожатия правую руку, на которой было всего два пальца, — большой и указательный. Сжимая оставшиеся от остальных пальцев обрубки, Браво вспомнил слова Калифа, — Картли обезвреживал чеченские бомбы. Он представил, как одна из них взорвалась, изуродовав эту руку…

— Ваш отец был прекрасным человеком, — коротко сказал Картли на превосходном турецком. Щелкнув пальцами, он велел принести выпивку и разлил прозрачную жидкость из поданной бутылки по трем стаканам. Браво не стал спрашивать, что это. На вкус — просто жидкий огонь. Во рту напиток оставлял легкий привкус тмина и аниса.

Картли извинился и вернулся к телефонному разговору. Закончив беседу, он отдал телефон старшему сыну, — несомненно, это был его сын, копия Картли, только моложе — и провел гостей через неприметную дверь в задней стене помещения.

Узкий, извилистый коридор неожиданно закончился открытой бетонной террасой. Над головами хлопал на ветру полотняный навес. Дождь барабанил по крышам и мостовым старого города. Картли остановился, широко расставив ноги, и окинул взглядом пейзаж — ни дать ни взять бентамский петух, горделиво осматривающий свои владения, где был повержен не один десяток соперников. Уличные торговцы с их раскрашенными сувенирными куклами, тушеными морскими каракатицами и пиратскими копиями голливудских блокбастеров, поднимая глаза, смотрели на него, как мелкие оружейные дилеры на воротилу-мафиози, торгующего ядерными боеголовками.