Паоло тяжело вздохнул.

— А потом его отняли у меня. Самым жестоким образом на свете.

Паоло не плакал, но был охвачен глубокой грустью. Не лучшее настроение перед битвой. Боевой дух солдата должен быть высоким, от этого может зависеть его жизнь. И так же как в прошлом Паоло направлял меня, теперь я должен был позаботиться о нем.

— Подумай лучше о звездах, — сказал я, привлекая его внимание к ночному небу.

Я стал называть созвездия, имена которых узнал от друга маэстро, астронома Томмазо Реслини. А потом мне на ум пришла одна из легенд, поведанных когда-то моей бабушкой.

— Посмотри! — сказал я. — Вот это Кастор и Поллукс, сыновья-близнецы великого бога Юпитера. Они братья, а матерью их была Леда, жена спартанского царя, к которой Юпитер приходил в образе Лебедя. Кастор и Поллукс были так привязаны друг к другу, что, когда они умерли, Юпитер поместил их вдвоем среди звезд. И теперь они проливают свой свет на небесную твердь и будут вместе до скончания века.

— Ты думаешь, что в конце концов, когда мы покинем землю, то же самое будет и с нами? — спросил Паоло.

На это я не знал, что ответить. Да и кто может знать наверняка? Старые представления, новые представления. Церковная вера, верования древних… Кто тут прав?

— У каждого свой путь, — ответил я.

— Я помню, как в Переле ты развлекал нас всякими сказками, — сказал Паоло. — Раньше мне казалось, что они нужны только для забавы. А теперь я вижу, что они нужны также для утешения и просвещения.

Занималась заря. Слышно было, как город постепенно просыпается, начинает шевелиться. Слышались крики часовых, топот солдат, марширующих по городским улицам. Прибыла милиция Макиавелли.

Неожиданно раздался звук трубы.

Это означало, что вдали показался враг.

Битва за Прато началась.

Кардинал Джованни де Медичи и военачальники папских войск прислали парламентера.

Городские власти обошлись с ним пренебрежительно. Они были уверены в своих милиционерах, собиравшихся теперь на главной площади, строившихся в колонны, сверкавших на солнце шлемами и доспехами. С колокольни главной базилики мы с Паоло видели, как парламентер направил коня назад, к войскам противника, стекавшимся под городские стены.

— Ну, что скажешь? — спросил меня Паоло, глядя на многочисленную пехоту и кавалерию, готовую сражаться против нас.

— Их меньше, чем я думал, — ответил я.

Паоло показал мне на дальнюю дорогу, вившуюся вдоль реки:

— Смотри, там движется обоз, очень медленно.

Мое зрение еще не полностью восстановилось, поэтому поначалу я не смог разглядеть то, о чем он говорил. Но через некоторое время разглядел. И ахнул.

— Это артиллерия?

Он кивнул:

— Испанская артиллерия. Один из часовых, с которым я разговаривал, слышал, будто они могут подвезти ее с юга.

Мы узнали, что испанцы, с готовностью сражавшиеся за Папу, не слишком хотели биться за Медичи. Но кардинал Джованни де Медичи переплавил свое золото и продал драгоценности, чтобы подкупить их, и уговорил выступить на его стороне. Теперь он лично вел их в бой, воодушевляя рассказами о том, какие богатства ждут победителей в случае взятия Флоренции. Он заплатил за лучшее испанское оружие и лучших испанских бойцов. Если ему удалось заполучить эту пушку, дела Прато были плохи.

Паоло повернулся ко мне:

— Думаю, надо спрятать женщин в церкви.

На этот раз Элизабетта не стала спорить с нами. Мы с Паоло вдвоем понесли матрас с пожилой дамой. Элизабетта шла за нами с корзиной, в которую положила лекарства и запас еды и питья. К церкви уже стекались женщины и дети, и монахи впускали их внутрь. Мы нашли Элизабетте хорошее место у боковой двери, рядом с лестницей, которая вела в крипту.

Если бы ей пришлось бежать, она оказалась бы у самой двери.

А если бы понадобилось более надежное убежище, она могла спуститься в крипту. Мы сказали ей, что кто-нибудь из нас будет каждую ночь подходить к этой двери — удостоверяться, что запас еды еще не иссяк. Затем мы покинули ее. Мы сделали все, что смогли.

Больше парламентеров не было.

Вместо того чтобы вести переговоры, они выдвинули свою артиллерию на позицию, расположенную как раз напротив наших пушек. Я находился с отрядом милиции, поставленным защищать этот участок стены. Мы провели пробную артиллерийскую стрельбу. Когда одно из ядер не долетело до рядов противника, какой-то из милиционеров весело воскликнул:

— Если мы не можем достать до них, то и они до нас не достанут!

Им понадобилось время на то, чтобы расставить пушки. Целый час их бомбардиры подвигали орудия то так, то эдак, то вперед, то назад, что-то подкручивая и подправляя, и наконец установили с наилучшим прицелом. Потом они приволокли металлические ядра и сложили кучками у каждого орудия.

У них было по девять ядер для каждой пушки. И шесть пушек.

Девять ядер на каждую. Пятьдесят четыре ядра. А сколько еще орудий могло быть у них в запасе?

Я прошелся вдоль стены, которую мы защищали. У нас было построено несколько окопов с брустверами, но не слишком глубоких. Я вспомнил, какими мощными были оборонительные сооружения в Мирандоле и Равенне и как легко они были пробиты. Я встретил Паоло, который поддержал мое мнение об окопах. Мы пошли к командиру, но тот не стал нас слушать.

— С этой позиции они не смогут нас достать, — заявил он. — Все их усилия будут напрасны. Им придется передвигать всю свою артиллерию вперед. И тогда наш огонь сокрушит их.

В том, что этот человек ошибался, не было его вины. Он никогда не воевал, никогда не участвовал в сражении. Последний раз он занимался своим делом, когда французы приходили во Флоренцию и оставили после себя ту артиллерию, которой он нынче располагал: это были недальнобойные фальконеты и старомодные полукулеврины. Он не знал, что испанцы теперь — самые высокопрофессиональные солдаты во всей Европе.

Они решили подождать до следующего дня. Всю ночь мы смотрели на их походные костры, слышали песни и смех. Тем временем мы с Паоло навестили Элизабетту. Помимо еды Паоло принес ей кинжал, а я — меч, который валялся на земле рядом с задремавшим милиционером. То, что один из них мог во время осады спать, отстегнув от пояса меч, многое говорило о том, насколько они не придавали значения подстерегающим их на войне опасностям.

Элизабетта положила кинжал под подушку пожилой дамы, донны Козмы.

— Ты знаешь, как с ним обращаться? — спросил Паоло.

Элизабетта кивнула.

Мы все крепко обнялись, и она немного всплакнула.

— Я буду молиться, — сказала Элизабетта. — Всю ночь буду молиться за вас обоих. Помните об этом, и пусть это вас утешает.

Подошел священник, чтобы благословить нас. Последний раз это случалось со мной, когда я был еще маленьким мальчиком. Тогда отец Альбиери благословил меня, положив руку мне на лоб. В тот момент я был близок к смерти, но не знал этого. А теперь я слишком хорошо представлял себе, в какой опасности все мы находимся. Я велел Элизабетте загородить дверь скамьей, как только мы уйдем. На рассвете мы попрощались с ней.

Я вернулся на свою позицию на стене. На часах стоял вчерашний насмешливый милиционер. Он весь дрожал от возбуждения.

— Они готовятся к стрельбе! — сообщил он. — Мы следим за ними с самого рассвета. Они собираются открыть огонь!

Я высунулся из-за стены как раз в тот момент, когда бомбардир, стоявший у первой из пушек, уже собирался поджечь взрыватель.

— В укрытие! — заорал я.

Раздался глухой шум, а затем, через несколько секунд, громкий взрыв. Ядро упало на траву перед нами. Оно не долетело.

— Я говорил вам, говорил! — Милиционер чуть не плясал от радости. — Они не могут достать нас! Как я и говорил!

— Они нас не достанут!

Но я знал, что дальнобойность соседней пушки выше.

— Ложись! — закричал я. — Ложись, дурак!