Едва закончив говорить, внушающий страх человек обмяк, голова его упала на грудь, руки повисли плетями, словно высказанные слова отняли у него все силы.

В необычном голосе явно слышался английский акцент. Этот старик наверняка и есть Хартфилд, но Омару показалось, что он был поражен таким же недугом, как и остальные жители монастыря. Стараясь не напугать незнакомца, Омар опустился перед ним на колени, осторожно дотронулся и прошептал:

— Профессор Хартфилд, вы меня слышите?

От легкого прикосновения мужчина поднял голову и отряхнулся, как пес, который только что выбежал из реки, и снова начал говорить:

— Не касайся меня, незнакомец, потому что я — Ка. Ка Эдварда Хартфилда. Любой, кто коснется Ка, должен умереть.

Омар невольно отпрянул, но, оказавшись так близко от цели, не хотел сдаваться. Он выслушал речь сумасшедшего и успокаивающе произнес:

— Ка Эдварда Хартфилда, скажи мне, как ты сюда попала и назови мне своих врагов.

Хартфилд прислушивался к словам Омара, раскрыв рот. Беспокойное подергивание его век выдавало, что он понимает его. Спустя несколько тягостных минут молчания, не поднимая глаз, мужчина ответил:

— Мои враги — коптские монахи. Они держат меня здесь как дикого зверя и, конечно, уже давно убили бы меня, если бы им не нужны были знания в моей голове.

— Как ты попала сюда?

Хартфилд упорно молчал. Он потупился, голова его вновь склонилась под собственным весом, руки безжизненно повисли. Видимо, внятно произнесенная фраза отбирала у него столько энергии, что после каждого предложения ему необходима была передышка.

— Как ты попала сюда, Ка Эдварда Хартфилда? — настойчиво повторил Омар. Напрасно он, схватив безжизненное тело за плечи, начал трясти его — это не дало никаких результатов. — Ка Эдварда Хартфилда, ты меня слышишь? — сдавленным голосом шептал Омар, стараясь, чтобы его не услышали. — Что ты знаешь об Имхотепе?

Едва он произнес это имя, как отрешенный от происходящего мужчина оживился. Открыв рот, он начал жадно глотать воздух, потом закрыл глаза, словно для молитвы, развернул руки ладонями кверху и стал декламировать голосом, который отличался от прежнего:

— О Ты, чья сила заставляет расти вселенную, Имхотеп, чье тело светится, как бог солнца Ра, открывающий нам путь к свету и своим духом рассеивающий мрак невежества. О великий из великих, когда-либо живших на земле, владеющий нектаром богов. Глаза твои из лазурита, а тело белое, как цветки лотоса. Ты ходишь пред глазами всемирного властителя и являешься в мир мертвых как охотник в плодородных землях Нила, ты — истинный творец жизни, и я преклоняюсь пред твоим всевластием. Твои боги создали небо, где они парят подобно золотым ястребам, а ты, Имхотеп, наполнил землю своими чудесами. Ты, окрыленный духом, двигал пирамиды, как ребенок двигает игрушки, ты сделал свет жидким и запер в стекле, чтобы озарить ночь; одним рецептом ты возвращал людей к вечной жизни, которую отняли у них боги. Славься ты, самый божественный из людей, славься, о великий Имхотеп!

Хартфилд говорил, чеканя каждое слово, и эта молитва напоминала песнопения монастырских монахов. Но когда он закончил, его тело снова обмякло, как бурдюк, из которого вышел воздух. В этом положении он и замер, став неподвижным, словно статуя.

— Ка Хартфилда, где Имхотеп? — взволнованно воскликнул Омар. — Ты знаешь, где находится гробница?

Но сумасшедший больше не отвечал. Он, казалось, дремал, а когда Омар коснулся его плеча, мужчина, словно закостенев, повалился на бок.

Привлеченный голосами, которые эхом отдавались в коридорах, в дверном проеме появился Менас в сопровождении двух коренастых монахов, отупевшие лица которых нагоняли на Омара страх. Троица преградила ему путь, и Менас, который ранее проявлял лишь дружелюбие, теперь набросился на Омара.

— Ты здесь шпионишь, незнакомец? — закричал он. — Разве мы не приняли тебя дружелюбно? Ты злоупотребил нашей добротой! Что ты ищешь здесь и кто тебя послал?

Омар хотел ответить, что ему не спалось, что он слонялся без дела и забрел сюда случайно, но, прежде чем он успел что-то сказать, Менас дал знак монахам. Они схватили Омара под руки и поволокли вверх по лестнице, через два коридора, в круглое сводчатое помещение с четырьмя зарешеченными дверьми с четырех сторон света. Менас, шедший позади них, отодвинул запор толщиной в руку на одной из решеток, и монахи втолкнули Омара в темную камеру. Потом заперли дверь и оставили его одного.

Пережив события последних часов, Омар чувствовал себя как во сне. Он устало присел на песчаный пол. У него теперь было время все обдумать. Если трезво оценивать ситуацию, то его жизнь сейчас не стоила и гроша. Менас, должно быть, догадывался об истинной причине его появления в монастыре, о том, что он искал Хартфилда. Теперь сумасшедшие монахи заморят его голодом в темной камере. Потом они выбросят его тело где-нибудь в пустыне, как труп несчастной миссис Хартфилд. Он ведь для коптов всего лишь обуза. Иншаллах.

Темнота обостряет разум, и Омар начал вспоминать странную молитву, с которой Хартфилд в припадке безумия обращался к Имхотепу. Профессор использовал молитвенные формы, встречающиеся в древнеегипетской Книге мертвых, — отрывки из этого произведения Омару были знакомы. Молитвы подобного рода можно увидеть на стенах любой гробницы, к какому бы периоду Древнего Египта она ни принадлежала. В этом не было ничего особенного.

Но Хартфилд говорил о том, что Имхотеп двигал пирамиды, сделал жидким небесный свет и возвращал людям вечную жизнь. Профессор назвал три древнейшие мечты человечества. Многие столетия люди гадали, как были возведены величайшие строения человечества — пирамиды, четко сориентированные по астрономическим законам, как накапливать свет в какой-нибудь другой форме. Над этими вопросами и поныне бьется современная наука, проводятся исследования, чтобы достичь вечной жизни.

Но что было известно Хартфилду?

До уха Омара издалека долетели звуки, по которым он мог судить о дневном распорядке монахов, который в основном состоял из песнопений и молитв. Омар надеялся, что они по крайней мере принесут ему кувшин воды. Он целый день тряс решетку и в слепой ярости, а может, из-за страха смерти звал на помощь. Его крики эхом отзывались в подземных коридорах. Но, осознав всю бесперспективность своих действий, Омар забился в угол и заснул.

Омар не знал, как долго дремал, но испугался, увидев перед глазами пляшущий огонек лампадки и лицо Хартфилда. Тот прижал палец к губам, показывая, что Омар не должен поднимать шум. Сейчас профессор выглядел совершенно иначе. На его лице не осталось и следа вялости и отупения, и, судя по его опасливому поведению, он вел себя, как вполне нормальный человек.

— Кто вы и как сюда попали? — шепотом спросил профессор.

— Меня зовут Хафиз эль-Джаффар, — ответил Омар. — Я искал вас, профессор!

— Меня? — Хартфилд неподдельно удивился. — И как же вы, черт побери, меня нашли?

Омар задумался и ответил:

— Мне кажется, мы занимаемся одним и тем же делом.

— О мой Бог! — тихо воскликнул Хартфилд. — Вам не следовало так поступать. Забудьте об этом, если вам дорога ваша жизнь. Вы молоды, у вас все еще впереди. Прекращайте искать Имхотепа. Я вас умоляю!

Внезапно Хартфилд умолк, закрыл рот Омара рукой и задул лампадку. В темноте послышались приближающиеся шаги.

— Я выведу вас отсюда, — откуда-то из темноты произнес профессор. — Пойдемте! — И он схватил Омара за руку.

Омар не понял, как все произошло, и сомневался в серьезности намерений Хартфилда. Способен ли вообще профессор на это? Но потом Омар осознал, что это, вероятно, его единственный шанс выйти живым из ужасного монастыря.

Хартфилд запер решетку снаружи, и Омар ощупью последовал за профессором. Судя по тому, с какой потрясающей уверенностью ориентировался англичанин, он ходил здесь сотни раз, во всяком случае, они ни разу не сбились с пути. Когда они наконец добрались до комнаты, наполовину заставленной глиняными кувшинами, откуда крутая лестница вела вверх, наружу, Хартфилд сказал: