Халима приподнялась. Она задумчиво водила пальцем по геометрическому узору ковра.

— Я не знаю, Омар. Знаю только, что я люблю тебя.

— Нам нужно бежать, — предложил он.

— Бежать, но куда?

Омар пожал плечами.

— Аль-Хусейн и его люди будут преследовать нас по всему Египту, — сказала молодая женщина. — Они не остановятся, пока не найдут нас обоих, поверь мне.

Омар схватил Халиму за плечи.

— Если ты любишь меня на самом деле, тогда уйдешь со мной. Давай сбежим в Европу, в Англию или во Францию. Там они нас точно не найдут.

— Не обманись, — ответила Халима, — у «Тадамана» и в Европе есть свои люди. Тщеславие аль-Хусейна будет уязвлено, и он не остановится, пока не найдет нас, пусть даже исколесив пол-Европы. Он прекрасно умеет использовать в делах каких-нибудь посредников, которые даже не знают, как его зовут и где он живет. Он не остановится и перед убийством, причем сам не замарает рук. Аль-Хусейн — мастер на такие трюки, особенно если речь идет о том, чтобы защитить свою шкуру. В его спальне, за большим зеркалом в человеческий рост, я обнаружила потайную дверь, ведущую на пожарную лестницу, по которой он в любое время может спуститься на задний двор. Наверное, он боится мести за свои многочисленные темные дела. Он никогда не рассказывал мне об этом тайном ходе.

— Но именно эти темные махинации и свели нас вместе!

— Я знаю, — ответила Халима.

Омар уставился на закрытые ставни, через вентиляционные щели которых били яркие солнечные лучи, оттеняя серо-голубые клубы пыли в тесной комнате.

Он задумался. Казалось, весь Египет сговорился против них. Малодушие охватило его, но Омар скорее откусил бы себе язык, чем рассказал бы об этой предательской мысли вопросительно смотревшей на него Халиме. Он восхищался этой молодой женщиной, вспоминая, с каким спокойствием она описывала свой тернистый путь, полный страданий. При этом она не требовала от Омара сочувствия или благодарности. И он устыдился своего отчаяния.

Казалось, Халима прочитала его мысли. Пытаясь утешить Омара, она взяла его за руку, но при этом старалась не смотреть в глаза. В ходе разговора, когда каждый из них пытался вести себя как можно спокойнее, словно не хотел обострять внимание на их безвыходном положении, Халима вдруг спросила, как он вообще ее нашел.

Омар рассказал о плане на листе бумаги, обнаруженном у себя на столе, и о том, что он отправился искать своего друга эк-Кассара, который вот уже несколько суток кряду не появлялся дома.

— Нагиб эк-Кассар? — Халима не верила своим ушам.

Потом она покачала головой и сообщила, что ее муж приказал схватить эк-Кассара, а сам отправился с дружками искать его товарища в Луксор.

— Я и есть товарищ эк-Кассара, — невозмутимо ответил Омар. — И что твоему мужу нужно от меня?

— Он утверждает, что товарищ эк-Кассара украл у него товар, опиум, который ему поставили из Судана.

— Но ты же не станешь утверждать такое?

— А кто тогда это сделал?

— Во имя Аллаха всемогущего, нет! — возмущенно вскричал Омар. — Мы отправились вместе в Асуан, чтобы выполнить задание аль-Хусейна, но в Луксоре наши дороги разошлись. С тех пор я больше не видел Нагиба.

— Пусть будет так, — ответила Халима, — но имей в виду, что аль-Хусейн ищет именно тебя.

На лестнице послышалось деликатное покашливание. Слуга Юсуф, поднимаясь, остановился на полдороге и тихо позвал:

— Хозяйка, уже пора!

Отныне, чтобы не вызвать подозрений, Халима должна была соблюдать распорядок дня еще строже, чем раньше. Их прощание прошло быстро и холодно, но Халима пообещала быть завтра здесь в то же время.

Положение, в котором находился Омар, не могло быть более безнадежным и любого другого человека повергло бы в уныние. Однако Омар успел приобрести кое-какой жизненный опыт и знал: именно уныние и отчаяние раскрывают неведомые силы и обостряют разум, помогая найти единственно правильный выход из тупиковой ситуации.

«Тадаман», который в течение нескольких лет был для Омара примером и стимулом и которому он был обязан жизнью, теперь, после того как юноша узнал о тайных делах его членов, стал для него ненавистным.

Саад Заглюль считался надежным человеком. Британцы выслали его сначала на Мальту, как главу египетского национального движения, а потом на Сейшелы; его соратники по партии «Вафд» [11]были такими же уважаемыми людьми. Но среди экстремистов, которые числились в «Тадамане» и о которых говорили в основном только в связи с убийствами и покушениями, скрывались многие криминальные элементы, извлекавшие из этого собственную выгоду. Примкнуть к организации их подстегнули личные неудачи в жизни. Основным требованием «Тадамана» была анонимность его членов. Лишь немногие знали имена своих соратников. Но даже если этим немногим были известны имена, они понятия не имели, какое место в организации занимал тот или иной человек, кто кому подчинялся и отдавал приказы. Собственно, никто даже не знал, кто был главой «Тадамана», и это давало повод для слухов и домыслов. Но именно благодаря такой таинственности организация все еще продолжала существовать.

Омар, конечно, знал, что, если он выйдет из организации, в которую попал довольно странным способом, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Для него теперь во главе угла стоял вопрос: заявиться с бухты барахты к аль-Хусейну или затаиться, пока не возникнет удобный момент для бегства вместе с Халимой.

Если Омар спрячется, аль-Хусейн вместе со своими людьми будет его искать и не успокоится, пока не найдет, потому что это исчезновение станет лучшим доказательством его вины. Но если он сам придет к аль-Хусейну, то едва ли кто-нибудь прислушается к его доводам и поверит, что он не причастен к краже груза. К тому же существовала опасность, что аль-Хусейн узнает об Омаре все, в том числе и то, что он тот самый мальчик, из-за которого Халима вышла за него замуж.

Они не встретились, когда Омар стал жертвой роковой ошибки. Он не знал, известно ли аль-Хусейну вообще его имя. Может быть, преступник давно забыл, почему Халима вначале отказывалась от замужества, но потом все же согласилась принять его предложение. Аль-Хусейн не был человеком, который жил прошлым. Занимаясь делами, он прежде всего заботился о том, чтобы все шло так, как ему хочется, и не думал об остальном. В этом он резко отличался от Омара.

Омар же, как только немного улеглась страсть, засомневался, чувствовала ли Халима к нему то же, что и в юные годы. Не случилось ли так, что неожиданная встреча лишь на миг разожгла огонь из искры, питая его воспоминаниями? Эта мысль преследовала его в последующие дни, когда они встречались в той же лавке. Омар внимательно слушал ее, с недоверием ловил каждый, пусть кажущийся незначительным и случайным, жест, отыскивая во всем этом подтверждение своим мыслям.

Халима чутко реагировала на его поведение, и от нее не укрылось беспокойство Омара. Во время их третьего свидания, когда Омар находился в ее объятиях, Халима сказала, что заметила его тревогу.

Омар и не пытался отпираться. Что удивительного в том, что у него появились сомнения? Жизнь научила его, что чувства подобны шатающейся на ветру вершине дерева. С их первой встречи прошло уже много лет. Но Омара больше всего беспокоило их общее будущее. Халима вела жизнь состоятельной дамы, жила в роскошном доме, у нее в подчинении было множество слуг. Одна мысль о том, что Халима отправится с ним в бега и ее ждет жалкая жизнь без перспективы, быстро сделала Омара раздражительным. Те дни, когда они встречались в ковровой лавке, были полны разочарования.

Он много раз думал о том, чтобы убежать на следующий же день и больше никогда не возвращаться. Но потом все же забывал о наболевшем и с нетерпением ждал очередной встречи с возлюбленной.

Халима предупредила, чтобы Омар больше не возвращался на съемную квартиру в пригороде Каира. Она была уверена, что за домом давно наблюдают. Торговец коврами, добрый старичок с седой бородкой и маленькими очками с толстыми стеклами в роговой оправе, приютил Омара в одном из складских помещений во дворе. За это Омар помогал ему чистить ковры. Было очень тяжело тереть их грубой щеткой, намыленной вонючим мылом, от которого руки краснели и раздувались, как бесформенные резиновые шары.