Во власти упоительной теплой истомы, она подняла одну руку, затем другую, наслаждаясь их легкостью и послушностью ее желаниям. Она вытянула руки над головой, выгибая спину, как довольная кошка под горячим летним солнышком.

Внезапно ласки прекратились. Она пролепетала что-то бессвязное, не слова, а гортанный тихий протест. Прозвучал тихий смешок, но осторожное обтирание не возобновилось, только теплое дыхание, раздразнившее соски до твердости, и горячая плоть, трущаяся о ее впалый живот, задевающая волоски на границе ее женственности.

Вдруг все закончилось.

Она снова застонала, выгибая спину, ища жаркое тело, протестуя…

Приглушенный хохоток. Одеяло поползло вверх по ее наготе.

– О, нет, не так. Высочество. Сначала открой глаза. Я хочу, чтобы ты бодрствовала, когда я занимаюсь с тобой любовью.

Его рука скользнула позади обнажённых плеч, приподнимая ее. Обжигающая жидкость выплеснулась на губы, на язык. Она закашлялась, когда расплавленный напиток попал в горло. Он опустил ее голову обратно на подушку, и ее глаза открылись.

Лежа подле нее, Куин оперся на руку, его неприкрытый торс отливал бронзой в свете от очага. Полотенце, которым он обтирал ее, валялось рядом. Он медленно отпил оставшийся коньяк, и посмотрел на нее сверху вниз, с ленивой улыбкой, скрывающейся в уголках подвижного рта.

– С возвращением.

Ноэль повернула голову и огляделась вокруг. Они лежали на мягком тюфяке перед очагом. Куин был обнажен, только его бедра прикрыты одеялом. Воспоминания нахлынули на нее: туман, гроза, озеро, ее отчаянная попытка ухватиться за лошадиную ногу, упущенная кобыла…

– Каштановая Леди цела? – озаботилась она.

– Чертовски целее, чем ты. Эта проклятая кляча чуть не убила тебя. Я тоже сглупил. Никогда не позволю тебе шляться одной. Он передвинулся, и странный серебряный диск, который он носил, отразил пламя. – Я пытался следовать за тобой, но потерял в тумане. Я знал, что ты поскакала в сторону озера. Просто удача, что я оказался там вовремя.

– Я сама виновата. Ты предупреждал, но я не обращала внимания, куда направляюсь. А затем буря напугала Каштановую Леди, и она понесла.

Куин заметил, что Ноэль задрожала.

– Вот, глотни еще коньяка.

Он снова помог ей приподняться. Когда он наклонил бокал у ее губ, немного жидкости стекло на щеку. Она отхлебнула, и он вновь уложил ее, наслаждаясь игрой света от очага на ее волосах. Маленькая янтарная капелька затаилась в уголке ее влажного рта. Медленно Куин наклонил голову и поглотил ее поцелуем.

Почти сразу он почувствовал, что Ноэль оцепенела под ним. Он отступил, прижав палец к ее губам, прежде чем она смогла запротестовать.

– Твое время истекло, Высочество, – сказал он хрипло. – Сейчас я займусь с тобой любовью.

Ее золотистые глаза заблестели от страха, и он заметил, как ее пальцы судорожно стиснули край одеяла, едва она осознала, что обнажена и абсолютно беззащитна перед ним.

Ее глаза метнулись к бутылке с коньяком в нескольких футах от нее.

– Нет, не в этот раз. Этой ночью в этой кровати останемся только мы вдвоем. Мужчина и женщина, жаждущие друг друга.

– Нет. – Пролепетала она. – Я…Я не хочу тебя.

С огненными бликами, танцующими в его глазах, он высвободил одеяло из ее сжатого кулачка и стянул к ногам. Затем коснулся ее лица и начал легонько разглаживать напряженные черты. Рот следовал за пальцами и наконец с нежной настойчивостью он вынудил ее раскрыть губы.

Ноэль вдохнула мужественный аромат, пригубила вкус бренди на его языке, щекой ощутила колкость щетины. Она было возмутилась своей наготой и вторжением в ее рот, но сладость этой атаки лишила ее слов.

Затем его рот начал путешествие от ее губ к изгибу плеча. Рука подкралась к обнаженной груди, обводя восхитительные окружности вокруг коралловой ареолы и слегка потеребив крохотный бугорок на вершинке.

Она застонала от ощущений, порожденных его прикосновениями, и услышала приглушенный возглас, низкий и гортанный. Он приподнял голову, пристально заглянул в ее глаза, суля и предвкушая. А потом его рот накрыл нежный розовый бутон, лизнул и сильно засосал, и принялся дразнить напрягшиеся вершинки по очереди, одну за другой, без устали и без пощады, пока ее голова металась из стороны в сторону по подушке.

И снова сдавленный крик, глухой и торжествующий. Был ли это смех? Страсть?

Куин еще раз властно поцеловал ее. Его рука двинулась по ее телу, ероша шелковистые волоски, теперь не останавливаясь, касаясь самых укромных уголков. Не пришлось раздвигать уже разведенные ноги.

Его тело накрыло ее, и она приняла его вес, предательские руки вцепились в могучие плечи. Ноэль пылала, ожидая, томясь, вожделея, пока его вздыбленное естество терлось у входа в сокровенные глубины.

– Открой глаза, – скомандовал он голосом неожиданно резким и хриплым.– Я хочу видеть тебя, когда возьму.

Боясь, что он остановиться, если она не подчинится, она, подчиняясь приказу, распахнула глаза и сцепилась с ним взглядом. Она возненавидела его, разглядев нескрываемое торжество. А еще больше себя – за повиновение. Он не занимался с ней любовью, а подчинял ее. Это был его реванш. Хладнокровно рассчитанное обольщение.

Он грубо расхохотался.

– Я же говорил тебе, что предъявлю права на свою собственность. – А затем он наполнил её.

– Нет! – завопила она, желая продолжить борьбу.

Но было уже слишком поздно. Он размеренно и неотвратимо двигался в ней. Наблюдая за ней. Погружаясь в нее своими глазами и своей мужественностью. Она почувствовала, что тело выгибается, помимо ее воли. Она устремилась. К чему? К боли. К облегчению. К удовольствию. К чему-то. Сладостному, блаженному.

Нарастающая страсть захватила ее и повлекла к взрыву, к позорному удовлетворению. Она едва заметила его содрогание, когда он наконец позволил себе жарко пролиться, освобождаясь.

Намного позднее он перенес ее с лежбища возле очага на кровать и уснул рядом. Ноэль лежала, бодрствуя, пристыженная безудержным откликом своего тела на ласки мужчины, которого она ненавидит. Неотступные страхи по поводу ее собственной натуры, которую она жестко подавляла, принесли неприглядные, горькие плоды.

Куин вынудил признать свое полное господство над ее телом. Он был опасен на самом примитивном уровне, и она ненавидела его за это. И с еще большим прискорбием она презирала свое здоровое тело.

На следующее утро, выбираясь из постели, она осторожничала, чтобы не дотронуться до мужа, зная теперь, что малейшее соприкосновение кожи с кожей может разжечь огонь, над которым она не властна. Она умылась и быстро оделась, бесстрастно изучая распростертую фигуру все это время. Он спал захватнически, как и жил, вытянув руку на то место, где прежде она лежала, разбросав длинное тело по диагонали, чтобы ступни не свисали, обхватывая кровать, присваивая ее полностью, как и все остальное.

– Ноэль? – мускулистое предплечье прикрывало его глаза от сумрачного утреннего света.

Она не отозвалась, ожесточенно натягивая ботинки.

– Высочество, скидывай эту чертову одежду и возвращайся в постель.

– Не можешь слова сказать без сквернословия? – усмехнулась она. – Понимаю, ты был лишен преимуществ британского образования, но это совсем не оправдывает твой ограниченный словарный запас.

Что-то вроде фырканья донеслось из скомканной постели.

– Слишком много болтаешь. Иди сюда.

– Чтобы ты смог терзать меня снова? Нет, благодарю.

Он приподнялся на одной руке, одеяло упало непристойно низко, до талии.

– Теперь оказалось, я тебя «терзал», не так ли? Не припомню, чтобы пришлось насильно раздвигать тебе ноги.

Она вздрогнула от его пошлости, но сохранила голос спокойным и холодным.

– Нет, не пришлось. И я никогда не прощу себя за это.

Он раздраженно вздохнул.

– Ради Бога, Ноэль, ты – здоровая женщина. Получила удовольствие, кувыркаясь в постели. Здесь нет ничего дурного. Я занимался с тобой любовью, и ты отзывалась.