В это время к деревне приблизилась небольшая группа индейских воинов, сумевших поймать разбежавшихся лошадей, и среди горящих хижин засвистели стрелы. Вытащив из ножен винтовку, Глэнтон застрелил двух лошадей, которые шли первыми, сунул винтовку обратно, достал пистолет и принялся стрелять чуть ли не меж ушей своего коня. Верховые индейцы стали спотыкаться среди упавших и брыкавшихся лошадей, закружили на месте, сбившись в кучу. Их перестреляли одного за другим, а с десяток оставшихся в живых повернули назад, промчались вдоль озера мимо толпы стенавших и бежавших, и исчезли в шлейфе содовой пыли.

Глэнтон повернул коня обратно. Тут и там, на мелководье и на полосе соли в зоне прилива, обагрённой кровью и усеянной внутренностями, словно жертвы кораблекрушения, валялись мёртвые тела. Всадники вытягивали их из кровавых вод озера, и пена, легко набегавшая на берег в свете нового дня, становилась бледно-розовой. Они ходили от одного мертвеца к другому, орудуя ножами и собирая урожай длинных чёрных прядей, а их жертвы оставались лежать с голыми черепами и жуткими кровавыми «чепчиками». По зловонному пляжу, грохоча, промчались и исчезли в дыму разбежавшиеся лошади индейцев; через некоторое время они с диким топотом пронеслись обратно. Одни бойцы бродили в покрасневшей воде, бессмысленно рубя ножами мертвецов, другие лежали на берегу, пристроившись к телам павших под ударами дубинок молодых женщин, мёртвых или умирающих. Мимо, как странный продавец, направляющийся на рынок, прошёл делавар с целой коллекцией голов в руках: волосы он накрутил на кисть, и головы болтались и поворачивались. Понимая, что за каждый проведённый здесь миг придётся потом расплачиваться в пустыне, Глэнтон разъезжал среди бойцов и поторапливал их.

От потрескивающих костров появился Макгилл и остановился, уныло оглядывая происходящее. Его пронзило копьё, и он держался за торчавшее впереди древко из стебля сотола. Привязанный к древку обломок старого кавалерийского палаша вышел сзади у поясницы. Малец вышел из воды, приблизился к Макгиллу, и мексиканец осторожно опустился на песок.

Поди прочь от него, скомандовал Глэнтон.

Макгилл повернулся на голос, а Глэнтон навёл пистолет и прострелил ему голову. Сунув пистолет в ножны, Глэнтон поставил винтовку стоймя на седло и, придерживая её коленом, стал отмерять порох в стволы. Ему что-то крикнули. Конь задрожал и попятился, Глэнтон что-то тихо сказал ему, запыжил две пули и наладил их в стволы. Он не сводил глаз с возвышенности на севере, где на фоне неба вырисовалась группа верховых апачей.

Их было человек пять-шесть, и на расстоянии с четверть мили их крики были еле слышны. Глэнтон пристроил винтовку на сгибе руки и вставил капсюли в барабаны обоих пистолетов. При этом он не сводил глаз с апачей. С коня соскочил Уэбстер, вынул винтовку, быстро отомкнул шомпол и опустился на одно колено, воткнув шомпол в песок и установив цевьё винтовки на кулак. Курки у винтовки были с предварительным взводом, Уэбстер взвёл задний и прижался щекой к упору. Сделал поправку на ветер, на солнце по стороне серебряной мушки, прицелился и спустил курок. Глэнтон сидел не шелохнувшись. Выстрел прозвучал в пустоте глухо и невыразительно, серый дымок отнесло в сторону. На пригорке вожак группы ещё сидел на коне. Потом медленно накренился и рухнул на землю.

Глэнтон с улюлюканьем рванулся вперёд. За ним устремились ещё четверо. Воины на пригорке уже спешились и поднимали упавшего. Не отрывая взгляда от индейцев, Глэнтон повернулся в седле и передал винтовку тому, кто оказался рядом. Это был Сэм Тейт, он схватил её и натянул удила с такой силой, что лошадь чуть не упала. Глэнтон и трое остальных помчались дальше, а Тейт вытащил шомпол, чтобы опереться, пригнулся и выстрелил. Лошадь, которая несла раненого вождя, сбилась с ноги, но продолжала скакать. Тейт выстрелил из второго ствола, и она на всём скаку врезалась в землю. Апачи, пронзительно крича, натягивали поводья. Глэнтон нагнулся и что-то шепнул на ухо коню. Индейцы уже перетащили вождя на другую лошадь, забрались на остальных по двое и, нахлёстывая их, снова помчались прочь. Уже вытащив пистолет, Глэнтон махнул тем, кто был позади, и один из бойцов, остановив коня, бросился на землю, взвёл пистолет, опустил рычаг механизма заряжания и воткнул его в песок. Он держал пистолет обеими руками, зарывшись подбородком в землю, и целился вдоль ствола. Лошади были в двухстах ярдах от него и шли быстрым махом. После второго выстрела мустанг, который нёс вождя, встал на дыбы, но скакавший рядом всадник протянул руку и подобрал поводья. Они попытались снять вождя с раненой лошади на ходу, но она рухнула на землю.

Первым до умирающего добрался Глэнтон: стоя на коленях, как нелепая, разящая вонью сестра милосердия, он зажал ногами голову этого варвара-чужака и вызывающе махнул револьвером в сторону дикарей. Они покружили по равнине, потрясая луками, выпустили по нему несколько стрел, а затем повернули и поскакали прочь. На груди вождя пузырилась кровь, и он поднял к небу невидящие, уже стекленеющие глаза с лопающимися капиллярами. В каждом из этих тёмных озерец отражалось по маленькому круглому солнцу.

Во главе своей небольшой колонны Глэнтон вернулся в лагерь, на поясе у него болталась привязанная за волосы голова вождя. Бойцы нанизывали скальпы на кожаные ремешки, у некоторых мертвецов были вырезаны со спины широкие полосы кожи для изготовления ремней и упряжи. С мёртвого мексиканца Макгилла тоже сняли скальп, и окровавленные черепа уже чернели на солнце. Большинство хижин сгорело дотла, в них нашлось несколько золотых монет, поэтому несколько человек ходили, расшвыривая ногами тлеющие угли. Не переставая сыпать проклятиями, Глэнтон подобрал копьё и водрузил на него голову. Она приплясывала на копье, кидая вокруг злобные взгляды, как карнавальная маска, а он ездил взад и вперёд, призывая собрать лошадей и выдвигаться. Повернув коня, он заметил сидевшего на земле судью. Сняв шляпу, тот пил воду из кожаной бутыли. Потом поднял глаза на Глэнтона.

Это не он.

Кто не он?

Вот это, кивнул судья.

Глэнтон повернул древко копья. Повернулась и голова с длинными прядями, которая теперь смотрела на него.

Кто это, по-твоему, если не он?

Судья покачал головой.

Это не Гомес. Он кивнул в сторону головы. Этот джентльмен — sangre puro. [139]А Гомес — мексиканец.

Он не чистокровный мексиканец.

Чистокровным мексиканцем быть нельзя. Это всё равно что быть чистокровной дворнягой. Но это не Гомес, потому что я видел Гомеса, и это не он.

А не сойдёт за него?

Нет.

Глэнтон глянул на север. Потом опустил глаза на судью.

Пса моего не видел?

Судья покачал головой.

Собираешься гнать с собой всё это стадо?

Пока не придётся с ним расстаться.

Это может случиться скоро.

Может быть.

Как считаешь, сколько времени потребуется этим йеху, [140]чтобы вернуться?

Глэнтон сплюнул. Это не было вопросом, и он не стал отвечать. Где твоя лошадь? спросил он.

Убежала.

Ну, если собираешься ехать с нами, добудь себе другую. Он взглянул на голову на шесте. Тоже мне называется, вождь. Тронув коня пятками, он поехал вперёд по краю воды. По озеру бродили делавары, нащупывая ногами тела в воде. Глэнтон постоял там немного, повернул коня и насторожённо, держа пистолет на бедре, поехал по разграбленному лагерю. Он ехал по следам, что вели из пустыни, откуда примчался отряд. Вернулся он со скальпом старика, который на рассвете первым показался из кустов.

Через час все были в сёдлах и ехали на юг, оставив на берегу озера кровавый хаос вперемежку с солью и пеплом и гоня перед собой полутысячное стадо лошадей и мулов. В голове колонны ехал судья, и на седле перед ним сидел странный смуглый ребёнок, покрытый пеплом. Половина волос у него обгорела, и он молчал, стоически глядя огромными чёрными, как у подкидыша эльфа, глазищами на бегущую навстречу землю. Весь отряд почернел на солнце из-за крови, которой были измазаны одежда и лица, потом все стали понемногу бледнеть от пыли, пока снова не обрели цвет краёв, где проезжали.