— Не надо двигаться, мсье Лафет, — мягко произнес женский голос по-гречески. — Вы в больнице, в послеоперационной палате, не бойтесь ничего. Вы попали в аварию.

Авария… да о чем она говорит? Какая авария? В меня стреляли.

— Где… остальные?

— Остальные? Кто остальные, мсье Лафет? Успокойтесь, постарайтесь отдохнуть. Скоро действие анестезии закончится, и вы все вспомните.

— Я все помню… очень хорошо.

— Успокойтесь.

Я прилагал все усилия, чтобы не заснуть, но понял, что это выше моих сил, и провалился в сон.

На этот раз я проснулся в просторной комнате, выкрашенной светло-голубой краской и украшенной засушенными цветами, морскими звездами и картинами с морскими пейзажами. Постель была удобная, и я больше не чувствовал боли в руке. Мягкий свет, струящийся через занавески песочного цвета, приятно ласкал мне лицо.

— Мсье Лафет?

Я повернул голову и увидел санитара лет двадцати. Темноволосый, стройный, изящный и красивый, как эфеб, он был под стать юношам, изображенным на вазах его предков.

— Где я?

— В клинике Лемессоса, мсье Лафет. В Спарте. Вы прибыли сюда два дня назад.

— Два дня? — удивился я.

— Да. У вас что-нибудь болит?

Я попытался осторожно повернуться. И все же почувствовал в боку острую боль, словно его прижгли сигаретой, но, в общем, она была вполне терпима.

— Нет, я… Похоже, дело идет на лад.

— Тем лучше, потому что сегодня у вас сняли капельницу и болеутоляющие не должны больше действовать.

— Который час?

— Четыре часа дня, мсье Лафет. Вы голодны, хотите пить?

У меня пересохло во рту, и я готов был проглотить целого быка.

— Да.

— Я принесу вам что-нибудь подкрепиться. Но не удивляйтесь, после нескольких кусочков вы, может быть, почувствуете отвращение к пище, это нормально.

— У меня серьезное ранение? — наконец решился я спросить.

Красавчик с медовым голосом сел на край кровати и сжал мою руку.

— Нет, мсье Лафет. Не беспокойтесь. Пуля попала вам вбок, прошла и застряла между ребрами. Никакой важный орган не задет, но вы потеряли много крови, и теперь вам надо набираться сил. Вот, выпейте немного воды, — сказал он, наливая воду в стакан. — Я сейчас принесу свежей, графин уже нагрелся. — Он встал и вдруг постучал пальцем себе полбу. — Совсем забыл. Там двое мужчин хотят с вами поговорить. Насколько я понимаю, из полиции. Я приглашу их войти.

Он исчез раньше, чем я успел открыть рот. Что я могу сказать им?

У меня не было времени придумать правдоподобную версию, потому что красавчик через несколько минут уже вернулся с полицейскими.

— Не слишком его утомляйте, он только проснулся после наркоза, — строго сказал он, прежде чем оставить нас.

Двое мужчин с коротко остриженными волосами и в безупречных костюмах сели по обе стороны кровати с не очень приветливым выражением лица и поджатыми губами. Тот, что ниже ростом, предъявил мне свое удостоверение, и сердце мое лихорадочно забилось, когда я увидел изображенную на нем эмблему: рука, сжимающая факел перед земным шаром. Это были не полицейские, а агенты греческой секретной службы.

— Господа?

Агент, который показал мне удостоверение, пересел на край моей кровати и постарался улыбнуться, что явно делал не часто.

— Как вы себя чувствуете, мсье Лафет?

— Спасибо, хорошо.

— Тем лучше, — сказал его напарник. — Потому что через три дня вы вернетесь домой. Мы убеждены, что вы постараетесь поскорее забыть все это.

Я нахмурился:

— Что вы имеете в виду?

Тот, что сидел на моей кровати, склонился ко мне:

— Вы ничего не видели. Ничего не произошло, ваше ранение — несчастный случай, мы сожалеем о нем, поверьте.

— Что? — вскрикнул я.

— Сторож, с которым вы столкнулись ночью на раскопе, не узнал вас и выстрелил. Досадный несчастный случай.

— Мы сожалеем об этом, — добавил его коллега.

Меня охватил гнев.

— Кто были эти люди?

— Вам надо отдыхать, мсье Лафет. Вы еще слабы.

— Возможно, это последствия шока, — наставительно произнес его напарник. — Иногда трудно разобраться после комы.

— Но я не был в коме!

— Были, мсье Лафет. Это черным по белому записано в вашей медицинской карте. Ваш мозг еще немного затуманен.

Я приподнялся на кровати, несмотря на боль в боку.

— Кому вы подыгрываете? — прорычал я. — Кого защищаете?

— Вас, возможно, — произнес высокий сладким голосом. — Отдыхайте, мсье Лафет.

— И уезжайте, — добавил второй, кладя авиабилет бизнес-класса на ночной столик. — Никто больше не причинит вам зла, можете не беспокоиться.

— Через три дня. Выздоравливайте, мсье Лафет.

— До свидания, мсье Лафет, и не забудьте: вы ничего не видели.

Они ушли, а я с трудом удержался, чтобы не швырнуть им вслед графин с водой. Что это за история? Зачем представители греческой секретной службы приходили сюда?

— Мсье Лафет? — окликнул меня санитар, просунув голову в приоткрытую дверь. — Я принес вам поесть.

Он вошел и поставил поднос на высокий столик на колесиках.

— Они вас чем-то встревожили? Вы выглядите взволнованным.

— Кто меня сюда привез?

— «Скорая помощь». Полицейский сказал, что сторож на раскопе в акрополе, не узнав вас, выстрелил. Хотите, я скажу вам свое мнение? Сейчас доверяют оружие невесть кому. Вы видели охранников в музее археологии? Они все пропитаны алкоголем, как фитиль лампы! Ну и пусть себе спят на скамейке, это еще куда ни шло, но теперь они начинают стрелять в археологов…

— А скажите… некто Гиацинт приходил?

— Ваш товарищ? Да, конечно. Весьма приятный господин. Он принес ваши вещи. Они в шкафу. Вам что-нибудь надо?

— Если вас не затруднит, я хотел бы взглянуть на них.

— Знаете ли, здесь не воруют, — с оскорбленным видом сказал санитар.

— Нет-нет, вы не поняли. Я просто хотел удостовериться, что Гиацинт не забыл мой дневник и еще один документ, очень важный, который я должен как можно скорее изучить.

Он рассмеялся.

— Да, вы, ученые, все сумасшедшие. Лезете под пули, а едва придя в себя, снова хватаетесь за свои исследования! — Он порылся в моем рюкзаке, в дорожной сумке и достал блокнот: — Это?

— Нет, нужна маленькая записная книжка и картонный рулон.

Я вытянул шею, чтобы заглянуть в рюкзак и сумку, но увидел только свои вещи и новую одежду. Свиток с документом Ватикана был слишком большим, чтобы я его не заметил.

— Больше я ничего не нашел, мсье Лафет.

Я горько усмехнулся:

— Меня бы удивило обратное…

— Ваш друг, наверное, боялся, как бы вы не переутомились, и он был прав.

— Подождите, будьте добры, дайте мне мой несессер с туалетными принадлежностями.

— Вам помочь? — спросил он, подавая несессер.

— Нет, спасибо, я справлюсь.

— Главное, не лезьте под душ.

Я подождал, пока он выйдет, порылся в несессере, ища маленький кожаный мешочек, и обнаружил его зажатым между тюбиком зубной пасты и куском мыла. Я невольно улыбнулся и вытряхнул из мешочка на ладонь маленькую вещичку. Моя улыбка застыла на губах, когда я увидел, что же держу в руке. Гиацинт подменил титановую пряжку, взятую в гробнице Александра, копией золотой античной монеты с изображением Аполлона, держащего на коленях голову своего возлюбленного Гиацинта, убитого Зефиром. [76]На одной стороне по-гречески было выгравировано: «Унесенный ветром… он тоже».

Пробыв в клинике еще два дня, я не дождался ни записки, ни телефонного звонка и безумно волновался, не зная, что сталось с Гансом и Аминой. И не решался позвонить отцу, боясь встревожить его. «Алло? Папа? Я получил пулю в бок, убил несколько человек во время перестрелки и потерял из виду Ганса, но в остальном все в порядке. Ах да, кстати, ты будешь смеяться: Этти жив».

На третий день утром, устав портить себе кровь, я оделся, взял свои вещи и подписал документы о выписке, к большому огорчению моего заботливого санитара, который тоже уже начинал действовать мне на нервы.