— Но вы…

— Не являюсь образцовым отцом, по-вашему? — Лицо его словно окаменело.

— Зачем юлить? Вы знаете ответ.

— Итак, вы вернулись к исходной точке.

— Вероятно, да.

Так как он промолчал, Элма вздохнула и стала спускаться по тропинке к берегу. Но, не пройдя и нескольких шагов, услышала его голос:

— А что, если я воспитываю детей по системе, обратной общепринятой, создаю им настолько жалкие условия существования, что им приходится волей-неволей самим решать, как поступать?

Элма остановилась и, посмотрев ему в лицо, произнесла:

— Ну, поскольку они совсем не производят впечатления обездоленных, я бы сказала, что вы меня опять дурачите. Если бы в программу Олимпийских игр включили соревнования по сарказму, золотая медаль вам была бы обеспечена.

— Не могу же я отдать вам пальму первенства во всем. — И без всякого перехода вдруг спросил: — Что с вашими волосами, мисс Селби? Когда вы впервые появились здесь, они не выглядели завитыми. Они бывают такими только в мокром состоянии?

Элма откинула голову.

— На ваш вкус, они недостаточно спутаны?

Он ухмыльнулся.

— Честно говоря, да.

— Я смотрю, вы в прекрасном настроении, — произнесла Элма со вздохом.

— На самом деле — нет, но мне нравятся ваши волосы, когда они вот так растрепаны.

Он повернулся и ушел, оставив женщину в полной растерянности. Прихватив пальцами завиток волос, она внимательно рассмотрела его, как будто никогда не видела. Ему они нравятся такими? Опять эти его подначки. Он никогда не бывает серьезным.

Ей было хорошо видно, как Кеннет ленивой походкой удалялся по тропинке, держа руки в карманах кожаной «летной» куртки. Воистину, он был эксцентричным мужчиной, совершенно сумасшедшим, и ни одной женщине в трезвом рассудке Элма не посоветовала бы иметь с ним никаких отношений.

Глядя, как он медленно исчезал в тумане, она твердила про себя: «Вы сумасшедший, Крейтон Кеннет». Но ее внутренний голос упрямо гнул свое: «Может, и сумасшедший, но, к несчастью, это не мешает ему оставаться потрясающе привлекательным. Настолько, что при взгляде на него замирает сердце».

Уже пробило десять, но за окнами было по-прежнему светло: полярный день не собирался отдавать свои полномочия. Несколько часов назад Элма высвободила место на кушетке и коротала вечер, листая старые журналы, когда ее внимание привлек какой-то звук. Подняв глаза, она увидела Крейтона с двумя керосиновыми лампами в руках.

— Экономите энергию? — Вспомнив заключенный пакт о ненападении, она попыталась изобразить из себя самую любезность.

— По правде сказать, да. Каждый вечер в это время я выключаю генератор, чтобы не тратить попусту горючее. — Он прошелся глазами по ее гнездышку. — Обычно мы ложимся в десять. Хотя солнце заходит только в половине первого, рассветает здесь рано, в четыре.

Она закрыла журнал.

— Дома у меня все было не как у людей: толпы посетителей в вечернее время, затем — ночной ресторан… Я не уходила с работы раньше двух ночи. Будет трудно перестроиться.

— Не думаю, — ответил он без тени иронии. — В Берлингтоне уже час ночи.

— А я думала, усталость — результат стресса.

Лицо его неожиданно осветилось дружелюбной улыбкой.

— Нет, уже действительно поздно, даже для вас. — Протянув ей одну из ламп, он добавил: — Возьмите. Если будете вставать, она вам пригодится. Ночи сейчас коротки, но с задернутыми занавесками в доме будет темно.

Взяв лампу, Элма встала и осмотрелась. В камине тлели последние угольки, и она сообразила, что давно не слышала голосов Бена и Адел.

— Где дети? — спросила она скорее сама себя.

— Скорее всего у дока Маггарда. У него есть телевизор.

— А он не выключает генератор на ночь?

— Во всех домах на острове, кроме этого, по одному генератору, поэтому их не выключают.

— Когда дети возвратятся домой?

— Когда захотят.

Она поборола искус поспорить. Крейтон достаточно ясно выразился по поводу вмешательства в его жизнь. Хотя ведь Адел была ее сестрой! Надо бы напомнить ему об этом.

— Я уже поняла, что у вас здесь свои правила, точнее, таковыми является отсутствие всяческих правил, но позвольте мне воспитывать мою собственную сестру по-моему, хотя мы и пользуемся вашим гостеприимством.

— Если помните, она уже отвергла ваше воспитание. Чего вы добиваетесь, чтобы она удрала отсюда на Северный полюс?

Элма не ожидала такого резкого ответа и почувствовала, как глаза ее наполняются предательской влагой. Обычно ее трудно было довести до слез — официанткам за день приходится выслушивать и не такое. Видимо, события последнего дня окончательно выбили ее из колеи.

Хотя, может быть, именно приобретенная привычка молча, с улыбкой сносить грубости от посетителей и довела молодую женщину до ее нынешнего состояния. Не слишком ли часто она так же молча позволяла сестре грубить ей? Вероятно, нужно было резче осаживать ее, ведь Элма столько сил положила на то, чтобы заменить Адел мать! С этими невеселыми мыслями она выдавила из себя:

— У меня нет сил спорить, мистер Кеннет. Назовите это усталостью или малодушием, если это заставит вас ощутить собственное превосходство, но сейчас мне хочется одного — добраться до постели и заснуть.

Крейтон вздрогнул, и у Элмы возникло ощущение, что его раздражение направлено не против нее, а против себя самого. Ничего не ответив, он направился к двери, ведущей в холл, куда выходили его спальня, ванная комната и две другие спальни. Он указал на одну из них:

— Это комната Адел. Поскольку в гостиной слишком захламлено, боюсь, вам придется делить комнату с сестрой.

— Никаких проблем, — пробормотала она, испытав чувство облегчения: по крайней мере теперь их с Крейтоном будет разделять почти полхолла.

— Я ненадолго оставлю вас, — заявил он. — Лучше вам заранее запастись спичками, они на камине.

Лампочка у кушетки погасла как раз в тот момент, когда Элма достигла камина и нашла коробок. Направляясь в спальню, она столкнулась в холле с Крейтоном.

— У вас есть в чем спать?

Чемоданчик Элмы был невелик — фактически всего-навсего дорожная сумка «на одну ночь», — и она положила в него только тонкую ночную сорочку. Планов провести некоторое время на отдаленном северном острове у молодой женщины не было, однако и обсуждать столь интимные темы с посторонним человеком ей не хотелось. Поэтому она лишь покачала головой:

— Что-нибудь придумаю.

— Несмотря на камин, по ночам здесь бывает прохладно. Вот, возьмите-ка, я тут кое-что для вас подыскал. — С этими словами он протянул ей мужскую фланелевую рубашку. Рубашка висела на деревянных плечиках и выглядела свежевыстиранной.

Элма осмотрела ее более тщательно, решив, что слабый свет в холле сыграл с ней злую шутку. Однако убедилась, что первое впечатление не обмануло ее. Рубашка не только была чисто выстирана, но и выглажена. Приняв рубашку из рук Крейтона, она просто по инерции попыталась его поддеть:

— Я ценю ваше желание избавиться от репутации человека, живущего в грязи и беспорядке.

Во взгляде его мелькнула знакомая враждебность.

— Не стоит благодарности, мисс Селби. Спокойной ночи.

— Ах, простите! — воскликнула Элма, почувствовав, как ее опять поставили на место. — Я не имела в виду…

Но еще до того, как она закончила фразу, дверь захлопнулась перед самым ее носом. Прикусив губу от стыда, женщина теперь могла только гадать, что бы она услышала в ответ, если бы Крейтон не вышел из холла.

Она осталась одна. Уставившись на рубашку, Элма вспомнила, что не поужинала, и сейчас просто не представляла, где искать пищу в этом хлеву. Проходя по коридору, она краем глаза разглядела на кухонном столе две початые консервные банки с лососем и бобами — какая-никакая, а все-таки еда. Желудок настоятельно требовал подкрепления. Однако молодая женщина не рискнула украдкой подъедать за детьми, а потому ретировалась в гостиную и снова уткнулась в журналы.