Из кухни меж тем раздавался бодрый стук посуды: Элма готова была поклясться, что Крейтон готовит себе сандвич. Чуть позже он собрал посуду со стола. На одно мгновение послышался шум воды из крана, вызвав почти невероятное предположение: он моет посуду! Однако звук так же быстро прекратился. Разочарованная, Элма вернулась к своим журналам. Возможно, она задремала, увидев во сне события минутной давности: Кеннет с лампами, возвышающийся над нею…

Очнулась она от звука открываемой входной двери, а затем раздались голоса и смех детей, ввалившихся в холл.

Увидев сестру в дверях гостиной, Адел только коротко осведомилась:

— Еще не спишь?

Стараясь придать голосу радушие, Элма ответила:

— Как раз собиралась. Ты идешь?

— Ага. — Обернувшись к Бену, Адел бросила: — До завтра.

Прихватив одну из ламп, тот ответил:

— Спокойной ночи.

В спальне Элма присела на край одной из двух просторных кроватей. Комната, как и все помещения в доме, представляла собой свалку грязной одежды, какой-то странной обуви и кип журналов. Но сама постель, как ни странно, была аккуратно застелена, хотя на ней и красовалось какое-то барахло. Что касается второй, то там все было перевернуто вверх дном: совершенно очевидно, что ее выбрала Адел.

Младшая сестра неслышно вошла в комнату и плюхнулась на одеяло рядом с Элмой, заговорщически прошептав ей на ухо:

— Не хотела говорить тебе при Бене, но, по-моему, Крейтон немножечко того.

Что-то сдавило горло молодой женщины, и она испытующе оглядела сестру. Ей и самой показалось, что хозяин дома слегка чокнутый, но она старалась об этом не думать.

— Того? — переспросила она Адел, поставив лампу на туалетный столик, а затем также понизила голос: — Ты что имеешь в виду — он сошел с ума?

— Ну… — прошептала Адел; весь вид ее говорил, что она готова открыть страшную тайну. — Ты бы видела, что у него в чулане!

Воображение Элмы тут же нарисовало мрачный склеп, полный плетей и цепей.

— О Боже… — Она резко расстегнула воротничок блузки. — И что же в чулане?

— Там ни единого пятнышка, — объявила Адел. — Это самый чистый и прибранный чулан, какой только можно вообразить. Прямо картинка из рекламного каталога «Все для дома».

Элма с недоверием уставилась на сестру.

— Чулан прибран? И ты считаешь Крейтона чокнутым только потому, что у него чисто в чулане?

Девочка состроила гримасу недовольства.

— Ну разве не смешно, когда человек вылизывает крохотный закуток до блеска, оставляя вне его полнейший хаос?

— Действительно, странно, — согласилась Элма, искреннее удивляясь поведению Крейтона Кеннета. — Но, мне кажется, нет причин паниковать. — Она задумчиво посмотрела на сестру. — Честно говоря, чистота и порядок обычно не рассматриваются как тяжкие преступления.

Та разочарованно протянула:

— Ну и ладно. Я просто думала, ты должна знать.

— Благодарю за предупреждение. — Элма сняла рубашку с плечиков. — Он предложил мне спать в этом. Думаешь, спятивший «чуланный» маньяк смазал свой утюг отравой и я умру в страшных мучениях еще до наступления утра?

Адел притворно округлила глаза.

—  Жуткосмешно.

— Потому что я жутко устала. — Поведя рукой по барахлу, лежащему поверх одеяла на ее постели, Элма спросила: — Ты бы не могла куда-нибудь убрать все это, чтобы освободить место?

С театральным стоном Адел одним движением смахнула все на пол.

— Так хорошо?

Элма вздохнула: сейчас не время дуться по новой.

— Скажем так: хорошо, потому что с тобой все в порядке.

На лице Адел появилось удивление, очевидно, она ожидала очередной выволочки. Слегка расслабившись, она произнесла почти с улыбкой:

— Знаешь, я, наверное, нагрубила тебе потому, что никак не ожидала здесь встретить. Спокойной ночи.

С беспомощным вздохом Элма произнесла:

— Ты должна была послать мне открытку. Знаешь, такие славные — со словами любви к сестричке. — Сев на краю постели, она начала раздеваться.

Рубашка Крейтона была ей явно велика, доходила до колен, а мягкая ворсистая ткань приятно согревала кожу. От рубашки исходил запах чистоты и еле уловимый аромат одеколона, как будто хозяин дома стремился пометить любую мелочь на своей территории. Элме показалось, что она лежит в его объятиях, и эта греховная мысль заставила молодую женщину закатать рукава. Ну и разыгралась ее фантазия! Должно быть, она вымоталась даже больше, чем думала, раз вообразила такое.

Свернувшись калачиком под одеялом, Адел спросила:

— Что будем делать завтра?

— Первым делом займусь стиркой, — ответила Элма.

— Круто! А то мне совсем нечего надеть.

Элма испытала жестокое разочарование от реплики сестры: все тот же безоглядный эгоизм, из-за которого они обе влипли в эту историю. Она сухо ответила:

— Еще как круто. Сама будешь стирать свои вещи, мисс Взрослая!

Элме показалось, что она словно следует педагогическим методам мистера Крейтона Кеннета, делавшим из детей нерях. Хотя что он на самом деле думает — вот в чем вопрос. Элма опять ощутила на себе его рубашку — она хранила терпкий приятный запах, напомнивший давний запах отцовской трубки, которую тот так любил раскуривать по вечерам. Был ли Крейтон хоть наполовину серьезен, разглагольствуя о своей педагогике, «обратной общепринятой»? Он и вправду стремился воспитать в детях чувство ответственности за принятые решения, создавая им жизнь попросту невыносимую? Да нет же, не может быть. Совершенно абсурдная идея, однако…

— Ничего от тебя не дождешься, — буркнула Адел, нарушив ход ее мыслей. — Никто здесь ни для кого и пальцем не пошевелит.

— Добро пожаловать в реальность, дорогая. — После того как слова слетели с ее губ, их скривила ехидная улыбка. Элма начала повторять Крейтона Кеннета! При том, что они отличались друг от друга как… как любовь от ненависти. Или она была не права? Лежа в темноте с открытыми глазами, Элма раздумывала, есть ли в показном безумии этого человека хоть частичка системы.

Крей не обманул: над Беринговым морем рассветало рано. Солнечный луч нашел щелочку между занавесками и заиграл прямо на лице молодой женщины, отчего она поначалу еще сильнее зажмурила глаза. С усилием приоткрыв их наконец, Элма взглянула на часы и обнаружила, что всего полпятого, а солнце уже бодро устремилось к зениту.

Сообразив, что в Берлингтоне сейчас на три часа больше, она зевнула и села в постели. Адел еще не проснулась. С глубоким вздохом Элма пошарила в чемоданчике в поисках зубной щетки, пасты и мыла и побрела, заспанная и босоногая, в ванную комнату.

Та оказалась заперта. Элма только было собралась повернуть обратно, как дверь распахнулась и молодая женщина лицом к лицу — точнее, лицом к груди — столкнулась с Крейтоном. На нем был полосатый купальный халат до колен и, судя по голым мускулистым ногам, больше ничего. Как и Элма, он был бос, и стоило той ненароком глянуть на его ноги, как у нее перехватило дыхание. Никогда еще она не видела вблизи обнаженных мужских икр, и эти показались ей на редкость возбуждающими.

— Доброе утро. — В его голосе прозвучали веселые нотки. — Не ожидал увидеть вас так рано.

Элма вспыхнула и взглянула ему прямо в глаза. Влажные волосы Крейтона темными завитками спускались на лоб, глаза горели, как серебряные монеты, рот был чуть приоткрыт, обнажив белоснежный ряд зубов.

— О, вы жаворонок, — улыбнулась она ему.

— А вы выглядите кислой, пока не выпьете кофе, верно?

— Не говорите глупостей. Если вы имеете в виду, что я по утрам напоминаю ведьму, то отвергаю это с негодованием. Как, впрочем, и то, что щебечу как птичка. И вообще, — вздернула она подбородок, — я выгляжу как принцесса.

— О? — притворно изумился Крейтон. — Вы принцесса?

Элма судорожно зевнула, пытаясь скрыть растущую ярость, и решила ответить с не меньшим сарказмом:

— А разве я не на шикарном балу?

Его глаза чуть сузились.

— И могу я спросить, где же ваш прекрасный принц?