Она как ни в чем не бывало продолжала:

— Небольшая опухоль, умеренное сотрясение мозга, растяжение мышцы в паху — вот все, что у тебя есть.

— В паху?! — На сей раз пришел его черед покрываться краской. — Ради всего святого, надеюсь, туда-то ты хоть не лазила?

— Я осмотрела все, что нужно...

От мысли, что ее пальцы орудовали и там, у него выступил холодный пот.

— Джексон, ты потому так плохо себя чувствуешь, что у тебя пневмония. Ты с ней приехал. У тебя был чудовищный жар. Мне пришлось напичкать тебя антибиотиками. Весь день и всю ночь я меняла влажные простыни. А сегодня утром жар вернулся, и пришлось все начинать сызнова.

Он только сейчас обратил внимание на темные круги у нее под глазами — следы усталости. Но эти явные доказательства ее заботы о нем только подхлестнули его агрессивность по отношению к ней.

— Не рассчитывай на благодарность или извинения, — оскалился он.

Она поджала губы.

Значит, она испытывала к нему профессиональное сострадание, раз возилась с ним во время приступа...

Глаза ее потухли.

— Обычное человеческое чувство благодарности — это единственное, на что я рассчитываю с твоей стороны, — бросила она обиженным тоном. — Да ты и не должен мне ничего. Я бы делала то же самое и больному псу.

Пальцы его сжались вокруг ее запястья.

— Мне нужна только Лиззи, а ты... Я хочу, чтоб ты убралась из моей жизни. У меня и без тебя по горло врагов.

— Знаю. — Она подняла подбородок и взглянула ему прямо в глаза. — Кажется, хоть раз мы можем прийти к общему согласию, — продолжала она. Это было сказано примирительным тоном школьной учительницы, разговаривающей с не в меру расшалившимся подростком.

Он смотрел, как она разглаживает складку на блузке, и вдруг весь задрожал от радости. Никогда еще с ней не было так легко и просто. Но тут же он поймал себя на мысли: что она имеет в виду, говоря так?

— Что ты хочешь сказать?

Она весело улыбнулась.

— Да только то, что на этот раз у нас есть общие интересы, Джексон. — Она прижала палец к подбородку, как делала всегда, когда на что-то решалась. — Видишь ли, дорогой, мне тоже нужна Лиззи. И я здесь для того, чтобы помочь тебе.

Тед цепко держал Джесс за руку. Он чувствовал соблазнительное тепло ее тела. Жаль только, что голова и сердце у нее были словно из кремня.

— Видишь ли, Джексон, Лиззи и мне нужна.

Губы у Джесс были плотно сжаты, она косо посмотрела на него. Боже мой! Что прикажете делать с женщиной, вбившей себе в голову бредовую идею?..

Под потолком жужжал вентилятор. От лунного света вокруг ее головы светился бледный нимб.

В комнате повисла томительная тишина. Они смотрели друг на друга, и в глазах обоих читалось смятение. Словно на кон было поставлено так много, что ни один не решался говорить первым. Будто вот-вот взорвется бомба и оба настолько измотаны ожиданием, что оставалось только вслушиваться в тиканье механизма.

— Что ты имеешь в виду, говоря, что тебе нужна Лиззи?

— То же, что и ты, Джексон.

— Лиззи моя дочь.

— Твоя дочь. Но не собственность! — Тон был тот самый — школьной училки, — от которого его тошнило.

Джесс может сколько угодно рядиться в одежды доброй феи, но факт остается фактом: она хочет украсть его дочь! Ему хотелось завопить во всю глотку: «Моя! Моя! Ты, идиотка, запомни это!» — и раз и навсегда покончить с этим. Но ей все как об стену горох. Надо попытаться быть логичным и убедительным.

— Надеюсь, ты не считаешь, что это в порядке вещей: взять чужого ребенка и целый год где-то держать его, не сообщив ничего отцу? — спокойно начал он.

Ее золотистые глаза вызывающе сверкнули в ответ.

— Как это ни прискорбно, Джексон, но это не так. Я не забирала Лиззи. Дейерде поручила девочку мне, потому что твое ранчо превратилось в поле боя, а ты ничего не мог с этим поделать.

— Ничего не мог поделать! Да я только этим и занимался — бился в одиночку. А моя милая женушка забрала Лиззи и исчезла.

— Я остаюсь на стороне сестры. Все вы, мужики, одним миром мазаны и ничего, кроме себя, не видите. Дейерде была до ужаса напугана, а ты не мог защитить ее. Ты и в лучшие-то времена был плохим мужем... Что ей оставалось, как не сбежать?

Он постарался не выходить из себя, но в голосе его звучала горечь:

— Когда у нее кончились деньги, она вернулась на ранчо и украла все мои наличные и самолет вдобавок.

— Но ей надо было на что-то жить.

— Она мне ни копейки не оставила, даже прихватила то, что у нас было в банке. Уехала и больше не вернулась.

— Потому что ее убили!

— А с нею исчезла и моя дочь. Все почему-то решили, что это я убил их обеих. Убить своего собственного ребенка, каково, а?! И, по сути, я не мог защитить себя. Единственный, кто спасал меня от тюрьмы, это Джон Макбейн, мой адвокат. Поверь, его официальные гонорары превысили все мои доходы и нанесли ферме сокрушительный удар.

Джесс как-то странно посмотрела на него.

— Дейерде упоминала о нем.

Тед скрежетнул зубами.

— А знаешь ли ты, как погано на душе, когда тебя ненавидят и презирают за то, в чем ты совсем не повинен? Каково это — жить в страхе, что с твоим ребенком что-то случилось или он погиб, а ты ничем не можешь помочь? Каждый день ложиться спать, глядя на фотографию дочери, и мучиться мыслью, увидишь ты ее еще хоть когда-нибудь или нет? Это угнетало меня гораздо сильнее, чем непрекращающаяся война.

Он почувствовал, как Джесс вздрогнула. Лунный свет, казалось, выбелил ее лицо, и оно было белым как мел.

— Прости. — Голос ее был тих и бесцветен.

— Что мне твои «прости»? — резко откликнулся он. — Ими сыт не будешь.

— Но я... я не знала, что делать, — начала объяснять Джесс. — Когда прошло какое-то время, а Дейерде все не было, я стала наводить справки и выяснила, что у тебя там на ранчо дым коромыслом.

— Дым коромыслом? — фыркнул Тед. — Да это был сущий ад! И ты, зная об этом, не привезла Лиззи!

— Ты сам знаешь, что к моим близким друзьям не относишься.

— Но ты даже написать не удосужилась! Хоть бы строчку, что Лиззи жива.

— Но тогда бы ты узнал, где она.

— И ты на это пошла, сознательно на это пошла, зная, в каком я положении?

— Но что я могла поделать?

— Привезти ее домой!

— Как? Я работала в Калькутте в клинике. И не могла вот так подняться и уехать. Лишь только появилась замена, я тут же выехала.

— Ах, конечно, ты спасала мир, а на человека, которому сломала жизнь, стоило тебе его один раз увидеть, тебе наплевать!

— Это неправда.

— Чистейшая правда.

— Но как я могла привезти к тебе Лиззи? После того, что рассказывала о тебе Дейерде? Тем более что сестра взяла с меня слово...

— Держу пари, наговорила она с три короба! Мою горячо любимую женушку хлебом не корми — дай посудачить обо мне, нашлись бы только слушатели! По части перетряски грязного белья она специалист. А тебе, думаю, это доставляло особое удовольствие.

Глаза у Джесс расширились, она не сводила их с него.

— Боюсь, ты не поверишь, но все это совсем не так.

— Да ладно, чего теперь говорить о Дейерде. Какое имеет значение, что она там тебе несла...

— Для меня имеет. Год тому назад, когда она приехала и сообщила, что у вас большие неприятности, я взяла на себя ответственность за ребенка. У Лиззи был тяжелый год.

— Это ты мне об этом говоришь? — желчно парировал Тед.

— Для меня это все тоже было нелегко. Я была тогда в Индии, работала по четырнадцать часов в сутки. Я... я пыталась забыть то, что произошло... с моей семьей. Дейерде оставила пятилетнего ребенка и не вернулась. А Лиззи, которая, надо сказать, характером вся в тебя, ребенок очень трудный. Жизнь моя буквально перевернулась, мне пришлось многое изменить в привычном распорядке. Лиззи лишилась дома, лишилась любящих ее людей, оказалась в незнакомом месте. Я понимала, как она страдает, бедняжка. Несколько месяцев я все ждала, что Дейерде возвратится. А потом я узнала, что она мертва, да еще эти слухи о том, что ты якобы убил ее... — Джесс замолчала.