Литмир - Электронная Библиотека

— Папа!

На этой большеглазой беспризорнице был морщинящийся складками желто-зеленый пластиковый плащик, в руке она держала недоеденное фруктовое мороженое. Она поднесла его к губам и жадно лизнула.

Его дочурка.

Сентиментальным Теда не назовешь... но его рука крепко схватила ее ладошку.

— Он проснулся! — взвизгнула от неожиданности Лиззи и даже подпрыгнула.

— Да уж пора, — сухо отозвалась Джесс. Она тоже выглядела возбужденной, гордясь тем, что ему явно лучше, хотя и старалась держаться спокойно.

— Тетя Джесс! — Лиззи обернулась к ней и тут же вновь повернулась к отцу. — Тетя Джесс! Он плачет. — Она произнесла это шепотом, в котором отражались изумление и испуг.

— Тебе только кажется, милая, — чуть хрипловатым голосом произнесла Джесс и, взяв из липких пальцев Лиззи остатки мороженого, вручила ей носовой платок.

— Лиззи... — Тед не узнал собственного голоса — такой он был низкий и столько в нем было всего.

Джесс аккуратно приподняла девочку так, чтобы та могла обнять отца и прижать свое личико к его щеке.

— Папочка, я так по тебе скучала. — Желто-зеленый пластик сморщился складками, когда она крепче прижалась к нему.

Джесс отступила назад.

Пальцы его впились в завитки волос Лиззи.

— Я тоже по тебе скучал... — Могли ли эти слова передать хоть частицу пережитого за последний год? Безнадежность? Съедающий душу страх? — Ты потрясающе выглядишь, — только и выговорил он.

Джесс отвернулась к окну, словно и на нее эти слова произвели большое впечатление. Он вспомнил, что она всегда старалась скрыть свои чувства.

— Папочка, я знаю, почему мама ушла. Но зачем она забрала меня? Я не боялась плохих людей.

Джесс резко повернулась.

— Сейчас не время об этом, Лиззи. — Голос ее был хрипловатым и усталым. — Забыла, что я говорила тебе? Не беспокой папу.

Лиззи замолкла и, словно вознаграждая себя за вынужденное молчание, провела пальчиком по его бороде, но тут же отняла его.

— Колючая! Мне не нравится. У тебя ее раньше не было.

— Я сбрею, — заверил он ее, чувствуя себя глубоко несчастным при одной только мысли, что что-то в нем может ей быть неприятно.

Лиззи дотронулась до его забинтованной головы.

— Как ты поранился, папа? Тетя Джесс говорит, что...

Глаза его поднялись на Джесс, которая застыла за спиной Лиззи. Вылитый синий чулок в этой ее белой поплиновой блузке с высоким воротником, застегнутым едва ли не до самого носа... В мешковатых брюках, волосы тщательно зачесаны — волосок к волоску — и скреплены на затылке.

Ни дать ни взять школьная училка! Он терпеть не мог этого ее вида. Она была гораздо милее в прилипшей к телу мокрой блузке и со струящимися по лицу прядями рассыпавшихся волос, когда ее тело прильнуло к нему со слезами сострадания на лице.

А сейчас оно залилось краской смущения.

— Что же говорит тетя Джесс? — Он не отводил от нее глаз, и румянец на ее лице стал сильнее.

Джесс поджала губы.

— Теперь ты и сам можешь сказать все, что хочешь.

— Я скажу, всему свое время. Но сначала я хотел бы узнать версию тети Джесс.

Лиззи вопросительно посмотрела на тетю.

Щеки у Джесс продолжали пылать.

— Она сказала, что ты упал с той скалы, где картинки и где она все время велит мне быть осторожнее.

Взгляд Теда скользнул по Джесс, которая, затаив дыхание, стояла, отвернувшись. Лунный свет обрисовывал красивый изгиб ее шеи. Он криво усмехнулся.

— Упал, говоришь?.. Надо же! Интересно... Очень интересно...

Казалось, покраснеть сильнее уже нельзя. Джесс сделала было шаг от кровати, но он приподнялся и схватил ее за запястье.

Они вскрикнули одновременно — она от неожиданности, он от нестерпимой боли.

Боль пронзила его, но, даже падая назад на подушку, Тед не отпускал руку Джесс. Его обволакивал коварно-соблазнительный апельсиновый аромат, исходивший от нее. Он старался не замечать его. Но ее груди, вызывавшей в нем необыкновенное волнение, не заметить нельзя.

— Вели Лиззи уйти, — прохрипел он.

Золотистая прядь волос выбилась из прически Джесс и упала ей на щеку.

— Тебе надо лежать спокойно, Джексон, — пробормотала она. — Ты слишком разбит и слаб для этих игр в крутого мужика — можно подумать, что тебе мало тех бед, которые ты на себя накликал ими.

Напоминание о том, как легко она одержала над ним верх, еще больше разъярило его.

— Убери отсюда Лиззи! Мне надо поговорить с тобой наедине.

Его глаза, казалось, целую вечность жгли Джесс.

Наконец она повернулась к девочке и мягко проговорила:

— Лиззи, милая, будь умницей, сходи на кухню и проследи, чтобы разогрелся суп, который я сварила для папы. Я через минуту тоже спущусь. Мне надо сперва осмотреть его.

От этого сладенького, лицемерного тона светской дамочки ему захотелось свернуть ей шею. Однако Лиззи на него легко поддалась и вышла из комнаты.

Когда они остались одни, хватка его заметно ослабла, но он все еще не отпускал ее руки.

— Дорогая, скажи на милость, что ты тут делаешь?

— Последние сутки выхаживаю тебя. И поверь, это не самое приятное занятие. Как и любой мужик, ты в критическом положении не подарок. С тобой пришлось натерпеться. Сначала ты никак не хотел идти. Пришлось нести. Вверх на гору. Можешь себе представить?..

— Вот и отлично! — В глазах его сверкнула дикая радость при мысли, что он умудрился-таки доставить ей неприятности. — Ты, кажется, переломала мне ноги, сбросив меня с обрыва.

— Как всегда, преувеличиваешь.

— Единственное, что мне доподлинно известно, так это что я явился сюда абсолютно здоровым, пока не встретил тебя.

— Абсолютно здоровым, — хмыкнула она. Что ты несешь, Джексон? Ты перенес на ногах пневмонию в тяжелой форме. Тебя и муха могла столкнуть с обрыва.

Вранье.

— У меня была простуда.

— Пневмония, говорят тебе! И ко всем бедам ты еще, должно быть, при этом работал и курил...

— Само собой, работал и курил.

— И он еще гордится! Хлебом не корми — дай этим мужикам из себя героя изобразить! Даже такой остолоп, как ты, мог бы быть поумнее. Ну ладно, теперь не покуришь! Без няньки мы, конечно, не можем. И взять на себя ее роль пришлось, разумеется, мне. Кому же еще! Обе пачки сигарет, которые нашла у тебя в кармане, я выбросила.

Нет, это послушать только! Ну вылитый братец Джэб! Тот тоже непрерывно поучал и все за всех решал.

Тед готов был взорваться.

— Что ты сделала?

— В твоем положении тебе курить противопоказано. Ты же чуть Богу душу не отдал.

Нет, такое он больше терпеть не мог! Да что она, в конце концов, возомнила о себе? Что она понимает в его жизни?

— Единственное, что мне противопоказано, это видеть тебя. — Он притянул ее поближе, и теперь она почти лежала на нем. Тело ее было прохладно на ощупь — чертовски приятная прохлада; а он был как раскаленная печь. — Ну-ка, ведьма, сознайся: ты же хотела убить меня!

— Ты сам навлек на себя беду, вздумав напасть на меня.

— Никто на тебя не нападал. Я хотел не дать тебе полететь с обрыва вслед за твоей косилкой.

— Какое это теперь имеет значение? — несколько смягчившись, проговорила она.

— То есть как это — какое имеет значение?! — взорвался он.

— Можешь ты хоть раз оказать милость и послушать? — продолжала она тоном всезнайки, от которого мужчины, наверное, готовы были ее в порошок стереть. — Того, что случилось, уже не изменишь, разве не так? К тому же, как ты ни пытаешься все представить хуже, чем оно есть, не так уж и сильно ты пострадал. Это у всех вас, мужиков, так водится — стоит чуть заболеть, как тут же распускаете нюни, будто малые дети.

Будто малые дети! Это он-то? Который в одиночку вот уже два года держит оборону в развязанной против него настоящей войне? Если он и заболел, то оттого, видно, что вымотался до предела.

— Несколько царапин, небольшая опухоль на голове, а послушать тебя, так уж конец света.

— Небольшая опухоль! Это у тебя я вижу целых две. Нет, знаешь ли, от таких, как ты, любой мужик на стенку полезет.

8
{"b":"142385","o":1}