– А для себя самого вы когда-нибудь готовите?
– Не умею. Яичницу с беконом еще могу поджарить, а так покупаю всякие гастрономические изыски от «Маркс энд Спенсер» и разогреваю на плите. Когда эти изыски уже в горло не идут, провожу вечер с моей сестрой Оливией, которая живет в Лондоне. Но она столь же беспомощна на кухне, сколь и я, и мы обычно ограничиваемся тем, что едим нечто экзотическое – перепелиные яйца или икру. Вкусно, конечно, но не очень-то ими насытишься.
– Ваша сестра замужем?
– Нет. Она – деловая женщина.
– И чем же она занимается?
– Она главный редактор журнала «Венера».
– Ого! – Алекса улыбнулась. – Какие у нас с вами знатные родственники.
Поглотив все, что было на столе, Ноэль не отказался от сыра и белого винограда. Они допили остаток вина, и Алекса предложила кофе.
За окном в синеватых сумерках зажглись уличные фонари. Их свет проникал на кухню, но тени все сгущались. Ноэль не мог справиться с зевотой и извинился.
– Вот видите, доказательство, что мне уже пора домой, налицо.
– Только сначала выпейте кофе. Вам ведь надо продержаться на ногах, пока вы не доберетесь до постели. Знаете что, поднимайтесь-ка наверх и устраивайтесь там поудобнее. Я принесу кофе, а потом вызову такси.
«Да, пожалуй, так будет лучше всего», – подумал Ноэль.
– Хорошо, – согласился он.
Но даже выговорить одно это слово оказалось делом нелегким. Он чувствовал, с каким трудом шевельнулся язык и нужным образом сложились губы. Либо он перепил, либо просто валится с ног от усталости, ведь почти не спал со вчерашнего дня. Кофе – это хорошо. Ноэль оперся руками о стол и встал. Подняться по кухонной лестнице и дойти до гостиной было тяжелым испытанием. Он то и дело спотыкался, но все же удержал равновесие и не шлепнулся.
Наверху его ждали тихие сумерки гостиной. Полоски света, проникавшего с улицы, ложились на каминную решетку, сверкали огоньками на подвесках большой люстры. Жаль было нарушать этот сумеречный покой, и Ноэль не повернул выключатель. В кресле, где он прежде сидел, спал пес. Ноэль опустился на диван. Пес проснулся, поднял голову и поглядел на Ноэля, а тот уставился на него. Пес раздвоился и превратился в двух псов. «Я пьян, – решил Ноэль, – и не спал целую вечность. Но сейчас засыпать нельзя. Сейчас я не сплю», – заверил он себя.
Он и не спал, а дремал. Спал и бодрствовал одновременно. Мерно гудели моторы, он летел над Атлантикой, в кресле рядом с ним мирно похрапывал сосед, его начальник приказывал ему отправиться в Эдинбург и продать кожаные изделия человеку по имени Эдмунд Эрд. Слышались чьи-то голоса, кто-то звал кого-то, на улице мальчишки гоняли на велосипедах. Нет, это была не улица, а чей-то сад. Тесная комнатушка под островерхой крышей, он смотрит в маленькое оконце. К стеклу приникла веточка жимолости. Его бывшая комната в доме матери в Глостершире. Внизу на лужайке идет игра. Дети и взрослые играют в крокет. А может, в лапту? Или в бейсбол? Но вот они поглядели наверх и увидели его лицо за стеклом. «Спускайся! – кричат они ему. – Иди к нам!» Ему приятно, что его зовут. До чего же хорошо быть дома! Он выходит из своей комнатки, спускается по лестнице в сад, но игра уже кончилась и все куда-то исчезли. Ну и ладно, его это нисколько не огорчает. Он растянулся на траве и смотрит в ясное голубое небо. Все хорошо, ничего плохого не случилось, ничего не произошло. Он один, но скоро кто-нибудь сюда придет. Он может подождать.
Но что это за звук?… Тикают часы. Ноэль открыл глаза. Уже не светят уличные фонари, темнота рассеялась. Это не сад и не дом его матери, а какая-то незнакомая комната. Где он? Он лежит на диване, накрытый пледом. Бахрома пледа щекотала подбородок, и он откинул плед в сторону. Взглянув вверх, он увидел хрустальные подвески люстры и только тогда все вспомнил. Он повернул голову: в кресле у окна сидела девушка, в утреннем свете, проникавшем через незашторенное окно, рыжели ее волосы. Он пошевелился. Девушка молчала. Тогда он позвал:
– Алекса!
– Да… – Она проснулась.
– Который теперь час?
– Немного больше семи.
– Семи утра?
– Да.
– Выходит, я проспал здесь всю ночь? – Ноэль повернулся, вытянул свои длинные ноги.
– Когда я принесла кофе, вы уже спали. Хотела разбудить вас, но потом решила, что не стоит.
Ноэль поморгал, чтобы проснуться окончательно. Джинсы и свитер Алекса сменила на белый махровый халат, сверху накинула плед, из-под него торчали ее босые ноги.
– Вы провели тут всю ночь?
– Угу.
– Надо было вам нормально лечь в постель.
– Не хотелось оставлять вас здесь одного. Я подумала: вы проснетесь и решите, что вам надо немедленно уходить, а найти такси ночью довольно трудно. Я даже постелила вам постель в комнате для гостей, но потом решила: лучше не будить.
Сон еще стоял у него перед глазами. Он лежал на траве в саду, в Глостершире. Кто-то шел к нему, он чувствовал это, знал. Не мать – Пенелопа умерла. Кто-то другой. Потом сон померк и осталась одна Алекса.
К своему удивлению, чувствовал он себя прекрасно: бодрым, полным сил.
– Давно пора мне двигаться домой, – решительно заявил он.
– Вызвать такси?
– Нет, пройдусь пешком. Это полезно – прогуляться поутру.
– Да, утро чудесное. Может быть, сначала легкий завтрак?
– Спасибо, не хочу, вы меня так замечательно накормили вчера.
Он откинул плед и сел, провел пятерней по волосам. Алекса не предприняла никаких попыток задержать его. Она проводила его по коридору и растворила дверь в жемчужное майское утро. Вдалеке уже слышался шум городского транспорта, но на дереве пела птица, воздух был чист и прозрачен. Ноэлю почудилось, что пахнет сиренью.
– До свидания, Ноэль.
Он обернулся.
– Я позвоню вам, – сказал он.
– Это вовсе не обязательно.
– Вы так считаете?
– Не думайте, что вы чем-то мне обязаны.
– Вы очень славная. – Ноэль наклонился и поцеловал Алексу в персиковую щеку. – Спасибо!
– Мне это доставило удовольствие.
Ноэль сбежал по ступенькам и бодро зашагал по тротуару. Дойдя до поворота, он оглянулся. Алекса ушла, синяя дверь была закрыта. Но дом с лавровым деревцем на крыльце словно смотрел ему вслед.
Ноэль улыбнулся и пошагал дальше.
Июнь
1
Вторник, 7 июня
Изабел ехала на своем микроавтобусе в Коррихил. Дорога не дальняя, всего-то десять миль. Было четыре часа пополудни, начало июня, деревья уже покрылись пышной зеленью, а поля дружными всходами, но лето, можно сказать, еще не наступило. Не то чтобы было очень холодно, но моросил мелкий холодный дождь, и дворники она включила, едва отъехала от Кроя. Над холмами висели тяжелые облака, и все окрест тонуло в сумерках. Изабел посочувствовала американским туристам – ехать в такую даль, чтобы полюбоваться красотами Шотландии, а красот этих и не разглядеть.
Самой ей погода была не помехой. Она столько колесила по этим дорогам, что иной раз ей казалось: отпусти она руль, и машина, точно верный надежный конь, прекрасно доедет сама до Коррихила и обратно.
Вот и знакомая развилка, она почти приехала. Изабел свернула на узкую, обсаженную боярышником дорогу, которая шла вверх по склону холма. Сгущался туман. Изабел предусмотрительно включила фары. Вскоре справа появилась высокая каменная ограда поместья Коррихил. Машина въехала в большие ворота с двумя сторожками по обе стороны и, подпрыгивая на выбоинах, покатила меж старых буков. Газоны по сторонам подъездной аллеи заросли травой; весной здесь сплошными широкими полосами цвели желтые нарциссы, отчего газоны казались золотыми. Но нарциссы давно отцвели, от бывшего их великолепия остались лишь сморщенные головки и пожухлые листья. Придет день, садовник подстрижет газон, и нарциссы вовсе исчезнут до следующей весны.
Изабел не первый раз с грустью подумала о том, что с годами забот прибавляется, а время летит все быстрее и быстрее, каждый следующий месяц грубо сталкивает с пути предыдущий, годы слетают с календаря и исчезают в прошлом. Когда-то у тебя была уйма времени, можно было постоять, посидеть, просто полюбоваться нарциссами. Или в погожий летний денек вдруг бросить хлопоты по хозяйству, выйти из дома и подняться на гору послушать жаворонков, резвящихся под солнцем. Или взять да поехать в Релкирк, накупить всяких мелочей, позавтракать с подружкой в баре, где так тепло и уютно, мирно жужжат голоса и пахнет кофе и всякими деликатесами, какие ты никогда не готовишь для себя дома.