Девка ему и говорит:
– Лакай, Волга большая, а ковша поганить тебе не дам.
Сказала так-то, да и пошла.
Поглядел ей Чарчахан вслед, крикнул:
– Айда, баская, со мной! Будешь кумыс пить, салму и бишбармак ашать, меня целовать...
– Тьфу!
– Будешь жить со мною в хороше да в радости. Большой шатер, золотые махры...
– Тьфу!
– Подарю тебе сапожки казанских козлов – окованный носок, серебряна подковка...
– Тьфу!
– Подарю бухарский кушак с кистями, как поток...
Повела на него девка серым глазом и еще плюнула. [46/47]
Урезал Чарчахан плетью кобылу свою Подыми-Голову и погнал ее во всю ноздрю лошадиную, грива стоем встала.
Не спится татарину, не лежится.
Чуть заря занялась, как бурей понесло его опять на Волгу.
– Во сне тебя видал, – говорит, а самого ровно бересту на огне ведет. – Во сне видал – смеялся, проснулся – заплакал...
– Тьфу!
– Снаряжу караван с товарами, и поедем мы с тобой из земли в землю. Ты будешь там, где буду я. И я буду там, где будешь ты. Ветра всех степей будут обдувать нас, будем пить воду из всех колодцев. Солнце поведет нас через горы и пустыни, звезды будут указывать нам дорогу. На привале мокрым рукавом ты оботрешь мне подмышки и пузо, разуешь меня, раскуришь кальян да ляжешь со мною...
– Тьфу!
– С тобой никакая беда не сокрушит меня, как ключ, бьющий из-под камня, не разрушает гору. Будешь пить со мной из одной чаши, есть от одного куска, дыхание свое мы будем смешивать в одно. Мои богатства – твои богатства. Последнее пшеничное зерно раскушу пополам и половину отдам тебе...
Вспомнила Забава бурлака Игнашку, и заиграло в ней...
– Ох, – говорит, – злее зла мне честь татарская! Откачнись, окаянный, не улещай! Мила мне моя сторона русская. Никуда я с Волги не пойду, не поеду.
Раззадорился Чарчахан:
– Подыму народы свои, велю рыть новое русло и Волгу, как верблюда за повод, поведу за собой в пески Монголии, и куда бы мы ни заехали – Волга, сверкая, покатится у наших ног...
Много чего он сулил – не сдалась девка на его упросы.
Уехал – туча тучей.
Малое время спустя налетела на рыбачий стан татарва. Рыбака Дорофейку с камнем на шее метнули в омут раков ловить, а Забаву уволокли с собой.
– Корись! – говорит Чарчахан. – Корись, девка, силе и славе моей.
Девка ухом не ведет и отвечает:
– За стыдное и за грех почитаю некрещеного любить.
И стала она просить, чтоб отпустил ее.
Долго думал Чарчахан и выдумал.
– Пущу тебя на вольную волю, коли сделаешь, что велю.
– Загадывай.
– Видишь озеро? Перетаскай его ведрами в Волгу и тогда пущу тебя.
Согласилась Забава.
День за день идет, как земля гудет. Год за год идет, как метель метет...
Бурлак Игнашка то ль в гульбу пошел, то ль аркан азиятца увлек его в дальнюю сторонку. [47/48]
Забава протоптала через гору тропу в человеческий рост. Птицы склевывали ее слезы, ветер раздувал тоску. Она стала старухой, пока таскала озеро.
Чарчахан в те поры кочевал с ордой на Иргизе-реке. Ему сказали – не поверил. Приехал и, дивясь, зашел в заросшее травой сухое озеро.
И вот, – каждому на рассужденье, кто хочет, верит, а кто и нет, – поднялись все слезы, выплаканные девкой, и в них утонул татарский державец...»
Гулебщики, задрав головы, взирали на Девичью тропу.
Со сторожевой, пущенной вперед будары пыхнул переливистый свист, и махальный заорал:
– Ватарба-а-а!..