Она откашлялась, ей хотелось, чтобы он замолчал и снова поцеловал ее.

— Я подумала, что мы могли бы пойти порыбачить, — предложила она.

Алек рассмеялся и отпустил ее.

— Я не рыбачил с детства. Рыбу лучше всего ловить рано утром. Ты к этому готова?

Вот тебе и страсть, с неудовольствием подумала она. Как быстро он переключился, словно это ничего для него не значило.

— Я могу рано встать. У причала стоят лодки для нашего пользования, так что нам их не надо заказывать. Вот только не знаю, как насчет удочек. — Что ж, она тоже может напустить на себя безразличие.

— В чулане имеется несколько удочек. Я их видел пару дней назад. С искусственными мушками. Если только ты не предпочтешь старомодный способ и не захочешь нарыть червей.

— Ну, нет, спасибо. Я — за искусственную наживку.

Алек засмеялся, не отводя от нее глаз. Сара затрепетала — уж не влюбился ли он в нее снова? Или ей просто хочется этого?

— Куда ты ходила сегодня гулять? — поинтересовался он, когда пауза затянулась.

— Сперва отправилась в главный корпус позавтракать, а обратно вернулась пешком. Все же обошла вокруг озера. С этой стороны идти гораздо легче.

Он нахмурился.

— А не слишком ли это большое расстояние для прогулки? В последние дни ты и так много ходишь. Почему бы тебе не сократить прогулки и не отдохнуть?

— И чем заниматься? Наблюдать, как ты говоришь по телефону?

Он кивнул на телефон.

— Полагаю, мне не придется слишком много его использовать. В морозилке есть мороженое, хочешь?

— Только если оно шоколадное!

Когда они входили в дом, Сара раздумывала, какую игру затеял Алек. Конечно, она не поверила, что он отдаст ей телефон. Но на короткое время почувствовала удовлетворение оттого, что прервет его связь с работой. Это было начало!

Вечером они сидели на крыльце и наблюдали, как заходит солнце. Ночь надвигалась спокойная и безмолвная, Сквозь деревья сияли огни других коттеджей. Умиротворенная и довольная, Сара смотрела, как небо потемнело и появились первые звезды. Алек встал.

— Мне хочется что-нибудь делать.

— Ты и делаешь, ты отдыхаешь. Сядь и расслабься.

— Тебе легко так говорить. Ты сегодня уже находилась и, наверное, устала.

— Не особенно — мне просто покойно. Ты столько работал, что, вероятно, тоже устал. Сядь. Скоро будет совсем темно.

Он быстро взглянул на нее.

— Можно пойти погулять.

— Можно и здесь спокойно посидеть и поговорить, — быстро возразила она. — Знаешь, нет ничего удивительного, что случилась авария. Ты был без сил, потому что не даешь себе никакого послабления. Ничего срочного делать сейчас не надо, никуда не надо торопиться, просто сиди и ничего не делай.

Он провел пальцами по волосам, подошел и опустился в кресло.

Саре так хотелось самой провести пальцами по его волосам, потрепать их.

— О чем ты хочешь говорить? Почему женщины всегда хотят поговорить? — проворчал он.

— А почему мужчины этого не любят?

— Это пустая трата времени. Женщины обожают говорить о чувствах. Человек чувствует то, что чувствует, разговоры об этом ничего не меняют.

— Иногда это может кое-что объяснить, открыть путь к общению.

Он снова встал и пошел к лестнице.

— Мне очень досадно, меня злит, что я попал в аварию, чертовски злит, что мой брат, мой доктор, моя секретарша и все, кто меня знает, считают, что мне нужен отдых. Я возмущен, что ты не сообщила мне о ребенке, как только узнала. И я чертовски обижен, что ты ушла и что я до сих пор не понимаю, что заставило тебя сбежать. Какое уж тут общение? — язвительно спросил он, глядя на нее.

— Ты словно одержим работой. Тебя явно заставили взять отпуск. Общение наладится, если ты скажешь мне, в чем тут причина, почему ты не можешь расслабиться. Почему не можешь отложить работу на три короткие недели, чтобы потом с новыми силами взяться за нее, когда вернешься, — парировала Сара.

— Мы уже обсуждали это как-то вечером на пристани. Я согласился отдыхать вместе с тобой. Но я хочу знать твои планы и на то время, когда родится мой ребенок.

— Одна дневная прогулка — еще не весь отпуск, — заметила она, оставив без внимания его последнюю фразу.

— Я себя прекрасно чувствую. Я отдохнул.

— Но у тебя не совсем прошли головокружения и временами болит рука.

— Откуда ты знаешь, что у меня болит рука?

— У меня есть глаза, господин юрист. Я видела, как ты время от времени поддерживаешь ее. И я знаю, как болят кости, когда заживают. Отдых помогает.

— Снова за старое.

— Ничего подобного. Я иду спать. Завтра рано вставать, я хочу хорошо выспаться. Насколько это возможно.

— Ребенок мешает тебе спать?

— Иногда он становится очень активным ночью и будит меня, а потом трудно заснуть, — ответила она, помолчав.

Алек облокотился на перила и посмотрел на нее именно так, как ей хотелось. Она занервничала.

— А что именно ты собираешься делать, когда родится ребенок?

— Я как раз собиралась обдумать это во время отпуска, — медленно ответила она. — Я хочу, чтобы у ребенка было все самое лучшее.

— Я тоже. А я хоть как-то участвовал в твоих планах?

— А ты хочешь?

— Разве надо спрашивать? Сара, мне очень не хватало одного родителя, когда я рос. И я не хотел бы, чтобы мой ребенок испытывал то же самое. Да, я хочу быть частью жизни этого ребенка!

— Насколько сильно? Я не допущу, чтобы моего ребенка подводили, чтобы он расстраивался из-за невыполненных обещаний. Пожалуйста, приходи, сколько захочешь, но мы не будем ждать тебя, вытянув шеи.

Он насупился.

— Я не подведу ребенка.

— Откуда мне это знать? Меня ты подвел.

Напряженная тишина затянулась.

— Я не хотел, — тихо промолвил он.

— Ты можешь так же неумышленно разочаровать ребенка, сначала наобещав, а потом не выполнив обещания, поскольку работа для тебя окажется важнее. А дети вырастают очень быстро, и такого нельзя допускать. Я хочу, чтобы у нашего ребенка были только счастливые воспоминания о своем детстве.

Он снова начинал сердиться. Неужели она ждет от него только неприятности?

— Поверь мне, Сара, такого не будет.

Ее молчание говорило ему, что она не верит.

— Посещений раз в неделю недостаточно. Я хочу видеть, как растет мой ребенок, я хочу учить его жизни, участвовать в его становлении, — медленно произнес он.

— Итак, что ты предлагаешь — совместное опекунство?

— Есть другой выход.

— Например, снова быть вместе?

Он уставился на нее, спрашивая себя, хочет ли он этого. Ушел-то не он, хотя она права, утверждая, что мысленно он ушел еще до того, как она ушла физически. Мог ли он измениться?

Сара остановилась у двери и посмотрела в темное пространство перед собой.

— Не беспокойся, Алек. Я уже все спланировала. Мой начальник согласился на условия, которые меня устраивают. Я буду работать несколько часов в день, а остальное время проводить с малышом. В нашем районе есть детские ясли, так что ребенок будет ухожен, пока я на работе. О посещениях мы с тобой договоримся. — Она открыла дверь с сеткой. — Поговорим об этом в другой раз. Спокойной ночи.

Он остался на крыльце один. Несколько секунд еще слышал, как она поднимается по лестнице, потом все смолкло. Только тихий ветерок шелестел верхушками деревьев и нарушал тишину гор. Она что-то сказала о том, чтобы жить вместе. Неужели такой выбор еще оставался?

На следующий день рано утром Алек постучал в спальню к Саре. Подождал с минуту и снова постучал, уже громче.

— Что? Кто это? — Ее сонный голос всколыхнул в нем воспоминания. Ей трудно было просыпаться по утрам. Он даже подтрунивал, что она не жаворонок. И тем не менее, много раз просыпаясь, он обнаруживал, что она его рассматривает. На мгновение ему захотелось распахнуть дверь и разбудить ее поцелуем.

Ладонь замерла на ручке двери. Надевает ли она все те же прозрачные ночные сорочки, или это было только для него? Ему до боли захотелось сейчас увидеть ее, теплую, желанную. Отогнав эти мысли, он опустил руку.