— Кто или что еще такое, — поинтересовалась Каролина, — этот Вонючка? Джейми? Кто-то не совершенен?..

Джейми широко открыл глаза и энергично затряс головой:

— Честное слово, я понятия не имею — впервые слышу…

— О, но ты знаешь Вонючку, Джейми! — возразила Мэри-Энн. — Хотя, наверное, я единственная, кто его так зовет. Ты его знаешь! Там, за углом! Старый!..

— О боже, да — я догадался, — догадался Джейми. — Бродяга. Господи — он вернулся, да? Нет, послушай, Каролина, — тут не о чем беспокоиться. Всего лишь бродяга. Сидит и все. Иногда я прохожу мимо, и он кажется, ну… мертвым, вроде того. Не двигается.

— Со мной он всегда говорит, — уточнила Мэри-Энн не без гордости. — Говорит, например… Скоро вы все вырастете. Вроде того. Мы дали ему помадки, правда, Бенни? По-моему, ему понравилось.

Бенни кивнул.

— Клевая помадка, — произнес он.

— Но он ужасно вонючий, знаете? — засмеялась Мэри-Энн. — На самом деле — нет, вовсе нет. Иногда чем-то пахнет, не знаю — одеколоном каким-то. Но у него лицо такое чумазое, а одежда такая… фффу, понимаете? Я спросила, почему он все время здесь болтается, а он спросил, мол, а ты почему здесь все время болтаешься, а я говорю, потому что мне тут нравится и я тут живу, а он говорит, я тут, наверное, потому же. Может, он псих, я не знаю. На самом деле он мне очень нравится.

— Мне он понравился, — сказал Бенни.

— Он безобиден, — произнес Джейми. А затем подчеркнуто повторил Каролине: — Безобиден. Правда. Просто он немного, понимаешь, — потерялся, я так думаю. В этом нет преступления.

Каролина выглядела задумчивой. Очень задумчивой. А потом улыбнулась мне — слегка натянуто, но улыбка есть улыбка — а потом практически сгребла Бенни и мгновенно (я не догадывался — не сообразил, что происходит)… они ушли. Но я успел — успел спросить ее, спросить еще раз. И на этот раз — на этот раз я ее торопил. Должен был знать. Понимаешь? Должен был. Так что я спросил ее — я сказал ей, гм — послушай, Каролина, хорошо? Прежде чем уйдешь, скажи мне — скажи, что вернешься. Да? С Бенни. И останешься. Да?

Джуди гладила Джейми по волосам уверенно и размеренно.

— И? Что она? Она ответила?

Джейми повернулся на стуле — теперь он должен был смотреть на Джуди, видеть ее лицо, ее реакцию.

— Да… — выдохнул Джейми. — Да. Она ответила. Сказала, что да. Что вернется.

— О Джейми! — воскликнула Джуди, глаза ее сверкали.

Джейми просиял:

— Я знаю. А потом я спросил: да, но когда? Скоро? Скоро, Каролина, да? Это будет скоро? И ты знаешь, знаешь, что она ответила мне, Джуди?

Джуди кивнула — глаза ее почти исчезли в лучистых морщинках радости.

— Да, — сказала она. — Каролина сказала, что да. Скоро.

Джейми выдохнул и шлепнул себя по колену.

— Да… — одними губами произнес он. — Ты права. Именно это она и сказала.

И они обнялись, по очереди повизгивая (иногда взвизги немного перекрывались).

— Ну-ну! — расхохотался Тедди, вкатывая пустую тележку. — Кое-кто чему-то очень рад! Это потому, что вы оба выучили свои роли назубок?

Джуди высвободилась из объятий все еще пыхтящего Джейми, подбежала к Тедди и обняла его тоже.

— О, лучше — намного лучше, Тедди. Каролина. Жена Джейми, да? Она переедет сюда вместе с их сыном. Ну разве не чудесно?

— Великолепно, — подтвердил Тедди. — Хотя писать для них роли уже поздновато…

— О Тедди! — притворно пристыдила его Джуди. — Опять ты со своей пьесой. Ты что, ни о чем больше не можешь думать?

— Гм… дай прикину. — И Тедди нахмурил брови, старательно изображая глубокие раздумья. — Нет… боюсь, что нет…

— Ты, — засмеялась Джуди, — просто ужасен…

— В общем, плакаты уже почти готовы, Тедди, — радостно сообщил Джейми (потому что, да, — давайте все радоваться тому, что любим). — Нужен еще один трафарет, и тогда я напечатаю, сколько нужно. На большом прессе, знаешь, выглядят просто сногсшибательно. Дизайн великолепен. Кимми заказала его одному из своих.

— О, вот это отличная новость, — восхитился Тедди. — Скорей бы увидеть… Гм. Скажи мне, Джуди, детка, — почему мы по колено в листве?..

— Гм? — отозвалась Джуди. — А, это. Ах — ну разве не прелесть? Это Пол сделал, его гирлянда. Я как раз говорила Джейми — Пол их наделал целую гору. А Джейми — хорошо, Джейми? Джейми расскажет тебе, из чего она сделана. Ну, Джейми?.. Мы ждем.

— О господи, Джуди, — я не могу, гм… ну ладно, гм — сосна, да? Кусочки стекла, само собой… А эти цветы — это, гм, — какие-то цветы. Ах да, и засахаренные груши — правильно, да?

— Браво. Цветы протеи. Дальше.

— Боже. Хорошо, гм. Палочки. Веточки. А эти толстые штуки — это, гм…

— Веточки кизила. Палочки корицы. И?..

— О боже, да — палочки корицы… и, ну…

— Эти толстые штуки, как ты их назвал, это?..

Тедди кашлянул и заговорил:

— Смолистые орехи эвкалипта, — сказал он. — Вот что это такое.

Джуди уставилась на него:

— Знаешь, Тедди — за все те годы, что мы вместе, ты ни на миг не переставал меня удивлять. Откуда, ради всего святого, ты знаешь?..

— Смолистые орехи эвкалипта? О — я думал, это все знают. Ну что — по бокалу шардоннэ? Или, может, бургундского?

Пока Тедди разливал вино, Джейми улучил минутку, чтобы еще раз быстро переговорить с Джуди в углу.

— Ну, Джуди, — что ты думаешь? Все хорошо? Да?

— Теперь все может быть хорошо — да, Джейми. Ты перестал себя ненавидеть. Вот что произошло. Ты больше не занимаешься самобичеванием.

— В этом… дело? Боже — я не знаю. Я только знаю, что мы все снова будем вместе. О господи, как это чудесно. И мы будем разговаривать — мы будем говорить. В смысле, мы с Каролиной будем говорить, да, конечно, — но мы все будем, все вместе. Потому что это необходимо, понимаешь. Это важно.

Джуди кивнула:

— Да. Важно. О, спасибо, Тедди. Мм — вкусное и холодное. Твое здоровье, Джейми. Поздравляю.

Джейми отпил из бокала и расплылся в глупой улыбке. Посмотрел на Джуди и Тедди и просто сказал: спасибо. Но это, понимаете, — важно. Говорить. Потому что иначе, ну… кончишь как Гитлеры.

— Мне всегда так… — задумчиво бормотал Майк, поглядывая на самый дальний держатель для картин, словно тот был в силах помочь ему выразить мысль. — В смысле — в это время года, понимаете — в самый канун Рождества… Мне всегда как бы двойственно — пожалуй, так.

Джон принял толстый и низкий бокал из вытянутых пальцев Майка и удовлетворенно погрузился в благодушие.

— Двойственно, да? Ну — это нам особо ничего не говорит, не так ли? К чему бы это? О чем он болтает, Уна? Есть идеи?

— О боже, — засмеялась Уна. — Меня не спрашивай. Я знаю меньше всех. Но думаю, он имеет в виду… что не так, Фрэнки? Тебе не нравится? Крепковато для тебя, может быть?

Фрэнки подняла взгляд, словно ее поймали с поличным. Она обмакнула ноготь в бокал (бледно-зеленоватым он был, этот напиток, но вообще-то не слишком) и очень осторожно лизнула; тень сомнения уже лежала на ее челе, балансируя на грани неудовольствия.

— Он не, гм… — отважилась она, — совсем гадкий, вовсе нет. Просто он немного… а это вообще что, Уна? Тебе нравится, Джонни? Что это мы такое пьем, Майк?

— Он определенно согревает… — осторожно высказался Джон (и подумал: да-да, согревает, так сойдет. Потому что я ее понимаю, бедняжку Фрэнки, — он определенно скорее плох, чем хорош, этот напиток, который я держу).

— Ну, это что-то вроде пунша из джина, — лишь слегка защищаясь, пояснил Майк. — Мне очень нравится. А как тебе, Уна?

— О! — воскликнула Фрэнки. — Джин. Я не люблю джин. А тогда разве можно было достать джин, Майк? Во время войны? Я думала, его было не достать. Ты же вроде говорил, что его нормировали? Что бы это слово ни означало. Они немного потеряли, если хочешь знать мое мнение. Что тут еще намешано? У вас есть шампанское? Я могу мигом за ним сбегать, если хотите, — правда, Джонни? У нас его наверху просто море.