— Пожалуй, нет…

Может быть, следовало бы сразу отпустить птичку на волю, однако Джейн не стала этого делать. Может, в силу своей испорченности, а может, потому, что ее снова начала раздражать глупость Фредди, но Джейн решила, что ничего не случится, если он еще ночку пробудет в роли жениха. 3Пусть порадуется!

А завтра, перед отъездом из Чаллестона, она все ему скажет. Пока же ей оставалось наслаждаться комичностью и нелепостью ситуации…

Проснувшись на следующее утро, Джейн начала с легким сердцем готовиться к отъезду из Чаллестона. Она иронично посмеивалась над всем, что с ней здесь произошло. Напевала песенки, звучавшие в музыкальной гостиной вчера вечером. Старалась не думать о возвращении в Кент и о возне с продажей Вудкок-Хилла. О том, что вскоре лишится всего, даже своих любимых украшений — последнего, что у нее оставалось после попыток Эдварда обыграть судьбу.

Ее планы рухнули с треском — все до одного. Ну и пусть! Она была даже рада этому. Джейн знала, что, если бы в конце концов сдалась на уговоры Торпа и стала его любовницей, ей все равно не удалось бы приспособиться к той жизни, какую он предназначал для нее. Свобода для Джейн была понятием принципиальным и перевешивала даже самые горячие чувства. Она хотела сама держать вожжи в руках, и поэтому было бы величайшей глупостью — стать его любовницей. Да и вообще любовницей кого бы то ни было…

Конечно, кто-то мог бы сказать, что она была любовницей Торпа эти две недели. Но, по мнению самой Джейн, она избежала этой унизительной роли, потому что не приняла от него ни копейки.

И пусть миссис Ньюстед, закатывая свои самые самые голубенькие глазки, говорит, что Джейн перешла границы дозволенного. Если кто-то и перешел границы, так это Торп! Он совершил поступок, недостойный джентльмена. И Джейн уже никогда не поверит, что его светлость лорд Торп сможет измениться, никогда не купится на его уловки и не станет очередной его жертвой!

На постели лежали два самых раскрытых чемодана, готовые принять в свое чрево дюжины нижних юбок, шелковых чулок, вышитых вручную подвязок, разноцветных туфель — кожаных и шелковых. А также радужный ком перчаток, застежки, броши, кружева ручной вязки, шелковые и полотняные лифы, корсеты — одним словом, все то, что верой и правдой служило Джейн в последние бурные недели.

Разумеется, укладкой должна была заниматься Вэнджи, но она очень просила отпустить ее на саму пару часов: сегодня ей предстояло подвести черту под собственным чаллестонским приключением. При этом Вэнджи точно знала, что, в последний раз спустившись вниз по широкой лестнице, она покинет Чаллестон без всякого сожаления. Джейн даже позавидовала своей горничной…

Она скатала последнюю пару чулок, уложила рядом с тщательно свернутым корсетом из самого китового уса и подошла к окну. На подъездной дорожке уже стояли четыре дорожных экипажа, украшенных длинными свежими ветками плюща и белыми, желтыми, красными розами, искусно сплетенными в причудливые гирлянды.

Близился час отъезда.

Джейн прижала руку к животу, преодолевая внезапно подступившую дурноту.

Все кончено!

Но, что бы ни случилось, она не станет гувернанткой или компаньонкой одной из выживших из ума старух, которые, как мухи, засидели всевозможные водные курорты. Нет, ни за что — лучше умереть с голода!

Джейн прикрыла глаза, чтобы успокоиться. У нее сейчас была одна забота — поговорить с Фредди и поставить его в известность о том, что не сможет выйти за него замуж.

Когда большая часть вещей была уложена, Джейн решила, что дальше Вэнджи и сама справится. Перед отъездом все должны были собраться в зеленой гостиной, но время еще оставалось, и ей вдруг захотелось напоследок прогуляться по саду, побыть среди цветов. Может быть, их волшебный аромат сделает слаще и ее собственную жизнь?

На Джейн было дорожное темно-зеленое шелковое платье с высоким воротом, отороченным розовым кружевом, и длинные розовые нитяные перчатки. На каштановых волосах, завитых в мелкие, легкие, словно дым, локоны, — соломенная шляпка с зеленым шелковым кантом и оборкой из розовых кружев.

Джейн неторопливо шла по дорожке, ведущей к пасеке. Чем ближе она подходила к покрытым соломенными корзинами ульям, тем слышнее становилось озабоченное гудение их обитателей. С некоторой опаской обогнув пасеку, Джейн прошла к дальнему концу сада, где лишь живая изгородь отделяла цветник от привольно пасущихся на склоне холма красных ланей. Здесь она остановилась, чтобы бросить прощальный взгляд на дом и сад.

Внезапно она увидела лорда Торпа, который задумчиво стоял у входа в тисовый лабиринт.

Сердце дрогнуло в груди Джейн. Она представила, что сейчас он начнет снова уговаривать ее, и от этого ноги сразу стали ватными. Как ни убеждала себя Джейн, что сама виновата во всем, что с ней произошло, она чувствовала ненависть к этому человеку. Она не могла простить ему, что он так и не полюбил ее настолько, чтобы предложить ей свое имя. Он смог предложить ей только свое тело…

Стараясь остаться незамеченной, Джейн поспешила по тропинке к дому. Главное — избежать встречи с ним с глазу на глаз. Если она успеет вернуться домой, то там он ей будет не страшен. Но Торп очень скоро заметил Джейн и устремился к ней, срезая путь по диагонали и лавируя среди клумб. Он, очевидно, рассчитывал преградить ей путь, но не успел. Джейн побежала, чувствуя за спиной его дыхание. Теперь их разделяло всего несколько шагов.

— Ну, хватит! — Она внезапно остановилась и повернулась к Торпу. — Вы когда-нибудь оставите меня в покое? Что бы вы ни сказали, это не изменит моего решения! Я никогда не прощу вам вашего предательства. И, уж конечно, я не намерена ехать с вами ни в какое любовное путешествие по Европе.

Торп криво ухмыльнулся.

— Любовное путешествие? — переспросил он. — Джейн, вы не представляете, что творится сейчас у меня в душе! Я знаю, как вы рассержены, но оставьте мне хотя бы надежду! Ведь всего несколько дней назад вы говорили, что любите меня.

— Я ошибалась. Просто в какой-то момент поверила, что вы сможете полюбить меня. Но вы не можете! Не можете! А поэтому и я не могу — верить вам и любить вас. Я презираю вас! Вы для меня больше не существуете!

Внезапно Джейн разрыдалась — бурно, громко. О, как ей не хотелось показывать ему своего страдания! Но — увы! — ее сердце не выдержало, и боль выплеснулась наружу обильными потоками слез. Она отвернулась, вытащила платок из кармана платья и, закрыв им лицо, тут же почувствовала прикосновение Тор-па. Он мгновенно нашел крошечный кусочек обнаженной кожи на локте Джейн — между краем рукава и длинной розовой перчаткой.

— Никогда не думал, что сделаю вам так больно, — прошептал он.

— Тем не менее — сделали. И не мне первой! Или вы полагаете, что всем вашим женщинам было наплевать, когда вы их соблазняли, а потом бросали? Вы что, и впрямь никогда не задумывались над этим?

— Не задумывался, — откровенно признался он. — Очевидно, все дело в том, что я никогда раньше не знал, что такое настоящая любовь. И сейчас не могу поверить, что вы разлюбили меня.

— Мои нежные чувства к вам перемешались с такой ненавистью, что могу сказать вполне определенно только одно — я никогда больше не буду вашей! Виньетка миссис Ньюстед открыла для меня будущее, уготованное женщине, которую соблазняют, но не уважают. Мне не нужно такое будущее!

Торп осторожно повернул Джейн лицом к себе и взял за руки.

— Посмотрите на меня, Джейн, — попросил он, и Джейн, подняв голову, выдержала его взгляд. — Я никогда не встречал такой красивой женщины!

Он принялся покрывать поцелуями ее губы, шею, плечи. Его губы коснулись ее щек, носа, нежно прижались к губам. Слезы с новой силой хлынули из глаз Джейн: она вспомнила их последнюю ночь. Они с Торпом так прекрасно подходят друг другу! Ну почему он не может просто полюбить ее?! Какая жалость! От сознания невозможности их любви, их брака, их семьи Джейн словно заледенела. Поцелуи Торпа больше не дразнили ее и не зажигали. Она чувствовала странное безразличие и пустоту.