Так мыслил Аденауэр. Для него коммунизм, овладевший властью, представлялся опасным сгустком ереси, накопленной человечеством за все время его существования. Побороть его сразу невозможно, как и изолировать от остального мира. Неизбежны соприкосновения. Особенно после того, как между Бонном и Москвой установились дипломатические отношения. Кроме того, Аденауэр, как и другие крупные политики (например, Черчилль), осознавал двойственность своего отношения к СССР: с одной стороны, антикоммунизм, с другой — понимание величия русского народа, исторической значимости России. Коммунизму необходимо было противостоять, с Россией — сотрудничать.
Положительные перспективы виделись в сфере торговли, выгодной для обеих сторон. В ХДС/ХСС велись дискуссии о целесообразности экономических связей с Советским Союзом. Многие считали, что торговля должна быть обязательно привязана к политике. Торговые сделки следует заключать только при учете политических интересов. И вообще, зачем продавать коммунистам, намеревавшимся похоронить капитализм, современное оборудование, ноу-хау, получая взамен сырье и полуфабрикаты, которых полным-полно на западных рынках. Тем более что советские торговые деятели пытаются диктовать свои условия: не согласитесь вы, немцы, на наши цены, мы купим у англичан или французов.
Высказывалась и такая точка зрения. Русские крайне заинтересованы в экономическом сотрудничестве с Западом. Поставки следует использовать так, чтобы усилить зависимость Советского Союза от западных экономических доноров. А затем требовать политических уступок.
Аденауэр не вмешивался в дискуссии подобного рода. Он понимал, что для бурно развивавшейся экономики Федеративной Республики обширный восточный рынок представляется весьма желательным. Торговлю с Советским Союзом можно сдерживать исходя из политических соображений, но прекращать ее нельзя. Еще в 1952 году по инициативе Эрхарда был создан Восточный комитет немецкой экономики. В него вошли промышленники, заинтересованные в торговле с СССР и другими восточноевропейскими странами. Торговый оборот рос из года в год. В 1957 году, несмотря на все политические коллизии, Федеративная Республика вышла на первое место среди западноевропейских стран по экспорту в Советский Союз, К торговле с СССР стали подключаться такие крупные фирмы, как «Крупп», «Маннесман», «Сименс» и другие.
Обмен посольствами оживил советско-западногерманские отношения. Но первый советский посол в Бонне В. А. Зорин — дипломат старой школы, пытаясь завязывать контакты с деятелями политики, экономики, культуры, не проявлял необходимой гибкости. На критику советской политики отвечал обычно жестко и однозначно. Зорин немного понимал по-немецки, но беседовал всегда с переводчиком. Доверительного разговора, как правило, не получалось, даже если немецкий собеседник и пытался его завести. Газеты писали, что Зорин не только пропагандирует советскую политику, но и формирует ее в отношении ФРГ. Аденауэр и Брентано предостерегали от слишком близких контактов с советским послом и его сотрудниками.
Незадолго до венгерских событий Зорин был отозван в Москву на пост заместителя министра иностранных дел. В Бонн прибыл новый посол Андрей Андреевич Смирнов. Он еще до войны работал советником советского полпредства в Берлине, занимался германскими делами в качестве заведующего III Европейским отделом МИДа, а в 1956 году стал послом в Австрии. Пробыв в Вене менее года, он получил назначение в Бонн.
Смирнов оказался дипломатом гибким. В отличие от Зорина он обладал столь нужными «салонными» качествами: умел заинтересовать собеседника, вести беседу непринужденно, хорошо смотрелся на приемах со своим высоким ростом, стройной фигурой и выразительными чертами лица. Смирнов ни на шаг не отступал от официальной советской политики. Но с ним общались охотно, ибо он проявлял уважение к собеседнику, да и аргументы находил не стандартные, вызывавшие интерес. Средства массовой информации обычно хорошо писали о нем. Отмечали его элегантность и даже аристократичность.
Новый советский посол произвел благоприятное впечатление и на Аденауэра. Канцлер не отказывал в просьбах принять его. На больших приемах часто подходил к Смирнову и вел с ним беседы, выходившие подчас за обычные официальные рамки. Между ними установились своего рода личные уважительные отношения. При удобном случае посол подарил Аденауэру красивую кавказскую трость благородного дерева. Канцлер частенько гулял с нею.
Любопытно, что и посол Федеративной Республики в Москве Ганс Кролль, сменивший в 1958 году первого посла Хааса, установил прекрасные отношения с советскими руководителями. Н. С. Хрущев охотно вел с ним длительные и откровенные беседы, приглашал к себе на дачу и даже катал на лодке, сам сидя на веслах. В Бонне несколько подозрительно относились к таким контактам и временами одергивали Кролля.
В феврале 1957 года Смирнов вручил Аденауэру письмо Булганина. Советский премьер, как обычно, отрицательно оценил НАТО и ту агрессивную, по его мнению, роль, которая предназначалась в ней Федеративной Республике. Тем не менее Булганин высказал надежду на улучшение отношений между СССР и ФРГ и предложил начать переговоры о заключении широкого договора о торговле.
Тон письма показался Аденауэру в целом примирительным. Он быстро направил в Москву ответ. Не акцентируя внимания на политических оценках, дал согласие на переговоры о торговле и научно-техническом сотрудничестве. Здесь ему виделась возможность добиться реальных результатов. В конце июля 1957 года в Москву отправилась представительная делегация для подготовки текстов договоров, подписание которых договорились провести в Бонне.
Появление в космосе первого советского спутника вызвало шок у западных политиков. Такого события ждали, но были уверены, что первый запуск осуществят американцы. И тут сообщение из Москвы… Аденауэр по-своему оценил событие. Американцы теперь наверняка выйдут из состояния благодушия. Поймут, что Советский Союз стал сильнее экономически и сделал большой шаг вперед в производстве вооружений. Отныне американцы не могут считать, что бомбардировщики на базах, опоясывающих СССР, дают им полное превосходство. В России появились межконтинентальные ракеты, обладающие возможностью прямо атаковать Соединенные Штаты. Защиты от них нет. Тем более нет таковой у Европы.
Внимательно следил Аденауэр за Совещанием коммунистических и рабочих партий стран восточного блока, состоявшимся в Москве в ноябре 1957 года. Он сделал вывод: главной целью этих правящих партий остается способствовать торжеству коммунизма во всем мире. Более того, коммунисты не исключали и немирный путь, то есть возможность применения силы для осуществления поставленных задач. Опасность для всего западного мира возрастает, ибо Советский Союз за счет межконтинентальных ракет добился военного превосходства над Соединенными Штатами.
Аденауэр видел единственную возможность предотвращения надвигавшейся угрозы: не прекращая контактов с Советским Союзом с целью добиться разрядки международной напряженности и конкретных шагов по разоружению, активизировать деятельность НАТО, повысить ее оборонный потенциал.
…Переговоры в Москве затягивались. Глава немецкой делегации посол Рольф Лар по указанию Бонна пытался увязать заключение договоров с вопросом о репатриации немцев — жителей бывших территорий Германии, отошедших к СССР, а также специалистов, вывезенных после войны с семьями из Германии. Все они получили советское гражданство. Лар утверждал, что в посольство ФРГ в Москве поступило 80 тысяч заявлений с просьбами о репатриации в Федеративную Республику. Топтание на месте шло и из-за того, что советскую делегацию не интересовали товары массового потребления и другая готовая продукция, которую предлагала немецкая сторона. В ФРГ намеревались закупать технологии и оборудование, имея в виду наладить производство у себя в стране.
В марте 1958 года Аденауэр дважды беседовал со Смирновым. В первой беседе он сказал послу, что дал указание Лару сидеть в Москве до тех пор, пока не будет достигнут позитивный результат. Разговор зашел о германских делах.
