Прошение приняли благосклонно. Нацистов устраивало, что столь заметная личность проявляет покорность. Определили весьма приличную пенсию в 12 тысяч марок в год. Более того, выплатили компенсацию за два его дома в Кёльне, конфискованные новыми властями. На случившиеся деньги Аденауэр приобрел земельный участок в Рёндорфе, построил удобный для семьи дом, в котором и прожил все оставшиеся ему годы.

Рёндорф лежит на правом берегу Рейна в живописной местности почти напротив Бонна. Невысокие, покрытые лесами горы спускаются уступами к реке. Название им — Семигорье — дали четкие контуры семи вершин. В хорошую погоду они покрываются легкой прозрачной дымкой. В предвестии же ненастья мрачнеют и приобретают особую отчетливость. Глядя на них, жители близлежащих мест безошибочно предсказывают погоду на ближайшие два-три дня.

Дом Аденауэра стоит на склоне Скалы Дракона — Драхенфельз, отлого сближавшейся с Рейном. В стороне от Драхенфельза виднеется Петерсберг — одна из верхних точек Семигорья. Многие века здесь жили монахи. В самом начале двадцатого столетия гору откупил владелец известной фирмы 4711, производившей знаменитую «кёльнскую воду» — одеколон. Он построил на ней фешенебельный отель, чье белое здание хорошо видно из Бонна и всех окрестных селений. В 1939 году отель удостоил своим посещением Гитлер, где провел очередную встречу с миротворцем Чемберленом, так и не умиротворившим агрессивного фюрера.

Позднее Аденауэр напишет, что его потрясло, как это Чемберлен не понимал сущности национал-социализма и пытался договориться с Гитлером, как свободные народы позволили провести в 1936 году в Берлине Олимпийские игры и оказывали почтение немецкому фюреру, поработившему своих соотечественников и готовившемуся ввергнуть мир в ужасную войну.

Но это потом. А пока в Рёндорфе шла спокойная, размеренная жизнь. Семья Аденауэра поддерживала контакты с соседями, со священниками из близлежащих церквей, с некоторыми старыми знакомыми, которые вели уединенную жизнь в Бонне и его окрестностях. Дружеские отношения связывали Аденауэра с майором Шлибушем, находившимся в Бонне в качестве представителя Генерального штаба вермахта. Майор приносил свежую информацию о событиях в стране. Позднее он, не одобрявший действий нацистов, окажет Аденауэру помощь в последние месяцы гитлеровской власти.

С началом Второй мировой войны многие контакты прервались. Гитлеровский режим закручивал гайки. Многих арестовывали без всяких обвинений, в превентивных целях. Аденауэр удвоил осторожность, избегал рискованных встреч и разговоров. Сыновья Конрад, Макс и Пауль были призваны в вермахт. Их жены с детьми поселились в Рёндорфе. Вскоре к ним присоединилась Риа с двумя детьми. В доме стало многолюдно и шумно. Аденауэр охотно проводил время с внуками, копался в саду, примыкавшему к дому, разводил свои любимые розы. Всем образом жизни подчеркивал, что погружен в частную жизнь и не интересуется политикой. Не давал нацистским властям никаких поводов для репрессий.

В 1939 году Аденауэр вместе с Гусей провел несколько недель в Швейцарии в сельской местности, пережидая волну шовинистического психоза, охватившего Германию с началом Второй мировой войны.

Появлялись мысли об эмиграции. Но быстро уходили. К Рёндорфу привязывали многочисленная семья, опасение за судьбу сыновей, служивших в армии, да и надежда, что худшее позади и можно относительно спокойно жить дальше.

В середине 1930-х годов бывший деятель партии Центра Якоб Кайзер пытался привлечь Аденауэра к участию в Сопротивлении. В разговоре с ним Кайзер рассказал о группе противников нацизма, якобы действующей в Берлине, и о ее связях с такой же группой в вермахте. Военных он оценивал как решительных людей, готовых устранить Гитлера.

Аденауэр решительно отказался примкнуть к антинацистскому движению. Он скептически говорил о его возможностях, как и об установлении власти военных.

В конце 1943-го — начале 1944 года Кайзер сделал еще одну попытку вовлечь Аденауэра в борьбу с нацистами, но тот просто отказался встречаться с ним.

В это же самое время в Кёльне находился обер-бургомистр Лейпцига Гёрделер — идеолог антинацистского Сопротивления, разработавший платформу преобразований, призванных устранить гитлеровскую диктатуру. Он попытался вступить в контакт с Аденауэром, но получил однозначный отказ.

В успех заговора против Гитлера Аденауэр не верил. Считал, что заговорщики не в силах сокрушить мощную партийно-государственную машину, созданную национал-социалистами. По природе своей он не был заговорщиком. Не обладал и достаточной храбростью. Рассчитывал, что нацистский режим сам изживет себя в силу внутренних противоречий и воздействия извне. Гитлер шел к пропасти, и нужно дать ему упасть в нее.

Трезвый прагматик не мог позволить себе непродуманных шагов, свойственных горячим идеалистам. Аденауэр испытывал страх перед репрессиями, боялся за семью, за собственную жизнь. Его антинацизм выражался в том, что он не участвовал в деяниях режима и терпеливо ждал его крушения. Аденауэр не был героем, способным умереть в борьбе против того, что считал антигуманным и антинародным.

После крушения национал-социализма Аденауэр проявил себя честным человеком. Он осуждал нацизм, но проявлял сдержанность, избегал излишней крикливости. Никогда не причислял себя к борцам Сопротивления, как это делали многие, пережившие нацизм немцы, даже сотрудничавшие с режимом. Его арестуют в связи с заговором 20 июля 1944 года. Но он открыто заявит потом, что никогда не был в контакте с заговорщиками. Он будет с уважением вспоминать казненных Гёрделера, Штауфенберга, но не даст и малейшего повода заподозрить себя в приобщении к их посмертной славе.

Позицию — выжить и обеспечить выживание семьи Аденауэр не считал безнравственной. После войны он избегал осуждать или упрекать людей, бывших на государственной службе при Гитлере, но при удобном случае любил подчеркнуть свою внутреннюю эмиграцию во времена нацистской диктатуры.

Военные годы в Рёндорфе текли спокойно вплоть до покушения на Гитлера. После него в доме Аденауэра появились шесть гестаповцев и предъявили ордер на обыск. Пять часов искали крамолу, взяли несколько папок и книг, опечатали кабинет хозяина. На следующий день обыск продолжили, но ничего так и не нашли.

В конце августа 1944 года гестапо провело по всей Германии акцию под кодовым наименованием «Гроза». Арестовывали известных деятелей Веймарской республики, оставшихся в стране. К Аденауэру пришли гестаповец и полицейский и объявили об аресте. Втроем на трамвае отправились в Бонн.

Местная тюрьма оказалась переполненной, а арестованные все прибывали. Тогда 200 заключенных вывели в тюремный двор, построили и колонной по десять человек в шеренге направили на железнодорожный вокзал. Здесь их ждал специальный поезд. Арестантов привезли в Кёльн, где в ярмарочных павильонах разбили большой концентрационный лагерь. В творение своих рук, которым он гордился, в котором проводил крупные национальные и международные выставки, Аденауэр прибыл в качестве узника.

У вновь поступивших отобрали деньги, перочинные ножи, часы, воротнички, галстуки и подтяжки. Выдали засаленные одеяла. Аденауэра провели в камеру с трехъярусными нарами. Там шла очередная охота на клопов. Двое заключенных трясли одеяла, а третий, сидя на полу, бил клопов молотком.

Капо в блоке был коммунист Цандер. Он узнал Аденауэра и взял его под свою опеку. Видя плачевное состояние бывшего обер-бургомистра, так и не научившегося спать с клопами, Цандер испросил у начальства разрешение поместить его в своей каморке. Тюремщик ухмыльнулся и сказал, что не возражает против объединения красного и черного. Положение Аденауэра улучшилось. Можно было полежать на матрасе, когда тело охватывала слабость. Случалось это все чаще.

В ранние утренние часы заключенные выстраивались во дворе на утреннюю проверку. Коммунистов и социал-демократов затем уводили на работу. Остальные или возвращались в камеры или, когда позволяла погода, проводили время во дворе, опоясанном забором с колючей проволокой.