— Значит, ты все же оставила коробку в машине? — ехидно заметил Брентон. — Это ведь последние бумаги по делу Джонса?

Ханна вообще не открывала эту коробку, поэтому она понятия не имела, что за бумаги были там. Но на этот прямой вопрос нужно было ответить прямо и правдиво, и она положилась на удачу. По сравнению с другими коробками эта выглядела достаточно новой.

— По-моему, да. Да.

— Похоже, что ты точно не знаешь. — Брентон прямо-таки ел ее глазами. — Я замечаю, что в последнее время ты стала невнимательной к деталям. Должен тебе напомнить, что скоро будет переаттестация.

— Мой годовой контракт заканчивается через четыре месяца. — Тут она мысленно добавила, что, если повезет, она уберется отсюда задолго до окончания контракта.

Брентон улыбнулся.

— Я решил сделать переаттестацию пораньше. Тогда я и бумаги в порядок приведу, и облегчу жизнь служащим, проверив качество их работы. Конечно, если обнаружатся проблемы, которые можно исправить, мы тут же и приступим к делу. Начну с тебя.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, — сказала она сухо.

— Я готов закрыть глаза на некоторую небрежность с твоей стороны, если твоя работа покажется мне в общем удовлетворительной.

Понятно, думала Ханна, он уже решил, как ему поступить. Потом она спокойно сказала:

— Ну-ну, Брентон, посмотрим, как ты ко мне относишься.

Купер пытался разыскать в лабиринтах конторы «Стивенс и Вебстер» комнату, в которой работала Ханна, — он нес коробку с документами. Только бы она не вышла куда-нибудь, чтобы скопировать документ или принять почту.

Еще одна… И тут он почувствовал легкий мускусный запах и увидел изящно склоненную шею, на которую спускался локон, выбившийся из прически. Вот она, наконец-то. Повернувшись спиной к входу, Ханна сосредоточенно изучала экран ноутбука, который стоял на книжной полке за ее столом.

Купер поставил коробку на стол и наклонился вперед, чтобы поцеловать ее в шею. При первом прикосновении она резко выпрямилась и затылком ударила его прямо по носу.

Купер охнул и запротестовал:

— Разве можно так обращаться с обожаемым мужчиной?

Ханна повернулась на стуле и смотрела на него, широко распахнув глаза.

— Извини, я не слышала, как ты вошел, думала, это Брентон.

Она нажала на несколько клавиш, и экран, внезапно погасший, снова осветился.

— Что ты делаешь? Сочиняешь резюме?

— Нет, это уже сделано. Я искала список фирм в Интернете.

Большим и указательным пальцами Купер осторожно потрогал свой нос.

— Надеюсь, ничего не повреждено.

— Что тебе сделается? А вот я до смерти перепугалась.

— И это вся благодарность за то, что я привез твою коробку? Я считаю, что, как твой возлюбленный, имею право на… — И он поцеловал ее за ухом, чувствуя, как под его губами пульсирует ее кровь. Она не так холодна, как притворяется. Ему хотелось уткнуться лицом ей в шею и медленно вдыхать ее неповторимый аромат, но она начала нервничать. Купер выпустил ее из объятий, пододвинул к ней коробку и сказал: — Раньше я слышал, что некоторые судебные дела плохо пахнут, но всегда воспринимал это фигурально. Что там внутри?

— Это дело о неуплате налогов, мне пришлось перечитать каждую бумажку за последние пять лет. К сожалению, документов, реабилитирующих господина Джонса, нет.

— Неужели ты прочитала каждую бумажку? Такую скукоту действительно хочется бросить. Теперь я понимаю, почему ты готова ухватиться за любое предложение.

— Не совсем так, я в основном занимаюсь отслеживанием правовой стороны дела, а это очень увлекательно. Но кто-то же должен и этим заниматься.

— И ты так занята, что не сможешь пообедать со мной?

— Могу, но лучше не стоит отрывать меня от работы.

— Можно позвонить, чтобы обед принесли сюда, но можно ограничиться и хот-догом. Я сбегаю за угол и принесу сюда парочку, как?

— Очень здорово! И вообще я рада, что ты заехал. Я не знала номера твоего сотового телефона и потому не могла предупредить тебя, что сегодня задержусь на работе.

— Думаю, не задержишься, — небрежно возразил он.

Ханна нахмурилась:

— Знаешь, Купер, если ты вообразил, что наше соглашение дает тебе право командовать мной… Да и зачем тебе это? Ты же сам говорил, что ждешь не дождешься, чтобы я как можно скорее нашла новую работу и убралась.

— Сегодня особый случай, у нас будет вечером прием.

Ханна испугалась:

— Какой еще прием? Ты пригласил своих подружек на чай, чтобы объявить им о новом распорядке дня?

— Интересная мысль, — задумчиво проговорил Купер. — К сожалению, я забыл об этом приеме и вспомнил только сегодня утром. Тебе обязательно нужно там быть.

— Что это за прием?

— Коктейль и светский треп… Соберется куча разного народа, в основном из тех, кто поддерживает семейный благотворительный фонд.

— И твоя мать тоже будет?

— Она очень хочет познакомиться с тобой.

— Еще бы, — сухо заметила Ханна.

— На самом деле это она устраивает прием, а не я. Она сделала шикарный ремонт и хочет похвастаться перед гостями. А я совсем об этом забыл, тем более что такие вечера проходят обычно очень скучно.

— Можно пригласить Брентона, чтобы оживить обстановку. К тому же я хочу, чтобы между вами наладились деловые отношения. Думаю, в противном случае он расскажет тебе, что я разбила его сердце и бросилась в твои объятия.

Купер слушал ее, но слышал Айсобел — те же расчетливые… спокойные… даже невинные интонации, то же настойчивое желание сделать по-своему.

Может, он недооценивает Ханну? Может быть, она в чем-то и похожа на Айсобел? Ведь у той самоконтроль был доведен до такого совершенства, что она могла по желанию краснеть или бледнеть… конечно, если она усматривала для этого достаточно вескую причину.

Возможно, Ханна не желает, чтобы Брентон распространял эту историю, оттого что история эта была правдивой?

И все же Купер сомневался, что Ханна решила погнаться за ним: выплескивание вина в лицо мужчине не говорит в пользу женщины, желающей привлечь к себе его внимание. Но если подумать, именно это более всего и привлекло его к ней…

Как бы то ни было, правдива ее история или нет — неважно. Интриги Ханны Лоу — или отсутствие таковых — никоим образом не касались его. Он воспользуется возможностью, чтобы насладиться, потом это ему надоест, и он ее бросит.

Вечером Ханна отдала ключ от квартиры Айсобел швейцару управляющего Баррон-Корта.

— Я выехала, и ключ мне больше не понадобится, — сказала она, нажимая на кнопку лифта.

Швейцар посмотрел на ключ и неуверенно сказал:

— Но если вы здесь больше не живете…

— …тогда зачем я поднимаюсь наверх? А это уже к делу не относится. К сожалению, у меня нет времени, я должна подготовиться к приему. Передайте, пожалуйста, чтобы мою почту отныне доставляли в пентхаус. Я буду вам очень благодарна.

Швейцар еще более обеспокоенно посмотрел на нее.

— Вы собираетесь жить в апартаментах мистера Винстона? Уж сколько лет я работаю здесь, но никогда не видел, чтобы с ним кто-нибудь жил.

Ханна подумала, что в этом на Дэниэла можно положиться, он обязательно знал бы, если что.

— Значит, я имею честь быть счастливым исключением.

Она вошла в лифт, прислонилась к стенке, закрыла глаза и постаралась собрать все свое мужество.

У нее не было пути к отступлению. Таковы последствия ее решения. Она сообщила свою новость швейцару, а это равносильно тому, как если бы она дала объявление в местной газете на всю полосу.

Впрочем, чего скрывать? Купер уже рассказал своей матери о Шкатулке влюбленных и своем соглашении с Ханной, отрезав ей все пути к отступлению.

Купер сказал, что его мать очень хочет познакомиться с ней. Ханна нисколько не сомневалась в этом. Если она выдержит в такой обстановке несколько недель, думала она, ей можно бросать работу в юридической фирме, идти прямо в ООН и баллотироваться на дипломатический пост.