В его голосе не было боли. Он всего лишь констатировал факт.

  — Курт, мне очень жаль...

  Он пожал плечами.

  — Они поженились только потому, что мать была беременна мной. И едва терпели друг друга. Все детство я чувствовал собственную ненужность.

  — Тогда я тебя не понимаю. Если это было так тяжело для тебя, то почему ты хотел обречь другого ребенка на подобные мучения?

  — Потому что я — не мои родители.

  Лисса кивнула.

  — Но...

  — Я любил бы своего ребенка. И когда какое-то время я думал, что у меня был ребенок и я потерял его...

  «Это был не ребенок, — сказала она тогда, — это была неприятность». Какой же удар нанесла ему ее ложь, сказанная в пылу гнева!

  Неудивительно, что он стал подобен камню, когда Лисса произнесла эти слова. Возможно, она не смогла бы ранить его сильнее.

  Курт посмотрел на нее так, словно видел ее впервые.

  — В тот день я просто сошел с ума, — продолжал Курт. — Я не пытаюсь найти оправдание — его просто нет. Если бы я знал, что ты не делала аборт, мне не потребовалось бы столько времени, чтобы осознать, каким дураком я был. Лисса, я отдал бы правую руку, если бы можно было повернуть время вспять и вновь пережить те пятнадцать минут нашего разговора.

  — О, только не руку, Курт, — пробормотала девушка. — Без нее будет трудно взобраться на твою знаменитую стену.

  Курт пропустил ее шутку мимо ушей.

  — Мне потребовалось целых шесть лет, чтобы понять: та наша ночь не была случайностью.

  — Конечно, не была, — фыркнула девушка. — Ты все спланировал.

  Он покачал головой.

  — Курт, не надо отрицать, что не было никакого пари!

  — Все было не так, как ты думаешь. Я сказал одному из ребят, что ты будешь давать мне уроки математики, а он начал отпускать шутки, говоря, что, должно быть, я хочу от тебя нечто большее. Но ведь все молодые парни выделываются перед своими друзьями. Я пытался прервать глупые слухи, но после той невероятной ночи...

  Он тоже считает ту ночь невероятной?

  — Сначала я был слишком ошеломлен, чтобы думать. Со мной прежде никогда такого не случалось. Но ты была похожа на испуганного кролика и в такой спешке убежала из моей комнаты... — Он вздохнул. — А на следующий день начались сплетни, которые было уже не остановить.

  А услышав о пари, она вообще отказалась с ним разговаривать...

  Да, мы оба оказались дураками, подумала Лисса. Если бы они тогда поняли свои чувства к друг другу, их взаимное влечение могло бы перерасти в нечто большее.

  Но теперь уже нет смысла размышлять о случившемся.

  — В тот день ты не захотела уделить мне минуту внимания, — продолжал Курт. — Я и подумал, что тебе это не нужно, и прекратил попытки. Даже убедил себя в том, что не стоит доверять женщинам, которые сначала спят с тобой, а потом поворачиваются к тебе спиной.

  — Подожди-ка... Я повернулась к тебе спиной?

  — Я не говорю, что тогда был прав, но, разумеется, ты причинила мне боль, когда ушла с безразличным видом. И когда я начал подозревать, что ты была беременна и даже не сказала мне...

  Она тяжело вздохнула.

  — Я же говорила тебе, Курт, что не была в этом уверена на сто процентов. Мне нечего было тебе говорить. Я не видела никакого смысла в том, чтобы подойти к тебе и поделиться, возможно, беспочвенными подозрениями.

  Курт слегка улыбнулся.

  — Да, теперь я все понимаю. Должно быть, ты испытала облегчение, когда все закончилось... но мне очень жаль, что все не произошло по-другому.

  Девушка остановилась в нескольких шагах от дверей пансиона.

  — Это не было облегчением, — возразила она. — Что ж, я пришла.

  Курт больше не смотрел на Лиссу. Все его внимание было сосредоточено на фасаде дома, и на мгновение девушка поняла, о чем он думает, глядя на этот дом. Подъезд грозил в любую минуту развалиться. Лестница осела. С двери облетела краска.

  — Мне очень не хотелось бы, чтобы ты здесь жила, — сказал Курт. — Но, боюсь, моего желания будет мало.

  — Правда? Тогда почему же ты развопился, когда Ханна хотела отдать мне свой дом?

  — Потому что мне не хотелось, чтобы он принадлежал тебе, — признался Курт.

  — Звучит противоречиво.

  — Я не хотел, чтобы между нами стоял дом, чтобы мы каждый раз ругались из-за него, как это делали мои родители. — Курт повернулся к Лиссе лицом и положил руки ей на плечи. — Я не желал, чтобы ты была связана домом, потому что хотел взять тебя с собой.

  Ее сердце учащенно забилось и готово было вырваться из груди. Такого она прежде никогда не чувствовала.

  — Лисса, пожалуйста, дай мне еще один шанс. Мне очень трудно, — проговорил Курт.

  Девушка долгое время смотрела на него. Что-то было в выражении его лица, буря страстей в его взгляде...

  — Я иду внутрь.

  Его хватка усилились, а потом ослабла. Он отпустил ее руку.

  — Хорошо. Спасибо, что выслушала. Могу я как-нибудь позвонить тебе?

  — Если хочешь, можешь войти. — Лисса начала подниматься, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет он за ней или нет. Девушка и так это знала, все тело пылало — он был прямо за ее спиной.

  Лисса открыла дверь и сказала:

  — Теперь у меня есть микроволновая печь, так что я могу нагреть воды для кофе или чая. Что ты будешь?

  Курт пожал плечами.

  — Кофе, наверное.

  Лиссе нужно было занять чем-нибудь руки. Она наполнила водой из графина две кружки и поставила их в крошечную микроволновую печь. Девушка краем глаза заметила, как Курт подошел к каминной доске.

  Там больше не было маленькой рождественской елки, но в центре каминной доски восседал Тукс — талисман, который Курт подарил ей на Рождество.

  По удивленному вздоху мужчины Лисса поняла, что он увидел серебряный сувенир.

  — Ты сохранила его. — Курт повернулся к Лиссе. Его глаза сияли. — Ты не выбросила его. Почему, Лисса?

  — Потому что он сделан из серебра.

  — Только снаружи. Так что он не представляет большой ценности.

  Девушка достала две кружки с горячей водой и добавила в них быстрорастворимый кофе.

  — Тукс ни в чем не виноват.

  — Да. Только я. Минуту назад ты сказала, что не испытала облегчение, когда поняла, что не беременна. Почему, Лисса? Потому что ты хотела ребенка?

  — Потому что я так и не узнала правды. Все эти годы я пробовала убедить себя в том, что не была беременна, что это было всего лишь игрой моего воображения. Но... не смогла забыть...

  — Ребенка?

  Лисса кусала губы.

  — Нет, Курт. Я не смогла забыть тебя.

  Мужчина не двигался. Когда он заговорил, его голос был нежным:

  — Однажды ты спросила, почему у меня было так много женщин и ни с одной из них меня не связывали серьезные отношения. Ты была причиной этому, Лисса. Ни одна из этих женщин не была тобой.

  Лисса отвернулась.

  — Если ты ждешь, что я поверю тому, будто все эти годы ты страдал без меня...

  — Это правда. Тогда в раздевалке, еще не зная, кто ты, я готов был подраться с атлетами, которые пускали слюни, глядя на тебя. Ты уже была моей, и в глубине души я знал это. Я люблю тебя, Лисса.

  Девушке хотелось плакать, смеяться, кричать от счастья.

  — Знаю, что я не сделал ничего хорошего, чтобы доказать свои слова. Но клянусь, я докажу...

  — Да, — промурлыкала Лисса. — И начнешь это делать прямо сейчас.

  Курт крепко обнял девушку и жадно приник к ее губам. Этот поцелуй говорил больше, чем простые слова. Затем мужчина с неохотой отпустил Лиссу и положил свои руки ей на плечи. Когда он заговорил, в его голосе звучало беспокойство:

  — Ты пойдешь со мной, Лисса? Будешь со мной работать? Выйдешь за меня замуж и возьмешь себе бабушкин фарфор?

  Последнее сомнение вспыхнуло в девушке.

  — Я не знаю, Курт. Я люблю тебя, но если честно, боюсь...

  В глазах мужчины читалась боль.

  — Потому что я не слушал тебя. Потому что не верил тебе и думал, что ты могла совершить такой? ужасный поступок, как аборт. Клянусь тебе, такое больше не повторится. Со временем ты поймешь, что сейчас я говорю тебе правду. Только дай мне последний шанс, Лисса!