Он смотрит на часы. Вешает карту на место.

— Ну, всего доброго.

Врач быстро выходит из палаты и закрывает за собой дверь.

После ухода доктора Минга Джейни смотрит на Кейбела.

— Ты не должен допустить, чтобы такое повторилось! Ты разве не понял, что сон поймал меня в ловушку? Я не могла выбраться, Кейб. Уже решила, что мне конец.

Кейбел с изумлением и обидой смотрит на нее.

— Я, конечно, видел, как ты борешься, но откуда я мог знать, что можно вмешиваться? А вдруг ты бы взъелась на меня за это? Да и вообще — что я должен был делать? Тащить тебя в коридор? Это же, блин, больница, Ханнаган. Увидели бы тебя в таком состоянии, вмиг бы на каталку уложили и продержали здесь весь день. Да еще счет бы выставили.

— Лучше уж так, чем торчать в этой трескучей пустоте. Неудивительно, что этот парень чокнутый. Я там пробыла всего несколько минут и то чуть умом не тронулась. А насчет того, куда тащить, — холодно добавила она и кивнула на дверь ванной комнаты в палате. — Не подумал?

Кейбел закатывает глаза.

— Да, виноват, не сообразил. Не дошло, каюсь. Знаешь, я не могу каждую секунду думать о твоих дурацких заморочках. В моей жизни есть и другие...

Он резко замолкает.

У Джейни отвисает челюсть.

— Ох, блин! — Он с виноватым видом делает шаг к ней.

Она делает шаг назад.

Трясет головой, отводит взгляд, поднеся пальцы к губам. К глазам подступают слезы.

— Джейни, ты не так поняла. Я не то имел в виду.

Джейни закрывает глаза и тяжело сглатывает.

— Нет, — говорит она, хотя и понимает, что стоило помолчать. — Ты прав. Извини. — У нее вырывается горький смешок. — Это даже здорово, что ты так вот высказался. Правильно. Вот скотство какое!

— Да ладно тебе, — говорит он ей. — Иди ко мне.

Кейбел снова идет к ней, и теперь она не шарахается в сторону, а шагает ему навстречу. Он запускает пальцы ей в волосы, прижимает ее к груди, целует в лоб.

— Прости. Я совсем так не думаю. Просто я... что-то не то ляпнул.

— Да ну? То есть на самом деле тебя не волнует то, что происходит со мной? И то, как это может повлиять на тебя?

— Джейни...

В глазах Кейбела растерянность.

— Ну?

— Что «ну»? Что ты хочешь от меня услышать?

— Я хочу услышать от тебя правду. Ты на самом деле не беспокоишься? Ни капельки?

— Джейни, — повторяет он. — Не надо. Ну зачем ты так?

Но ее вопрос так и остается без ответа.

Для Джейни этого более чем достаточно. Она закрывает глаза.

— Думаю, я малость переутомилась, — шепчет девушка после короткого молчания и встряхивает головой. По крайней мере, теперь она знает. — Уже крыша едет.

— Неужели? — Кейбел тихонько хихикает.

— Это называется, отдохнули недельку.

Кейбел фыркает.

— Да уж. Кажется, вечность прошла с тех пор, как мы нежились на солнышке.

Джейни молчит, думая о своей матери, об отце, да мало ли о чем. О Кейбеле и о собственных, как он выразился, «дурацких заморочках». А еще она вдруг задумывается о том, кто будет оплачивать больничный счет. Хочется, конечно, верить, что у этого Генри есть деньги, но уж больно он похож на бездомного.

— Нет страховки! — вслух восклицает она и бьет головой в грудь Кейбела. — Ну и ну!

— Это не твоя забота.

Джейни глубоко вздыхает.

— Тогда почему я чувствую ответственность за все это?

Кейбел молчит.

Джейни смотрит на него.

— Что скажешь?

— Ждешь от меня анализа?

Она смеется.

— Вот именно.

— Ладно. Мне, конечно, придется пожалеть о своих словах, но делать нечего. Ты слишком привыкла считать себя ответственной за свою мать. И когда появляется этот беспомощный малый, которого объявляют твоим отцом, ты инстинктивно начинаешь считать себя в ответе и за него тоже, тем паче что он, похоже, еще больший обалдуй, чем твоя мамаша. Хотя, Бог свидетель, мы и не думали, что такое возможно.

Джейни вздыхает.

— Да я просто пытаюсь со всем этим разобраться, понимаешь? Решаю одну проблему задругой, всякий раз надеясь, что уж эта-то куча дерьма последняя. Но стоит ее разгрести, заглянуть вперед, а там еще одна на подходе. Только и остается уповать, что хоть когда-нибудь все это закончится и я буду свободна.

Джейни смотрит на Генри и подходит к кровати.

— Только на самом деле никогда это не кончится, — говорит она и долго смотрит на отца.

Думает.

Размышляет.

А не пора ли все изменить?

Не пришло ли время отвечать только за одного человека?

_____

— Пошли, — после долгого молчания говорит она Кейбелу. — Вряд ли мы можем ему помочь. Пойдем, будем ждать, когда маме позвонят и скажут, что он... что все кончено.

— Как скажешь, милая.

Вслед за Джейни Кейбел выходит из палаты. Кивает Мигелю, и тот отвечает сочувственной улыбкой.

— Что теперь? — спрашивает Кейбел, взяв Джейни за руку, по пути к машине. — Заедем куда-нибудь, перекусим?

— Нет, думаю, будет лучше, если ты отвезешь меня домой. Мне нужно подумать. Да и проверить, как там мама.

— А... понятно, — говорит Кейбел без видимого огорчения. — Тогда вечером?

— Да, — рассеянно отвечает Джейни. — Это будет то, что надо.

_____

13.15

Джейни бросается на кровать. Зарывается лицом в подушку.

Вентилятор включен на полную мощность, окно закрыто, занавески задернуты, чтобы не впускать уличный зной. В доме, правда, все равно жарко, но Джейни не до того: прошлой ночью выспаться ей не удалось и она наверстывает упущенное днем. Сновидения у нее хаотичные, отрывочные — то она видит волосатого бродягу, то матушку, разгуливающую нагишом во дворе, то мистера Дурбина, угрожающего ее прикончить, то компанию с Холма, выстроившуюся по обе стороны улицы, все они указывают на нее пальцами и выкрикивают: «Тайный агент».

Потом она видит умирающую мисс Стьюбин, и хотя та уже давно умерла, это все равно ужасно. Во сне Джейни плачет, а когда просыпается, ее глаза влажны от слез.

Впрочем, все остальное тоже. Она вспотела так, что намокли простыни. И все тело ломит, будто ее основательно отколошматили.

Джейни терпеть не может такие сны.

_____

16.22

Она всовывает ноги в кроссовки, потягивается и с бутылкой воды в руке направляется к двери. Наверное, это то, что ей сейчас нужно. В конце концов, она не тренировалась целую неделю.

Она выходит на дорожку, чувствуя под ногами скрипучий гравий, переходит на бег трусцой. Жаркое солнце размягчило черные пятна гудрона, и кроссовки оставляют на них вмятины. Спина взмокла, пот стекает между грудей. Ноги устали, но она не позволяет себе ни остановиться, ни даже сбавить темп и добегает до самого дома престарелых, даже не сообразив, куда, собственно говоря, направляется. Четкий ритм движения и дыхания словно прокачивает дурные мысли и воспоминания через ее сознание, чтобы выдуть их оттуда.

Правда, без особого успеха.

Забежав на асфальтированную парковочную площадку, девушка останавливается. Стоит на истертой разметке, которую давно никто не обновлял, и смотрит на небо, раскинувшееся над кронами огромных кленов. Вспоминает, как несколько лет назад на 4 июля вместе с тремя обитателями дома престарелых любовалась салютом на ночном небе. Все они охали и ахали от восторга, хотя одна из них была слепой.

Такой же слепой, какой будет Джейни.

«Ах, мисс Стьюбин».

Тяжело дыша, Джейни опускается на горячий асфальт и дает волю слезам, выплакивая всю горечь восемнадцатилетней девчонки, влюбленной в парня, который не хочет говорить о ее бедах. Девчонки, которая лишена обычной жизни своих сверстниц и вынуждена нести неподъемную тяжесть забот, пригибающую ее к земле, не дающую продыху, и в сотый раз спрашивать неизвестно кого, за что именно ей выпал такой жребий. И о том, не совершила ли она страшную ошибку, согласившись работать на капитана и ускорив тем самым наступление слепоты в обмен на чью-то выгоду. Быть может, ее судьба сложилась бы иначе, если бы она не прочитала ту проклятую зеленую тетрадь, если бы восьмилетним ребенком не села в тот злополучный поезд. Если бы хоть когда-нибудь по-настоящему контролировала свою жизнь.