Зверь, однако, все не покидал своего укрытия. В конце концов Бранза спустилась с холма и громко позвала:
— Медведь, выходи! Хватит на сегодня баловства! Живо вылезай!
Она отважилась войти в пещеру, на ощупь прошла весь туннель и вернулась к выходу: Медведь исчез. Бранза знала, как проворно он умеет двигаться, и все же была уверена, что не могла упустить его. Тем не менее из пещеры не доносилось ни скрежета когтей, ни шумного сопения зверя. Бранза слышала лишь тихую работу своих легких, маленьких и усталых, да скучный скрип собственных башмаков.
Девушка вышла наружу, чтобы глотнуть свежего весеннего воздуха. После теплой, душной, похожей на склеп пещеры ей не терпелось вдохнуть запахи талого снега, влажной земли и первой зелени; ощутить силу новой жизни, наполняющую воздух, кожей почувствовать ветерок, который холодит щеки и прижимает платье к ее ногам, вдруг ставшим слабыми и неустойчивыми.
Эдда дотронулась до лица и посмотрела на перепачканные черным пальцы. Я грязная, — изумленно подумала она. — Он меня всю измазал!
С дальнего конца улицы доносились крики и смех. С другой стороны, даже не посмотрев на Эдду, пробежали две крепкие девицы с голыми руками. На бегу они визжали от страха, спотыкались и громко хохотали. Их лица тоже были перемазаны черными полосками и пятнами, должно быть, как и у нее. А глаза, глаза…
Я здесь! — мысленно промолвила Эдда, провожая взглядом грязные пятки убегавших девиц. — Я в ином мире, рядом с живыми людьми, с…
Перед ней вдруг опять вырос он — голоногий парень в костюме медведя. Не примчался с конца улицы, не повернул из-за угла, не перепрыгнул через живую изгородь, а просто появился. Ох, да это же другой парень, хоть и в шкурах! Тот был шатеном, а этот — черноволосый!
— Черт возьми! — Он хлопнул себя по бокам и поддернул вверх высокую шапку с медвежьей головой. — Ты! — Парень немного отдышался. — Одна из сестер, Эдда!
— Откуда ты меня знаешь? Ты же не из нашей деревни!
— Может, из вашей, а может, и нет, — отдуваясь, проговорил незнакомец. — Я убегал, она догоняла. — Он пристально поглядел на Эдду. — Ты разбила сердце своей сестре. Бранзе.
— Она еще не успела сообразить, что меня нет!
— Глупая, с тех пор уж три зимы минуло! Разве… — Откуда-то вновь послышались женские крики и визг. Парень посмотрел по сторонам. — Что, праздник еще длится? О небо. Неужели я в том самом дне, когда улетел отсюда? Или в том же дне, но в другом году?
— О каком дне ты все бормочешь?
— О Дне Медведя, разумеется! С чего бы иначе мне выряжаться в шкуры?
Небольшая толпа, бегущая с конца улицы, резко остановилась.
— Медведь! — заорал кто-то.
Эдда еще никогда не встречала столько людей с совершенно разными, непохожими лицами.
— Тот же день, — ошеломленно повторил незнакомец. — Я помню, у Тэда на лбу была царапина…
— О-о, и кто же эта счастливица? — шутливо поинтересовался один из парней в толпе.
— Эй, Медведь, не вздумай улизнуть со своей подружкой! — выкрикнула девушка, перемазанная сажей. — Сегодня ты принадлежишь всем!
Незнакомец в медвежьих шкурах развернулся и с громким ревом бросился за толпой. Эдда не раздумывая помчалась за ним. Что вообще происходит? Если это игра — очень хорошо, она обожает такие забавы, где нужно бегать и кричать, тем более что мать и сестру поиграть не заставишь. Поглядите на них: взрослые люди, а испачкались, как дети, да еще носятся со всех ног, вопят и хохочут! Глаза вытаращены, рты разинуты, лица перекошены — все вопят и удирают прочь, а тот, кто одет медведем, видимо, должен их догнать.
Эдда узнала улицу, мощенную каменными плитами. Так, а вот здесь идет широкая дорога, сперва в гору, затем вниз… Это же ее родной город, подумала Эдда, стоя в сторонке, пока юноша, наряженный в медвежьи шкуры, ловко хватал за юбки девушек и женщин, звонко чмокал куда ни попадя и вымазывал сажей со своих рук и лица. Погодите, но откуда столько домов и людей? И от густой смеси запахов кружится голова — пахнет фермой, отходами и… Жизнь вокруг била ключом, бурлила с такой силой, что Эдде, почти как Бранзе, вдруг захотелось, чтобы яркая круговерть на миг остановилась, и она смогла рассмотреть все как следует.
Ряженый вновь издал победный вопль и ринулся вдогонку за новыми жертвами. Эдда прибилась к группе девушек, которых «медведь» оставил позади. По всей видимости, этим ничего не грозило, поскольку они уже были выпачканы сажей с ног до головы. Мелькнуло несколько вроде бы знакомых лиц (разве Типпи Дирборн была такой малышкой, когда Эдда ее в последний раз видела?), но в основном все девушки были взрослые, громкоголосые и нагловатые, — с такими она никогда не водила дружбы.
— Наш медведь здоров бегать! — со смехом проговорила одна из девиц.
— Странно, как он еще язык на плечо не вывалил! — подхватила ее товарка. — Я и то с ног валюсь, а этот носится с самого утра!
— Это все волшебство! — сказала третья девушка за спиной у Эдды. — Девичьи поцелуи придают Медведю сил. Помните, как Рамстронг бегал, даже когда уже стемнело?
— Скорей бы уж булочники поймали его и начались танцы!
— Торопись, Мэдди! Подбери повыше юбки, сегодня никто тебя не осудит!
Город мелькал перед глазами Эдды в коротких перебежках и остановках, знакомый и в то же время чужой. В некоторых домах окна были плотно закрыты ставнями, в других — украшены гирляндами и венками, из-за занавесок с улыбками выглядывали пожилые женщины и мужчины. Улицы кишели народом. Маленькие дети сидели на плечах у отцов, кто-то визжал от ужаса, кто-то, напротив, вопил от восторга и жестами подзывал к себе Медведя. Многочисленные запахи — помады для волос, немытого тела, сухого сена, лука, человеческого пота и еще один незнакомый, кисловато-горький аромат, похожий на запах дрожжей, — по очереди проносились мимо Эдды и будоражили ее ноздри. Все было такое живое, яркое и сочное, что она даже растерялась, не зная, то ли ей съежиться где-нибудь в темном уголке, то ли во все горло кричать от счастья.
Погоня закончилась на городской площади, где рос большой ясень. Несколько мужчин, одетых в костюмы булочников, выпрыгнули из-за угла, повалили Медведя на землю и начали колотить мешками с мукой, отчего все вокруг, включая черные от сажи лица, припорошило белым. Девушки приветствовали это действо радостными возгласами. Под конец появился человек с большим топором. Через легкий туман мучной пыли Эдда разглядела, что он проводит топором по мохнатой груди Медведя, как будто сбривает шерсть.
— Тизел! Тизел! — восхищенно закричали девушки. Юноша-Медведь продемонстрировал толпе свои крепкие мускулы и грозно заревел.
— Все, ты укрощен, — громко объявил человек с топором. — Прекращай реветь, ты опять человек. Больше не смей лапать девиц и чернить им щеки! Держись, как подобает мужчине, приходи в трактир к Келлеру и утоли голод человеческой пищей, отведай доброго эля.
Одна из девушек пробилась сквозь толпу, подбежала к Медведю и запечатлела долгий поцелуй на его губах, затем с сияющей улыбкой повернулась к своим подружкам, демонстрируя белые от муки щеки и ярко-красный язычок. Ладони, которыми она гладила мохнатую шкуру на груди и животе юноши, тоже почему-то стали красными.
— Кыш, срамница! — расхохотался человек с топором и затолкал девушку назад в одобрительно гудящую толпу.
Эдда последовала за людским потоком к «Свистку» Келлера. На улице, где стоял трактир, остро чувствовался тот самый кисловато-горький запах, который Эдда ощущала в дыхании многих мужчин, а в переполненном заведении уже началось шумное веселье. Двое молодых людей, одетых Медведями, бурно приветствовали третьего — того, что звали Тизелом. Их лица тоже были вымазаны сажей, в волосах белела мука. Люди хлопали Медведей по спине, совали им в руки кружки, громко ударяли о них своими кружками и пили пенящуюся жидкость, которая издавала тот самый горький запах.
Никем не замечаемая, Эдда ходила среди толпы, пытаясь найти знакомых девушек, но их раскрашенные лица сбивали ее с толку. Мужчин она узнавала легче, хотя и тут не могла не заметить определенной разницы. Главное отличие состояло в том, что все они выглядели моложе. На щеках и подбородках тех, кого Эдда помнила бородатыми, только пробивалась первая щетина; прежде заметная проседь в золотистых, каштановых и черных волосах тоже исчезла. Раз или два Эдда хотела поздороваться, однако не сделала этого, усомнившись, что действительно знает этих людей в их нынешнем воплощении. Лучше просто посмотреть да послушать, решила она, и пока ничего не предпринимать.
