Наконец пришла зима. Теперь Медведь почти все время грелся на полу перед очагом. Как-то раз он приволокся из леса весь мокрый и перепачканный. Вернувшись домой, мать и дочь сморщили носы от резкой вони, а когда увидели, что стены и потолок домика заляпаны пятнами грязи, которую стряхнул с себя зверь, терпение Лиги лопнуло.

— Вон! Пошел вон отсюда! — закричала она и шлепнула Медведя по морде мокрой тряпкой, которой стирала со стола. — Посмотри, какой свинарник ты тут устроил! Найди себе берлогу и ложись спать, как положено медведям!

Бранза, конечно, уговорила бы Лигу не прогонять Медведя, но на уборку грязи ушло несколько часов, и это перевесило ее привязанность к животному. Тоненькая невысокая мать сердито выталкивала огромного хищника. Это выглядело странно, как если бы котенок шипел на волкодава: перед неукротимой яростью маленького зверька раболепно съежившийся медведь в страхе пятился прочь. Бранза понимала, что он действительно виноват и все старания защитить большого неряху ни к чему не приведут.

Медведь заглянул в избушку еще пару раз, а потом пропал до самой весны. Когда Бранза неожиданно повстречалась с ним в лесу, он пришел в радостное возбуждение, да и у нее самой так взыграло сердце, что она позволила зверю облизывать и тискать ее сколько угодно. В порыве ласки, однако, Медведь стащил с плеча Бранзы платье и оголил одну грудь. Несмотря на шутливые протесты девушки, лесной зверь крепко прижал ее к дереву и принялся настойчиво лизать розовый сосок, словно мед, вытекающий из битого горшка. В конце концов Бранза растерялась, испугавшись силы своих ощущений и их новизны. Другие части тела, отозвавшиеся на прикосновения шершавого медвежьего языка, располагались весьма далеко от соска, но при этом были связаны с ним невидимой нитью, словно кукла с рукой кукловода.

Вскоре страх возобладал над прочими чувствами, смех Бранзы перешел в сердитые крики. Она уже не отталкивала Медведя в игре, но по-настоящему шлепала его по носу. Бранза видела, каких усилий стоило зверю отстраниться от нее — он действовал вопреки всем инстинктам. На мгновение Медведь даже оскалил зубы, отчего девушка испугалась еще больше.

Она опрометью побежала через лес, домой, к матери, на минутку остановившись у ручья, чтобы смыть с груди слюну Медведя, избавиться от его запаха. Взбудораженная девушка не знала, как поступить: рассказать обо всем матери и узнать, чего добивалось животное, или промолчать. Добравшись до дома, Бранза склонилась ко второму решению.

При следующей встрече Медведь держался гораздо спокойнее, однако по мере того, как солнце катилось в лето, чувствовал себя все уверенней. Он придумал игру в догонялки, такую же, в какую играл с сестрами первый Медведь, когда они были маленькими. Теперь Бранза наслаждалась этой забавой, испытывая легкую ностальгию и определенную острую радость, которую, она знала, ощущала бы сейчас Эдда.

Тем не менее правила игры изменились. Убегая, Медведь нарочно выбирал заросли погуще, а Бранзе приходилось лезть за ним. Острые шипы цеплялись за ее платье, либо же колючие кусты смыкались позади девушки плотной стеной, и тогда уже Медведь спешил ей на выручку. Поначалу Бранзе казалось, что зверь ведет себя очень воспитанно, даже галантно, и старается уберечь ее от царапин, но в третий раз он заманил Бранзу в такую ловушку, что она поняла: это не случайность. К тому же в объятиях животного ощущалось нечто грубое, отнюдь не похожее на заботу. Позже ему удалось еще раз обмануть Бранзу: она бездумно забежала вслед за Медведем в пещеру, а потом еле вырвалась из сильных лап мохнатого чудовища, с глухим ворчанием прижавшего ее к каменной стене; еле отбилась от натиска звериных инстинктов, что держали Медведя в плену так же крепко и слепо, как он держал ее саму.

— А где Медведь? — Лига, работавшая в огороде, распрямила спину.

Бранза пожалела, что перед возвращением домой не успела как следует пригладить волосы и оправить платье.

— Стукнула его по лбу и прогнала, — солгала она. — Надоел.

— Вернется, куда он денется. — Лига опять склонилась над глянцевыми черешками зелени на грядке. — Завтра же и придет. Бочком, бочком — глядишь, а он уже в дверях. Поглядит на тебя эдак жалобно, ты, как всегда, его и простишь.

Так оно и вышло. С каждым месяцем неловкость усугублялась. Лига все строже следила за дочерью, Медведь становился все более расчетливым, а Бранза, желавшая лишь покоя, была вынуждена мириться и мирить обоих. В ее душе отвращение к Медведю боролось с новым, неизведанным дотоле возбуждением, а любовь и привязанность по отношению к матери чередовались с духом противления и бунтарства.

Вновь пришла зима. Медведь не смел и носа казать в избушку, хотя частенько маячил на полянке перед домиком, особенно в ясную погоду. Затем он снова исчез — видимо, где-то залег в спячку. Несколько холодных месяцев прошли без хлопот и треволнений. Лиге дышалось легче, да и Бранза чувствовала себя не так стесненно. Белый пушистый снег укрывал избушку, за стенами которой в любви и согласии, покойно и уютно, точно близнецы в утробе, коротали зиму мать и дочь.

Бранза более или менее забыла о Медведе, и когда весенним днем впервые вышла погулять в лес, вообще не думала о нем и его сородичах. Вскоре, однако, девушка случайно наткнулась на медведя — нового, незнакомого, поменьше прежних. Зверь стоял в ручье и охотился на лосося. Первое, что подумала Бранза: откуда он взялся? Из того же места, что и первые два? Затем ее посетила смутная надежда: а вдруг вместе с этим животным из мира медведей и карликов вернулась и Эдда? Может, она где-то поблизости?

Медведь поймал крупного лосося, перешел ручей и, усевшись почти у ног Бранзы, начал поедать добычу. Судя по его виду, он не хотел ничего иного, кроме как насытиться. Когда он оторвался от еды и поднял голову, его темные глаза ничего не выражали, и Бранза поняла, что перед ней просто дикое животное, вроде тех многочисленных птиц, кроликов и оленей, о которых она привыкла заботиться.

— Доброе утро, дружок, — промурлыкала она и потрепала зверя по холке, однако он невозмутимо продолжал свою трапезу.

Медведь разделался с одной стороной рыбы и уже перевернул ее, чтобы приступить ко второй половине, но тут за спиной Бранзы раздался шум, который заставил его отвлечься и поднять морду. Между деревьями стоял еще один медведь, тот самый, которого Бранза не видела еще с сумрачной поздней осени. В его движениях появилась какая-то медлительность, угловатость, но гораздо больше девушку изумило иное — по ее спине пробежали мурашки, как много лет назад, когда она впервые увидела карлика, — то, насколько второй Медведь отличается от новичка. Бранза вновь поразилась разумному, осмысленному выражению глаз своего старого знакомого; от него опасно веяло неизвестностью, тогда как все прочие живые существа, которых она знала — конечно, за исключением Эдды и Лиги, — были абсолютно предсказуемы. В следующий миг Бранзу осенило: молодое животное — это самка, и второй Медведь хочет с ней спариться.

Он заковылял по направлению к ним. Медведица недовольно фыркнула, бухнулась в воду и перебралась на другой берег. Бранза услышала плеск, но не обернулась, так как Медведь, еще не отошедший от зимней спячки, с тяжелой дурной головой и мутными глазами, бежал прямо на нее, угрожающе оскалив зубы. Именно этими острыми клыками он разорвал на части карлика. Неужели Медведь собирается напасть?

Не веря своим глазам, она сидела и смотрела на надвигающуюся смерть; ни одно дикое животное доселе не источало по отношению к ней такой враждебности. Бранза еще никогда не ощущала себя столь хрупкой и уязвимой; казалось, ее душа уже не имеет значения, и вся она — просто большой кусок пищи.

В самый последний момент в глазах Медведя вдруг сверкнуло узнавание. Зверь резко замедлил бег, едва не споткнувшись, и растерянно плюхнулся на зад, обдав Бранзу облаком отвратительной вони изо рта, в котором остатки еды гнили целую зиму.

— Медведь! — негромко обратилась она к животному. Сердце Бранзы бешено колотилось, голос дрожал. — Что ты задумал?